Книга таинств Деливеренс Дейн
Шрифт:
6 нояб. 1747 г. Снег. Боли всю ночь. Счастливо разрешилась девочкой. Пейшенс. Осталась дома.
Конни улыбнулась. Больше пяти минут она смотрела на эту запись, прежде чем поняла, что в этот день Пруденс родила дочку и дала ей такое же неуклюжее имя, как у нее самой.
17 июл. 1749 г. Дождь и ветер. «Эндивий» спасен. Джедид. Лэмсон пропал в море.
Конни не была уверена, но почему-то решила, что речь идет о смерти отца Пруденс. Она откинулась на спинку стула и задумалась. Какая сдержанность! Как сухо Пруденс написала о потере отца! Конни и представить не могла, чтобы она так холодно повела себя, узнав, что Лео пропал без вести за океаном. А Грейс хотя и редко говорила о Лемюэле Гудвине — своем отце, — но всегда с нежностью и грустью.
Она нахмурилась. Все мужчины семьи Деливеренс Дейн не просто умерли раньше своих жен — они погибли от несчастных случаев при ужасных обстоятельствах. Если она когда-нибудь найдет информацию о Натаниэле Дейне, наверняка он тоже впишется в общую картину. Да, нелегко было жить в те времена.
Больше не встретилось ни одного упоминания о муже Мерси Лэмсон, но Пруденс незачем было бы тогда писать о нем в дневнике. Подозрения усугубились, когда Конни прочитала запись от следующего месяца.
20 авг. 1749 г. Солнце, жарко. Приехала мама. Я работала в саду.
Пруденс до этого ни разу не писала о своей матери, но с этого дня Мерси то и дело появлялась в заметках. О ней Пруденс повествовала таким же языком, как и о других членах семьи: Мерси ходила в церковь, брала с собой малышку Пэтти, работала в саду и иногда вместе с Пруденс навещала какую-нибудь будущую мамашу. Казалось, они хорошо уживались вместе, хотя Мерси, по-видимому, никак не участвовала в хозяйственных расходах. Скорее всего Пруденс приняла ее к себе из жалости, а не из-за удобства.
Почему же Пруденс не навещала свою мать в предыдущие четыре года? Они не ладили? Конечно, мать и дочь, каждая с сильным характером, смотрят на мир слишком по-разному. Конни насупилась. Уж очень это напоминало ее отношения с Грейс. Или отношения Грейс с Софией. Эта идея нашла подтверждение в записи несколькими годами позже.
3 дек. 1760 г. Очень холодно. Пэтти болеет. Мама ищет свой альманах [1] . Очень расстроилась, когда я сказала, что отдала его в Общ. библ. Делает свою припарку. Пэтти становится лучше.
1
Альманах — здесь: рукописная книга, передававшаяся из поколения в поколение и дополнявшаяся каждым следующим владельцем, содержащая сведения о погоде, природе, кулинарные и лекарственные рецепты. — Здесь и далее примеч. пер.
Конни снова перечитала строки. Сжатый и емкий стиль дневника давал мало простора для толкования. Тем не менее запись показалась ей очень важной. Почти основополагающей. Конни положила лоб на ладони, барабаня кончиками пальцев по макушке, и сверлила взглядом лист блокнота.
Затем, в записях от 1763 года, она нашла то, что ей уже было известно из церковного архива и хранилища завещаний. Через плечо она украдкой посмотрела на молодого библиотекаря — тот разбирал книги на полках. Под столом Конни пальчик за пальчиком потихоньку стянула с левой руки перчатку и, высвободившись из теплого хлопкового плена, незаметно провела пальцами по бумаге. Руки Пруденс прикасались к этой же странице, выводили на ней строки. Чернила еще хранили в себе мельчайшие частички ее кожи — лизнула ли она кончик пера или стерла слово. Конни пыталась мысленно проникнуть в мир, в котором жили Пруденс и Мерси, высветить в сознании давно ушедшую сущность Пруденс. Ее пальцы остановились на тексте в конце страницы — несколько абзацев были прижаты друг к другу, а слова теснились, как муравьи, накинувшиеся на жука.
17 фев. 1763 г. Слякоть и дождь. Маме нездоровится. Пэтти ухаживает за ней. Мы остались дома.
18 фев. 1763 г. Дождь продолжается. Позвали к жене Лоур. Слэттери. К ней пошла Пэтти. Мы остались дома.
19 фев. 1763 г. Влажно. Холоднее. Маме все еще нездоровится. Джозайя поехал в город за доктором. Мама возмущена. Пэтти у Слэттери.
