Книга судьбы

– Довольно! – сказала я. – Все вышли. Тете надо отдохнуть.

За дверью я сказала мальчикам:

– Не шумите и никому не говорите, что у нас гостит тетя.

– Знаю! – огрызнулся Сиамак.

– Да, сынок. Но теперь и Масуд должен это знать. Ты понял, дорогой? Это наш секрет. Никому не рассказывай.

– Хорошо! – весело ответил Масуд.

Через несколько дней Шахрзад почти оправилась, но сухой кашель все еще тревожил ее по ночам. Я старалась пробудить ее аппетит, готовила всякие вкусные блюда, чтобы она хоть немного набрала вес – она так отощала. Хамид куда-то уходил, возвращался, совещался с Шахрзад при закрытых дверях и снова уходил, получив от нее инструкции.

Миновала неделя. Шахрзад уже ходила по комнатам, стараясь держаться подальше от окон. Я забросила университетские курсы, не водила Масуда в детский сад, опасаясь, как бы он не проболтался о том, что творится у нас дома. Он играл – как всегда, тихонько, строил дома из купленного Хамидом “Лего” и рисовал удивительные картины, явно не по возрасту, очень талантливо. Он и по характеру был настоящий художник, творческая натура. Умел внимательно смотреть и видеть то, чего никто другой не замечал. В хорошую погоду он часами мог возиться с цветами и прочими растениями во дворе. Он даже сажал семена – и они всходили. Масуд жил в своем особом мире. Его не волновало то, чем обычно интересуются дети. В отличие от Сиамака он быстро и охотно прощал, легко приспосабливался к любому положению и всей душой отзывался на малейшую ласку. Масуду были внятны все мои переживания, и когда он чувствовал, что я расстроена, он старался ободрить меня поцелуями.

И с Шахрзад у Масуда вскоре завязалась дружба, я бы даже сказала – то была взаимная нежная любовь. Они все время проводили вместе. Масуд присматривал за ней, словно ангел-хранитель, показывал ей свои картинки, строил для нее дома. Он подолгу сидел на коленях у “тети”, милым детским языком рассказывая какие-то удивительные истории про эти свои постройки. Шахрзад смеялась от всей души, а Масуд, получив такое поощрение, увлеченно продолжал лепетать.

Сиамак относился к Шахрзад с уважением, но держал дистанцию – в точности как Хамид и я. Мне она очень нравилась, и я старалась “не церемониться”, общаться с ней по-дружески, но почему-то рядом с ней я всегда чувствовала себя девчонкой-недоучкой. В моих глазах Шахрзад была воплощением ума и правильных знаний, политической подкованности, отваги и уверенности. Что-то вроде сверхчеловека, больше, чем обычная женщина. Со мной она всегда была добра и хотела, чтобы я чувствовала себя равной, но могла ли я забыть, что эта женщина вдвое умнее моего мужа – она им командовала, а не он ею.

Хамид и Шахрзад все время что-то обсуждали, а я старалась не мешать им и даже не обнаруживать любопытства. Однажды ночью, уложив детей, я прилегла в спальне почитать, а они, решив, что и я уснула, устроились в холле и там продолжали свой разговор.

– Как нам повезло, что Аббас ни разу не был в этом доме! – сказал Хамид. – Мерзавец и двух дней не продержался на допросе.

– Я с самого начала видела, что он слабак, – отозвалась Шахрзад. – Помнишь, как он ныл на учении? Ясно было, что он не тверд в убеждениях.

– Почему же ты не сказала Мехди?

– Говорила, но он сказал, что поздно его отстранять – Аббас уже был в курсе всех наших дел. Мехди сказал, надо постараться втянуть его в работу, основа, дескать, у него здоровая. Но в глубине души я всегда опасалась…

– Да, помню, – подхватил Хамид. – Даже когда мы ездили на границу, ты возражала против его участия.

– Потому-то Мехди никогда не делился с ним важной информацией и следил за тем, чтобы Аббас ни с кем больше в группе не знакомился. Вот и пригодилось: он ничего не знает о тебе, ни твоего имени, ни где ты живешь, ни где работаешь.

