Книга теней

– Толстый, – сказал Петр.

– Запустил. – Станислав Леопольдович пожевал нижнюю губу и сказал себе: – Хотя… это у Вас уже рефлекторное, пожалуй.

– Что – рефлекторное? Было бы хорошо, если бы все-таки как-нибудь менее загадочно. – Петр пил чай.

– Вы воспитанный мальчик, – без насмешки заключил хозяин. – В самом деле, Вы очень деликатно сделали мне замечание. Деликатно, но зря. Я ведь не стремлюсь к загадочности – я всего-навсего переоцениваю уровень нашего… ну, взаимопонимания, что ли. И опускаю некоторые слова – вроде бы, сами собой разумеющиеся. Отсюда получается загадочность, как Вы изволили это квалифицировать. Ну ладно. А можно Вас попросить, Петр… Пожалуйста, относитесь ко мне хорошо – или хотя бы без враждебности.

– Но я хорошо… – начал Петр и осекся. Вдруг сделалось ему не по себе – сразу как-то не по себе. Он вскинул глаза на Станислава Леопольдовича и спросил: – Почему мы быстро живем? Что значит «быстро»? – И, спросив, понял уже смысл этого «быстро» и даже поежился: он знал теперь, о чем речь, – правда, в общих самых чертах.

– Вот-вот-вот, задержитесь на этом своем ощущении, задержитесь – стоп. Быстро мы живем, мальчик. Если бы мы жили не так быстро, мы могли бы заметить кое-что… кое-что интересное. Но мы действуем как бы наизусть, то есть пробегаем нашу жизнь, проборматываем, не вдаваясь, что называется, в частности, в подробности каждой ситуации, которую посылает нам судьба. Дети так читают стихи – зная уже наперед, что там дальше, и галопом скача к финалу: буря-мглою-небо-кроет-приумолкла-у-окна-своего-веретена. Нам, конечно, будут даны и другие жизни… много других жизней, поскольку с первого раза трудно все рассмотреть и расслышать, но ведь каждая ситуация уникальна и не обязательно повторится из жизни в жизнь. Схема повторится – детали не те, детали повторятся… даже одна деталь, глядь – схема другая. Так что очень желательно осмотреться, помедлить… вкус, я бы сказал, ощутить. – И Станислав Леопольдович принялся долго-долго дуть на чай, уже остывший чай в своей чашке.

А у Петра во рту был привкус мяты – холодок такой специфический, тревожный. Слова Станислава Леопольдовича задевали слух как-то по касательной: вжи-ик, вжи-ик, вжи-ик… И были, вроде бы, понятны, но в конце концов непонятны. Манили. Манили в область – нет, не обозначить эту область, не зафиксировать. Однако теперь уже молчал Станислав Леопольдович.

– Простите… я… я слушаю Вас… очень внимательно, – напомнил минуты через три Петр.

– Я не забыл. Вот ситуация с ликером, кстати. Она загублена.

– Ликер загублен, – неожиданно для себя поправил Петр. – А ситуация завершена.

– Да? – не поверил Станислав Леопольдович и поднялся со стула. Пошел опять к платяному шкафу, запустил туда руку и извлек на свет божий такую же точно бутылочку. При этом он поморщился и быстро, но потрясающе внятно пробормотал: – Фокус, конечно, да что ж поделаешь, люди добрые!..

Петр наконец обалдел – и, в общем, довольно основательно. Он не мог оторвать глаз от бутылочки – абсолютной копии только что разбитой.

– У Вас, значит, много таких бутылочек?

– Может быть, может быть, – пропел Станислав Леопольдович и так подозрительно счастливо рассмеялся, что Петр засомневался, а был ли сам Станислав Леопольдович действительно уверен в удаче, запуская руку в шкаф. Между тем тот опять поскучнел – видимо, что-то в этом эксперименте все-таки не устраивало его – и, не глядя на Петра, спросил: – Как теперь Вы намерены действовать?

