Книга судьбы

Я прикладываю палец к губам, заставляя ее умолкнуть. Держа в руке пиджак, я указываю на значок на лацкане и беззвучно шепчу: «Жучок».

— Еще раз спасибо, что пригласили нас, — добавляю я, пока она мимикой показывает мне, что все поняла, и подносит руку к уху.

«Они могут нас слышать?»

Я киваю и, сложив пиджак, бросаю его на спинку стула.

— Прошу прощения, но кондиционеры не работают, — говорит она, уже опережая нас на шаг. Схватив со стола толстую папку-скоросшиватель, она добавляет: — Если хотите, оставьте пиджаки здесь…

Прежде чем мы успеваем отреагировать, она выходит из своей клетушки и быстрым шагом идет по коридору, отчего ее рыжие волосы смешно подпрыгивают при ходьбе. Она закатала накрахмаленные рукава своей строгой белой блузки, и я замечаю, что руки у нее покрыты бледными веснушками. Идущий следом Рого тоже видит их, но не говорит ни слова. Он или полюбит ее, или возненавидит. И как всегда в таких случаях, мне трудно сказать, каким будет его выбор.

— Меня зовут Рого, — говорит он, протягивая руку и ускоряя шаг, чтобы поравняться с ней.

— Нам сюда, — приглашает она, не обращая на него внимания и открывая дверь в залитый солнцем конференц-зал с тремя стеклянными стенами, на каждой из которых висят открытые вертикальные жалюзи. Лизбет обходит комнату по кругу, по очереди дергая за шнуры и закрывая жалюзи. Точно также она поступает и с зеркальным окном, которое выходит на парковочную площадку перед зданием. В течение нескольких секунд солнечный свет сменяется приглушенным мерцанием флуоресцентных ламп.

— Вы уверены, что нас никто не слышит?

— Здесь каждое утро заседает редакционная коллегия, решая, чью жизнь они сегодня подвергнут экзекуции. Ходят слухи, что комнату осматривают на предмет скрытых «жучков» по крайней мере раз в неделю.

В отличие от Дрейделя, или Рого, или даже меня самого, Лизбет ни в малейшей степени не выглядит растерянной или сбитой с толку. С того момента, как нам пришлось оставить Белый дом, мы потеряли спортивную форму. А она ведет бои на общественном фронте каждый день. И, вне всякого сомнения, у нее это неплохо получается.

— Итак, кто дал вам значок? — спрашивает Лизбет, когда мы рассаживаемся вокруг большого стола для заседаний.

— Клаудия, — запинаясь, выговариваю я, имея в виду нашего руководителя аппарата сотрудников. Неосторожно подавшись назад, я врезаюсь на своем стуле в черную пластиковую облицовку задней стены, именуемую в просторечии «жертвенник». — Он достается тому, кто опоздал…

— Ты думаешь, это она пристроила микрофон в значок? — спрашивает Дрейдель.

— П-понятия не имею, — говорю я, и перед моим мысленным взором всплывает сцена вчерашней планерки. Орен… Бев… даже БиБи. — Это мог сделать кто угодно. Для этого достаточно иметь доступ к значку.

— А кто носил его последним? — интересуется Лизбет.

— Не знаю… Может быть, Бев? Орен никогда не носит его. Может, БиБи? В конце недели люди иногда просто оставляют его на столе. Я хочу сказать, что не заметил бы, если бы кто-нибудь вошел в комнату и снял его у меня с лацкана…

— Но при этом надо умудриться всунуть беспроводной микрофон в нечто столь крошечное, — замечает Дрейдель. — Без обид, Уэс… не слишком ли это круто для третьеразрядных служащих Белого дома?

— К чему ты клонишь? — спрашиваю я, решив не обращать внимания на очередное проявление его снобизма.

— К тому, что кто-то должен был им помочь, — заявляет Дрейдель.

— Кто? Служба?

— Или ФБР, — предполагает Рого.

— Или тот, кто умеет узнавать чужие секреты, — добавляет Лизбет, на мой взгляд, чересчур оптимистично. Судя по тому, как нетерпеливо она барабанит пальцами по толстой папке-скоросшивателю, у нее явно есть новости.

— У вас есть на примете кто-то конкретно? — скептически любопытствует Дрейдель.

— Это вы мне скажете, — парирует она. — Хотите услышать потрясающую историю о том, кто такой Римлянин на самом деле?

Глава сорок восьмая

Звук напоминал шум движущегося эскалатора или негромкое шуршание конвейерной ленты в зале выдачи багажа в аэропорту. Успокаивающий поначалу, после многократного повторения он страшно действовал на нервы.

Прошло почти полчаса с того момента, когда Римлянин в последний раз слышал скрипучий голос Уэса из микрофона. Если ему повезет, то скоро это закончится. Но он уже сел во взятую напрокат машину, пробрался через транспортную пробку на выезде из аэропорта и покатил по Южному бульвару, а в наушнике по-прежнему негромко шумела тишина. Время от времени, когда мимо крошечного кабинетика Лизбет проходили люди, до него доносился отдаленный гул голосов. А потом опять воцарялось негромкое жужжание.

Машина, набирая скорость, миновала мост Южного бульвара. Напряженно сжимая обеими руками руль, он пытался успокоить себя видами Берегового канала. Как всегда, великолепный пейзаж сделал свое дело, напомнив о том времени, когда Римлянин оказался здесь в прошлый раз. Это был последний год пребывания Мэннинга у власти, и они рыбачили на озере Окечоби, причем на удочку попадались исключительно рыбины весом не меньше девяти фунтов. Конечно, во Флориде окуни были крупнее — например, в округе Колумбия рыба в шесть фунтов считалась очень крупной, — но ловить их от этого было ничуть не легче. Разве что вы готовы проявить недюжинное терпение.

Бросив взгляд на раскрытый серебристый чемоданчик, стоявший на сиденье пассажира, Римлянин еще раз проверил громкость сигнала и поправил микрофон в ухе. Резко свернув налево, на Океанский бульвар, он вскоре увидел крышу приземистого стеклянного офисного здания, возвышавшуюся над зеленой листвой банановых пальм, которые посадили здесь специально, чтобы укрыть дом от любопытных взглядов. Снова повернув налево, теперь уже на главную подъездную дорогу, он сразу же понял, что меры безопасности усилены. Но он и подумать не мог, что до такой степени: у самого входа в здание стояли два полицейских автомобиля, две машины без опознавательных знаков и карета «скорой помощи». Да, они определенно ударились в панику.