Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием
Шрифт:
Цзы Чжан сказал:
— Цзы Вэнь из царства Чу трижды становился первым советником — и на лице его не было радости. Трижды получал отставку — и на лице не было досады. Оставляя свой пост, он непременно знакомил преемника со всеми делами. Что можно сказать о таком человеке?
— Что он истинно предан, — ответил Учитель.
— А был ли он истинно человеколюбивым? — спросил Цзычжан.
— Не знаю, — сказал Учитель. — Да и можно ли это считать проявлением истинного человеколюбия?
Цзы
— Когда Цуй-цзы из царства Ци убил своего правителя, у Чэнь Вэнь-цзы было десять четверок коней — он бросил их все и бежал. А прибыв в другую страну, заявил: «Здешний правитель — совсем как наш Цуй-цзы». И снова бежал. Прибыл еще в одну страну и опять заявил: «Здешний правитель — совсем как наш Цуй-цзы». И снова бежал. Что можно сказать о таком человеке?
— Что он истинно честен, — ответил Учитель.
— А был ли он истинно человеколюбивым? — спросил Цзычжан.
— Не знаю, — сказал Учитель, — можно ли это считать проявлением истинного человеколюбия?
V, 24
Учитель сказал:
— Кто говорил, что Вэйшэн Гао честен? Некто попросил у него уксуса, а тот выпросил у соседа и дал уксус.
VI, 29
Учитель сказал:
— Придерживаться неизменной середины — вот наивысшая добродетель. Но, увы, сколь мало людей, что способны следовать этому!
VIII, 10
Учитель сказал:
— Когда почитают смелость и презирают бедность, быть смуте. И когда не—навидят лишенных человеколюбия, быть смуте.
VIII, 12
Учитель сказал:
— Нелегко найти человека, который, проучившись всего лишь три года, не мечтал бы получить казенное жалованье.
VIII, 16
Учитель сказал:
— Заносчив и не прям, невежественен и не кроток, не обладает способностями, и к тому же не честен — такого рода людей я просто не понимаю.
XIII, 24
Цзы Гун спросил:
— Что Вы скажете о том, кого любят все односельчане?
Учитель ответил:
— Никчемный человек.
— А что скажете о том, кого ненавидят все односельчане?
— И этот человек никчемный. Лучше, если человека любят хорошие односельчане, а недобрые — ненавидят.
«Размышлять и не учиться — губительно»
Выявление культуры в себе — это вечное учение, образование. Процесс
учения для Конфуция составляет часть постижения глубинной сути Ритуала-ли. Более того — нет особой разницы между учителем и учеником, и лучшим наставником оказывается именно тот, кто лучше всех учится сам.Он готов обучаться сему, что соответствует либо Ритуалу, либо приближает его к состоянию ритуального единства с Небом. Известно, что, когда Учитель заходил в Большой или Великий храм, посвященный Чжоу-гуну, основателю царства Лу, он задавал много вопросов.
Кто-то заметил:
— Кто говорил о том, что сын человека из Цзоу (отец Конфуция Шулян Хэ происходил из местечка Цзоу — А.?М.) что-то понимает в Ритуале? Стоит ему зайти в Великий храм, как он тотчас начинает задавать массу вопросов буквально о каждой мелочи.
Конфуций, услышав это, ответил:
— Задавать вопросы — само по себе уже и есть соответствие Ритуалу-ли (III, 15).
Конфуций вновь и вновь подчеркивает необходимость учения (сюэ), это становится важнейшим моментом его проповеди. Именно с учением он связывает совершенствование человека, а точнее, «выявление человеческого в человеке». Пустые раздумья без изучения канонов губительны. Внутри себя все равно не найдешь того, чем обладала «высокая древность», поэтому ей следует целенаправленно обучаться. «Я часто целые дни не ем и целые ночи не сплю, все думаю, но от этого нет пользы. Лучше уж учиться».
Для Конфуция учение есть не просто изучение Ритуалов, а изучение примеров древности, поступков и настроя сознания древних правителей. Надо изучать примеры их жизни и размышлять, постоянно размышлять над ними, воплощая внутри себя их образы, впуская в себя их дух. «Учиться и не размышлять — напрасная трата времени; размышлять и не учиться — губительно».
Учиться надо всегда и везде, не стесняясь учиться даже у прохожего и простолюдина. «Идя в компании двух человек, я все равно найду, чему научиться у них. Хорошие качества я постараюсь перенять, а узнав о плохих чертах у других, я постараюсь исправить то же самое у самого себя».
И в этом мотиве вечного служения вновь проступает суть личности самого Конфуция. Он уже не надеется прозреть истину путем медитаций и раздумий. Только учиться, только накапливать знания, только читать древние каноны и размышлять над поступками мудрецов — именно в этом залог совершенствования человека, считает Учитель. Он признается в этом сам, расписываясь в своем бессилии достичь чертога высшего знания лишь медитациями и откровениями, как это было у ранних мистиков: «Бывало, что дни и ночи я проводил в раздумьях — без сна и без пищи, но все тщетно. Лучше уж учиться!» (XV, 31).
И он закладывает основы светского обучения — передача мистического знания уже недоступна для него. Конфуций создает открытую школу, подчеркивая благотворительно-возвышенный характер своего обучения: он готов обучать за символическую плату — «за связку сушеного мяса» (VII, 7). Но это подчеркивает и ритуальный характер обучения, поскольку именно связкой сухого мяса могли приносить жертвы духам.