Книга судьбы
Шрифт:
Пришлось отчитать себя: выбора не оставалось. И я начала паковать вещи. Кое-что продала, кое-что выбросила, остальное раздарила. Фаати советовала мне:
– Сохрани мебель. Вдруг ты однажды переедешь в больший дом. Зачем же отдавать диваны? Ты и купила-то их в первый год революции, помнишь?
– О, сколько тогда было надежд! Мне казалось – начинается сказочная жизнь! Но к чему мне теперь эти диваны? Большого дома у меня теперь не будет – во всяком случае не скоро, – а комнатки у свекрови очень малы. Да я и не собираюсь устраивать вечеринки. Возьму с собой только необходимое.
Новое наше
Когда из старого дома вывезли всю мебель, я прошлась по комнатам, провела рукой по стенам, которые стали свидетелями моей жизни, и попрощалась. Я поднялась на крышу и повторила “путь отступления” вплоть до соседского дома. Я полила старые деревья во дворе и сквозь пыльные окна заглянула в комнаты Биби. Не так давно этот дом был полон жизни. Я осушила глаза и с тяжелым сердцем закрыла за собой дверь, распрощавшись с этим отрезком жизни, с молодостью и счастьем. Я ушла.
Глава седьмая
Детей переезд расстроил, суета и беспорядок добавили им огорчения, и свое недовольство они выражали упрямым отказом хоть в чем-нибудь мне помочь. Сиамак распростерся на кровати – матрас так и остался лежать криво – и заслонил глаза рукой, а Масуд сидел на корточках под стеной сада, уткнувшись подбородком в колени, и кусками известки, оставшимися после ремонта, чертил линии на кирпичах. Хорошо хоть Ширин оставалась у госпожи Парвин и мне не приходилось думать еще и о ней.
Мне бы не хватило сил справиться со всем в одиночку, но нельзя было принуждать мальчиков. Судя по их напряженному молчанию, малейшего повода им хватит для крика и ссоры. Я зашла в одну комнату, глубоко вздохнула, протолкнула застрявший в горле ком и попыталась успокоиться и придумать, как уговорить сыновей. Потом я заварила чай и сходила в пекарню на углу, там как раз пекли свежий хлеб. Я взяла две большие лепешки и тихонько вернулась домой. Расстелила в саду ковер, накрыла чай, подала хлеб, масло, сыр, поставила вазу с фруктами и позвала мальчиков. Я знала, что они голодны – всего-то и съели по бутерброду в п утра, перед уходом из старого дома. Они заставили меня ждать, но запах свежего хлеба и огурцов, которые я очищала от кожуры, пробудил в них аппетит – и вот, точно пара настороженных уличных котов, они пробрались к ковру и начали есть. Когда же я убедилась, что дурное настроение сменилось удовольствием от вкусной еды и сытости, я сказала:
– Послушайте, мальчики, мне было еще труднее, чем
вам, покидать дом, где прошла моя молодость. Мои самые счастливые дни. Но что поделаешь? С домом мы расстались, однако жизнь продолжается. Вы оба молоды, у вас все впереди. Наступит время, и вы построите себе дома больше и гораздо красивее, чем тот.– Они не имели права забирать у нас дом! – гневно воскликнул Сиамак. – Не имели права!
– Имели, – спокойно возразила я. – Дом не трогали, пока их мать была жива – но после ее смерти настало время разделить наследство.
– Да они ведь никогда не навещали Биби! О ней только мы и заботились.
– Зато мы жили в том доме и пользовались им. Помогать ей был наш долг.
– И в доме дедушки нам тоже доли не досталось, – мрачно напомнил Сиамак. – Все что-то получили, кроме нас.
– Таков закон. Если сын умирает прежде отца, его семья ничего не наследует.
– Почему закон всегда против нас? – спросил Масуд.
– Что вы так беспокоитесь о наследстве? – вопросом на вопрос ответила я. – Кто вбил вам это в голову?
– Думаешь, мы так глупы? – сказал Сиамак. – Да мы тысячу раз это слышали, еще на похоронах отца.
– А зачем нам наследство? – сказала я. – Сейчас мы живем в доме вашего деда, и они же еще и потратились, приводя для нас в порядок эти комнаты. Какая разница, на чье имя они записаны? Мы не будем платить аренду, и это само по себе замечательно. А потом вы станете взрослыми и сами себе построите дом. Мне неприятно, что мои сыновья делят деньги и наследства, будто птицы, питающиеся падалью.
– Они взяли то, что по праву было нашим, – настаивал Сиамак.
– То есть ты бы предпочел жить в том старом доме? – спросила я, указывая в другой конец сада. – Я мечтала о большем для вас. Скоро вы оба поступите в университет, начнете работать. Вы станете инженерами или врачами. И какие дома вы построите! Новые, современные, обставите их самой лучшей мебелью! Эту древнюю развалюху вы и взглядом не удостоите. Я буду ходить из дома в дом, искать вам прекрасных жен – о, каких красивых девушек подберу я для вас! Я буду хвастаться, что мои сыновья – врачи или инженеры, высокие, хороши собой, у них дорогие машины, дома что дворцы. Девушки будут в обморок падать от счастья!
Мальчики уже ухмылялись от уха до уха – вот-вот рассмеются над моими ужимками.
– Что ж, Сиамак-ага, вы предпочитаете блондинок или брюнеток? – развивала я тему.
– Брюнеток.
– А ты, Масуд, светлокожих или смуглых, как оливки?
– Главное, чтоб глаза у нее были синие, остальное не так важно.
– Синие, как у Фирузе? – уточнила я.
Сиамак расхохотался и сказал:
– Вот ты себя и выдал, хитрец!
– Почему? Что я такого сказал? У мамы тоже глаза порой бывают синими.
– Глупости! У мамы глаза зеленые.
– К тому же Фирузе мне все равно что сестра, – смутился Масуд.
– Он прав! – вставила я. – Сейчас она его сестра, но когда вырастет – может стать и женой.
– Мама! Не говори так! И нечего смеяться по-пустому, Сиамак!
Я обняла моего мальчика и сказала:
– О, какую свадьбу я вам устрою!
Даже у меня от таких разговоров поднялось настроение.
– Так, мальчики, как вы мне посоветуете обустроить дом?