– И в том повезло, что он родом не из Тегерана, иначе давно бы все сам вычислил.

– Стоило ему продержаться хотя бы сорок восемь часов, мы бы все успели спасти. К счастью, центральная ячейка и ребята из Тегерана не попались. Нам хватит и того снаряжения, что уцелело. Если операция пройдет по плану, завладеем оружием противника.

Мороз пробежал у меня вдоль позвоночника, холодный пот выступил на лбу. Тревожные вопросы осаждали мой разум. Что за план операции? Куда они ездил? Господи, с кем я живу, что за человек мой муж? Разумеется, я давно знала, что они борются против шаха и его режима, но чтобы они зашли так далеко! Мне казалось, все это по большей части интеллигентские разговоры – ну, листовки печатают, статьи пишут, издают, если получается, газеты или книги, читают лекции.

В ту ночь, дождавшись, чтобы Хамид пришел в спальню, я рассказала ему, что слышала их разговор. Я плакала и молила его оставить все это, подумать о себе и о детях.

– Слишком поздно, – ответил он. – Мне, конечно, не следовало обзаводиться семьей. Я тысячу раз говорил тебе, но ты не слушала. Я живу своими идеалами, мой долг – следовать им. Я не могу посвятить себя родным детям и забыть о тысячах несчастных детей, стонущих под тиранической пятой палача. Мы присягали бороться, чтобы спасти и освободить народ.

– Но эти планы безумно опасны! Неужели вы и правда собираетесь выступить с горсткой людей против армии, полиции и САВАК? Думаете всех победить и спасти народ? – взбунтовалась я.

– Мы должны что-то сделать, чтобы мир перестал воспринимать эту страну как оазис мира и стабильности. Нужно сотрясти основы, чтобы массы очнулись, избавились от страха и поверили, что даже самая могущественная власть не вечна. Тогда люди начнут присоединяться к нам.

– Наивный идеализм! Ничего из этого не выйдет, Хамид, а вас уничтожат! Хамид, мне так страшно!

– Потому что ты не веришь в наше дело. И хватит суетиться. То, что ты слышала, – просто разговоры. Мы сто раз составляли подобные планы, и ни один из них не был осуществлен. Не лишай ни себя, ни детей покоя из-за ерунды. Спи – и не вздумай заговорить об этом с Шахрзад.

Десять дней Хамид приходил и уходил, разносил вести и приказы неизвестным мне людям в неизвестные места, и в результате было принято решение: Шахрзад пока (“впредь до уведомления”) остается у нас, а мы должны вернуться к обычной жизни. Насколько удастся. И при этом никого у себя не принимать.

Не то чтобы обычно у нас было много посетителей, но теперь проблемой становился случайный визит моих родителей, госпожи Парвин или Фаати. Мы решили, что будем регулярно наведываться вместе с Биби и детьми к родителям Хамида, чтобы у тех не появилось желания посетить нас, а своим я сказала, что теперь у меня занятия в университете ежедневно и что к ним я сама загляну, когда сумею. Более того: я попросила разрешения оставлять у них детей на время моих занятий. И все равно кто-то порой появлялся у нас. В таких случаях Шахрзад запиралась в гостиной, а незваному гостю мы врали, будто не можем найти ключ от комнаты.

Так Шахрзад и жила с нами. Она пыталась помогать мне по дому, но ничего в этом не смыслила и первая же сама над собой смеялась. Зато она подружилась с детьми и подолгу ласково, даже любовно возилась с Масудом. Днем, когда из школы возвращался Сиамак, она помогала ему делать задания, проверяла уроки и заставляла писать диктанты. А я снова стала ходить на занятия в университет, да еще и на курсы вождения: мы решили, что мне нужно научиться водить машину, это могло выручить в трудный момент, сулило большую безопасность для детей. “Ситроен” все еще стоял, накрытый, во дворе. Шахрзад и Хамид пришли к выводу, что машина не навлекла на себя никаких подозрений – я спокойно могла садиться за руль.