– Очень осторожно, – на полной искренности сказал Петр, взял в руки бутылочку и отправился на кухню к мраморному умывальнику.

– Ну, с богом, – настигло его уже на пороге.

Однако в этот раз горячая вода не потребовалась. Притертая пробка поддалась легко – оказалось достаточно снять с нее какую-то тонкую пленку. А на столе уже стояли совсем маленькие рюмочки, таких маленьких Петр не видел никогда. Ликеру хватило только на один раз – правда, рюмочки были наполнены до краев.

– Это надо пить очень медленно, – предупредил Станислав Леопольдович и немножко хитро добавил: – Лучше все делать медленно. Очень и очень медленно. – Тут он пригубил ликеру и поставил рюмочку на стол. Петр поступил так же.

Вкус ликера не исчезал долго. Пожалуй, это был слишком крепкий ликер: от него немела гортань. Потом слизистую начало покалывать – и только спустя некоторое время ощущались, почти неуловимо чередуясь, горечь и сладость, задерживавшиеся постепенно на более продолжительный срок.

– А Вы всегда один жили?

– Ну, у меня есть Анатолий. Раньше был Козлов и другие. А еще раньше я жил с одной прекрасной дамой. Я очень любил ее. Мы прожили… дай бог памяти, всего лет десять. Двести с лишним лет назад.

– Понятно. – Надо было слышать эту интонацию Петра!

– Неподражаемая интонация, – оценил Станислав Леопольдович. – Кстати, я все чаще думаю о том, что любить – это значит преувеличивать.

Петр кивнул, устыдившись интонации своей и давясь чрезмерным глотком спасительного чая. Непростая он штучка, этот Станислав Леопольдович, очень непростая.

У дверей послышалось царапанье. Станислав Леопольдович едва успел повернуть замок, как на грудь ему прямо-таки упала недюжинная собака.

– У нас гость, – сказал Станислав Леопольдович. Анатолий смело подошел к Петру и протянул лапу.

– Привет, – поздоровался Петр, уважительно эту лапу пожав. Пес один раз качнул огромным хвостом и пошел пить чай из блюдца возле канапе. Станислав Леопольдович стоял над ним с двумя чайниками и ждал, когда блюдце опустеет. Блюдце опустело почти сразу и тотчас же было наполнено вновь.

– А сами Вы чаю не пили, – заметил Петр.

– Я ликер пил, – оправдался хозяин.

Петр взглянул на рюмочку Станислава Леопольдовича и усомнился: вид у нее был нетронутый. Тогда он поднял свою и произнес: – Авось приманенная радость…

– Еще заглянет в угол наш, – без долгих раздумий откликнулся хозяин, несколько все же ошарашив Петра, для которого эта цитата из Баратынского была полной случайностью: ее занесло в память на одной давней вечеринке бог знает когда.

– Вот уж не ожидал, что Вы тоже знаете… – не очень-то вежливо констатировал Петр и услышал потрясающий ответ: – Я все знаю, -будничным совершенно голосом.

Относиться к этому Петр не стал никак. Анатолий допил чай и развалился возле дивана, не глядя ни на кого. А Петр допил ликер, не дожидаясь Станислава Леопольдовича. Теперь следовало попрощаться, поблагодарить и уйти.

– Мне не хочется уходить от Вас, – вместо всего этого сказал Петр и не ушел.

– Очень рад, – серьезно, с жутковатой даже серьезностью, отвечал Станислав Леопольдович. – Да и ситуация еще не исчерпана. Если бы Вы знали, насколько не исчерпана…

– Мне спросить, насколько?

– Во-о-от насколько! Станислав Леопольдович, смеясь, широко развел руки. – Дайте-ка Вашу ладонь. Петр протянул руку ладонью вверх.

– Все уже не так, – сказал Станислав Леопольдович.

– Хиромантия?