20 фев. 1763 г. Холодно. Мама спит, хотя плохо. Спрашивает про Пэтти. Спрашивает про
альманах. Джозайя в Салеме. Пэтти у Слэттери.21 фев. 1763 г. Холодно. Я осталась дома. Пэтти вернулась. Миссис Слэттери счастливо разрешилась. Получ. 6 ш. 3 п.
22 фев. 1763 г. Очень холодно. Снег не идет. Я осталась дома. Маме очень плохо. Приходил преп. Бейтс.
23 фев. 1763 г. Холодно. Джозайя вернулся с доктором Гастингсом. Мама не хочет его видеть. Просит меня. Очень обижена и опечалена.
24 фев. 1763 г. Очень холодно писать. Мама умерла.
Конни подняла голову и посмотрела на сводчатый потолок читального зала. Она вспомнила завещание Деливеренс. Оно, будто телескоп, помогло преодолеть время и увидеть, как жила давно ушедшая женщина. И вот теперь Конни держит в руках расписанный по дням календарь жизни еще одной женщины, но ей казалось, что знает она ее гораздо меньше. Холодная практичность Пруденс, ее упрямое нежелание изливать чувства — хоть и оправданные временем — оставили в душе Конни зияющую пропасть непонимания. Захотелось запустить журналом в стену, смять листы, разорвать их на мелкие части — в общем, сделать что угодно, лишь бы выбить из Пруденс ее сдержанность. Но Пруденс была далеко — за двухсотлетней стеной времени.
Откуда-то упала капля и смазала набросок одуванчика в блокноте. Конни вытерла глаза и оттолкнула от себя старинный манускрипт.
Глава двенадцатая
Марблхед, Массачусетс
4 июля 1991 года
— В самом деле, я немного удивлена, что он тебе позвонил, — сказала Грейс.
Голос звучал мягко, но Конни показалось, что она несколько смущенно подбирает слова.
— Ему просто было любопытно узнать, что я вычитала в дневнике Пруденс, — заверила ее Конни. — Он знал, что вчера я ходила в библиотеку. И знал, как важно было найти в дневнике упоминание о книге таинств, иначе я бы даже не подозревала, где еще искать.
— Как он воспринял то, что ты ему рассказала? — осторожно спросила Грейс.
Когда она вязала, она всегда все говорила очень осторожно. Интересно, подумала Конни, что выйдет из-под быстро мелькающего вязального крючка Грейс, пока они будут разговаривать? Она представила, как мама сидит у себя в гостиной, зажав трубку плечом, а на коленях и у ног на полу мотки пряжи всех цветов радуги.
Конни сняла паутину с зеркала в прихожей и вздохнула.
— Если честно, он расстроился.
На самом деле, правильнее было бы сказать рассердился. Мэннинг Чилтон позвонил ей в то утро, когда она сидела за чашкой кофе, пролистывая номер местной «Газетт энд мейл», пестревшей заголовками: «Фейерверк состоится в 21.00», «Регата моделей яхт: зарегистрировано рекордное число участников», «Заседание Ротари-клуба отложено». Когда Конни сказала Чилтону, что не обнаружила прямого упоминания книги в дневнике Пруденс и что сама Пруденс оказалась весьма мрачной женщиной, зарабатывающей на жизнь в качестве повитухи, тот стал выспрашивать, каким будет ее следующий шаг. Конни, сбитая с толку тем, что руководитель звонит ей домой в выходной день, была не готова к этому вопросу.
— Что значит расстроился? — спросила Грейс.
Конни помедлила.
— Думаю, он переволновался. Это очень необычное исследование, он хочет, чтобы мне все удалось.
Конни облекла в мягкую форму то, что он на самом деле сказал: «Скажите мне ради всего святого, зачем вы впустую потратили столько своего и моего времени?» И: «Честно говоря, я ожидал от вас большего». Конни содрогнулась, вспомнив разговор.
— Что значит расстроился, Конни? — не отставала Грейс.
Конни опять вздохнула, внутренне проклиная свое вечное желание, чтобы Грейс больше интересовалась ее работой.
— Ну, он… накричал на меня, — призналась она и тут же добавила: — Но ничего страшного.
— Ах, Конни! — воскликнула Грейс, в раздражении бросив на пол вязальный крючок.
— Мама, правда, ничего страшного.
«Лучше бы вы приложили усилия, чтобы найти ее, — сказал тогда Чилтон. — В противном случае я поставлю под сомнение вашу преданность истории как науке и не смогу гарантировать получение вами стипендии в наступающем году».