Книга воспоминаний

Женщина улыбнулась, но взгляд ее оставался холодным, точнее, казалось, она напряженно следит за ней, словно бы ожидая какой-то реакции.

Мария Штейн знала, что они экспериментируют с разными средствами, и пыталась определить в тепловатом чае чужеродный вкус, и это было последнее, что ей запомнилось.

Когда же она очнулась, все тело ее разламывалось от боли; все казалось невероятно огромным, все расплывалось, любой предмет, на котором она останавливалась глазами, тут же начинал увеличиваться в размерах, из чего она заключила, что, видимо, у нее сильный жар.

А в голове звучали громкие фразы.

Ей казалось, будто она кричала, и каждое слово отзывалось такой жуткой болью, что ей пришлось открыть глаза.

Она увидела трех мужчин.

Один из них держал фотокамеру, и едва она повернулась к ним, щелкнул затвором, и дальше снимал уже беспрерывно.

Она орала на них, требуя объяснить, кто они такие и чего от нее хотят, где она и почему ей так плохо, требовала пригласить врача, попыталась спрыгнуть с постели – с какого-то дивана, стоявшего у стены залитого солнечным светом зала со множеством зеркал, но трое мужчин лишь молча уворачивались от нее, а тот, что с камерой, все продолжал снимать, пока она бесновалась.

Но ноги не слушались ее, она, упав на колени, вцепилась в стул и хотела выбить из рук фотографа его аппарат, но тот и это заснял.

А двое других, набросившись на нее, стали ее избивать и пинать, что, опять же, снимал фотограф.

Все это происходило на второй день.

А на третий, снова завязав ей тряпкой глаза, они на веревке потащили ее наверх по той же отвесной лестнице; она то и дело ударялась о перекладины лестницы и все же радовалась, что по крайней мере знает, где она, потому что слышала, как с лязгом захлопнулась металлическая дверь.

Потом ее долго куда-то везли, не давая ни пить, ни есть, ни сходить по малой нужде, и она, совсем обессилев, справила ее под себя.

Сперва под колесами зашуршал гравий, машина остановилась, заскрежетали железные ворота, и они въехали в крытое помещение, по-видимому в гараж, потому что в автомобиле запахло бензином и выхлопными газами, после чего ворота с грохотом затворились.

Ее охватила радость.

Если сейчас ее поведут вниз по узкой винтовой лестнице, а потом – по длинному коридору, где каменный пол выстлан линолеумом, чтобы заглушать шаги, а потом запихнут в клетушку, что-то вроде дровяника, то она наконец поймет, где находится.

Так значит, ее привезли назад, в Буду.

На конспиративную виллу на улице Этвеша, этот дом она выбирала сама, под ее же началом он перестраивался, и значит, не все потеряно, и скоро она будет в окружении знакомых лиц.

Винтовая лестница в доме была, но не было линолеума; была клетушка, откуда-то рядом тянуло запахом свеженаколотых дров и сернистой вонью кокса, но стена, которой она коснулась связанными руками, была сырая, кирпичная.

Она лежала на чем-то мягком, впадая время от времени в забытье.

От жажды губы ее так распухли, что она не могла их сомкнуть, во рту пересохло, язык прилипал к воспаленным кровоточащим ссадинам.

Она попыталась приглушить жгучую пульсирующую боль, прижимаясь лицом к отсыревшей стене, но влаги на ней было недостаточно, чтобы смочить язык.

Через какое-то время ей удалось стащить с глаз повязку.

Нет, это был не тот дом, наверняка не тот, и значит, надеяться не на что.

Над головой, совсем высоко, было что-то вроде окошка; оно было прикрыто куском картона, вдоль неровных краев которого просачивалось немного света и воздуха – то есть стекла в окне не было.

В стене она обнаружила ржавый крепежный хомутик с довольно острым краем и стала перетирать им веревку, пока наконец ей не удалось освободить руки.

Теперь у нее был кусок веревки, однако слишком короткий, чтобы сделать петлю и завязать узел, да и закрепить ее было не на чем.

Во сне ей пригрезилась нежная музыка, настолько прекрасная, успокаивающая, что ей было жаль, что она проснулась, но музыка продолжала звучать, правда теперь уже не столь завораживающе – мелодия была довольно обыкновенная, танцевальная.

Она решила, что это галлюцинация, она знала, что жажда может свести человека с ума, вот она и сошла, но еще не настолько, чтобы не осознавать этого.

Хорошо, значит, сошла с ума, только было непонятно, когда же это случилось.

Она знала даже, что вот сейчас на нее снова накатит приступ ярости, она его уже чувствовала; в полном сознании она бросилась на стену и стала об нее биться, и билась, невзирая на то что силы ее почти иссякли.

Музыка доносилась снаружи; в подвале стало прохладней, и сквозь щели почти не проникал свет.

Наверное, был уже вечер.

Но теперь она уже не могла решить, когда видит сон, а когда – галлюцинации, которые не поймешь, то ли есть, то ли нет; под действием музыки сквозь стену пробился маленький ручеек и заструился, потом превратился в поток, прорвало трубу, подумала она, а вода, пузырясь и пенясь, уже падала со стены грохочущим водопадом, в котором она чуть не захлебнулась.

В следующую минуту, а может быть, через полчаса или через два дня, она в этом была уже не уверена, она трезво подумала, да ведь все в порядке – раз она пытается выковыривать из щелей между кирпичами размягченные влагой кусочки раствора.

Ей даже удалось на руках подтянуться к окну, но тут снова заиграла музыка, и она сорвалась назад.

Но не сдалась и с новой попытки все-таки дотянулась кончиками пальцев, ногтями до края картонки.

Вися на стене, она теребила ее до тех пор, пока та не сдвинулась с места и не выпала из оконца.

И она увидела через него освещенную разноцветными фонариками террасу, на которой под эту музыку танцевали одетые по-вечернему люди, а на ступеньках, что вели в темный сад, стояли двое мужчин и на каком-то незнакомом ей языке разговаривали с весьма красивой молодой женщиной.

На женщине было платье из затканного цветами муслина, лицо выглядело серьезным.

И если бы чуть спустя за ней не пришли, не провели как раз по тем самым ступенькам, если бы двое мужчин и молодая женщина вполне вежливо не уступили бы им дорогу, если бы они не прошли по террасе среди танцующих, чтобы войти в дом, то она до сих пор бы думала, что вечеринка в саду с фонариками была одним из ее видений.

По запахам, по обрывкам неродной речи, по виду и форме предметов она предположила, что, возможно, ее переправили через границу и она находится сейчас где-то под Братиславой.