Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием

Скромность и служение — вот основной критерий конфуцианского пути. Но начинается этот путь исключительно со служения духам предков. Именно в этом, а не в изучении каких-то трактатов видит Конфуций залог обретения благодати. «Младшие братья и сыновья, находясь дома, должны проявлять почтительность к родителям, выйдя за ворота — быть уважительным к старшим, в делах — осторожными, в словах — правдивыми… Если у них после осуществления всего этого еще останутся силы, то следует потратить их на изучение культуры-вэнь» (I, 6). Вэнь — очень емкое понятие, здесь его можно воспринимать и как изучение древней литературы (например, особо почитаемый Конфуцием «Канон песнопений»), и как постижение ритуалов, изучение других «гражданских наук», противопоставленных в чжоусской культуре военному делу (у). Важно другое: перед культурой-вэнь, как бы мы ее здесь ни трактовали, следует служение родителям и старшим вообще, что, в свою очередь, и предопределяет развитие человека именно как «существа культуры», вымеряет меру человеческого в человеке.

Есть и другой критерий проявления культуры в человеке — это знание меры допустимого и достаточного. Животное, увидев пищу, стремится съесть столько, сколько может. Хищник будет преследовать жертву, пока сам не упадет от истощения. Но человеку должно быть свойственно осознание меры, или, как однажды назвал это сам Конфуций, «золотой середины». Правда, высказал он это замечание с немалым оттенком грусти. «Золотая середина — это добродетельный принцип, и является он наивысшим принципом, но народ уже давно не обладает им».

«Когда Учитель спал, то не лежал, словно мертвый»

(художник Лю Гуйдао, XIII в.)

Сам же Учитель никогда не требовал себе больше, чем ему было необходимо для жизни: «Рыбу ловил удочкой, а не сетью, использовал стрелу с веревкой, охотясь на летящих птиц, и никогда не стрелял в птиц, устроившихся на ночлег».

По этому же критерию Конфуций оценивал и своих учеников: «Ши чрезмерен, Шан отстает. Чрезмерность так же плоха, как и отставание».

Такой же умеренности нужно следовать и при исполнении Ритуалов: например, праздничная песня не должна быть разнузданной, печальная — не должна слишком ранить душу.

Конфуций, говоря о знании меры, о «золотой середине», преисполнен особо осторожного отношения к жизни, боязни поступить не в соответствии с Ритуалом. Даже обдумывание своего поступка должно быть подчинено Ритуалу. Однажды Цзи Вэнь-цзы из царства Лу признался, что трижды думает перед тем, как предпринять какой-нибудь шаг. «И двух раз достаточно», — поправил его Конфуций, ибо Ритуал предписывает обдумывать предстоящий поступок именно дважды.

«Лунь юй»: облик Учителя

VII, 4

Когда Учителя не одолевали дела, он был спокойным, радостным и без—мятежным.

VII, 9

Если Учитель оказывался рядом с человеком в трауре, он никогда не наедался досыта.

VII, 10

В тот день, когда Учитель плакал, он не пел.

VII, 13

Учитель был особенно осмотрителен во всем, что касалось поста, войны и болезней.

VII, 19

Правитель области Шэ спросил у Цзы Лу, каков Учитель Кун как человек. Тот не сумел ответить.

— Отчего же ты не ответил ему так, — сказал Учитель: — В трудах забывает о пище, в радости забывает о горе и совсем не думает о наступающей старости. Этого было бы достаточно.

Шэ-гун — правитель уездного города или области Шэ в уделе Чу.

VII, 27

Учитель всегда ловил рыбу удочкой и не ловил сетью. Стрелял птицу летя—щую и не стрелял птицу сидящую.

VII, 32

Когда Учитель оказывался с теми, кто пел, то, если пели хорошо, он просил начать сначала, а затем присоединялся и сам.

VII, 38

Учитель был мягок, но строг; внушителен, но не зол; почтителен, но сдержан.

IX, 4

Учитель был свободен от четырех недостатков: предвзятых взглядов, категоричности в суждениях, упрямства и самовозвеличивания.

IX, 10

Учитель, встречая людей в траурных одеяниях, или в ритуальных шапках и одеждах, или слепых, даже если они были и моложе его, всегда вставал, а проходя мимо них, всегда убыстрял шаги.

X, 1

В родной деревне Кун-цзы не был многословным, хотя и казался простодуш—ным, а в главном храме предков и при дворе был красноречив, хотя и краток.

X, 6

Конфуций не оторачивал своего воротника темно-красной или коричневой материей [в знак траура]. Не использовал для домашнего платья материи красного или фиолетово—го цветов [как цветов промежуточных, более идущих женскому полу]. В летний зной носил однослойный халат из тонкого или грубого льняного полотна, который при выходе из дому он непременно одевал поверх исподнего пла—тья. Поверх [придворной] шубы из черного барашка он надевал однорядовый халат, поверх пыжиковой шубы [для представления посланников в и гостей при дворе] носил белый халат, а поверх лисьей шубы [для жертвоприношений для защиты урожая] одевал желтый длинный меховой халат с коротким правым рукавом.

Во время поста он всегда носил спальное платье длиною в полтора роста. В домашней жизни он использовал пушистые лисьи и енотовые меха. По окончании траура одевал на пояс все—возможные привески. Если это было не парадное платье, то оно непременно скашивалось вверху. Барашковую шубу и черную шапку не надевал, когда шел выражать соболезнова—ния. Первого числа каждого месяца он непременно одевался в парадное платье и являлся ко двору.

На левом боку висели в качестве привесок: утиральник, нож, осе—лок, маленькое шило для развязывания узлов и зажигательное металлическое зеркало. На правой стороне: кольцо для натягивания лука, дерево для вытирания огня в пасмурную погоду, большое шило из слоновой кости, кисть и ножны (Прим. П. Попова).

Парадное платье одевалось для представления ко двору и для жертвоприношений. Оно изготавливалось из прямых полотнищ с оборками вокруг поясницы.

X, 7

Во время поста Конфуций всегда менял обычное платье и привычную пищу, а также всегда менял место, где обычно спал.

Речь идет, скорее всего, о том, что «меняя пищу и платье», Конфуций отказывался от имбиря и лука, которые вызывают резкий запах, вина, а также одевал чистые полотняные одежды. «Меняя место», Конфуций покидал комнату, дабы не находиться в одном помещении с женой.