«Книга Всезнания»

— Тогда мне ехать в Германию? — уныло уточнил Гокудера.

— Хибари-сан — разведчик по призванию, — призадумался Тсуна и добавил в сторону комитетчика: — Уж извините.

Тот передернул плечами, не собираясь спорить с очевидным — сбор и анализ информации были его стихией. Равно как и бои, впрочем.

— Но он не очень хорошо ладит с людьми, так что говорить со свидетелями — не его. Поэтому нам лучше поехать в Египет. А ты, Гокудера-кун, отлично разбираешься и в медицине, и в химии, и в паранормальных вещах, так что если найдешь свидетеля, сможешь понять, с чем мы имеем дело. Только ты можешь нагрубить свидетелю, поэтому надо бы взять того, кто с людьми ладит.

— Вы на бейсбольного идиота намекаете? — буркнул Хаято.

— Я про Ямамото говорю, — свел оскорбление на «нет» Савада.

— Я не против, — улыбнулся мечник. — Только я немецкого не знаю. Гокудера, ты знаешь?

— На базовом уровне, — нехотя ответил тот, доставая новую сигарету из пачки.

— Тогда надо будет переводчика найти, — блеснул оптимизмом Такеши. — Только надежного. Попрошу нашего местного помочь с поисками.

— Отлично, — просиял Тсуна. — Гокудера, ты не против?

— Ну… это лучше, чем другие варианты, если уж я не могу поехать в Египет, — проворчат тот.

— Отлично, — усмехнулся Ямамото, и Тсуне на миг показалось, что мечник сейчас покажет Гокудере язык и состроит рожицу, но тот лишь бросил на подрывника немного ехидный взгляд и настроился на оптимизм: — Привезем всем сувениров! А я своему старику баварского пива захвачу, пусть попробует.

— Только сам не напивайся, — хмыкнул Рёхей и спросил у Тсуны: — А я что, с иллюзионистом останусь тут, что ли?

— Не совсем, — вздохнул Тсуна. — Ты с Киоко-чан и мамой останешься здесь и если сможешь… в общем, я бы тебя попросил поискать в исторических книгах, не было ли чего-то подобного. Я про войны. Вы втроем, думаю, справитесь. Может, есть упоминания о разжигателях войн в старинных легендах или сказаниях… Попрошу папу найти их для вас, а вы почитаете, ладно?

Боксер мученически вздохнул, покосился на выход, сжал и разжал кулаки, глядя на собственные пальцы. На его лице сменился вихрь эмоций, и видно было, что желание помочь другу борется с нежеланием долго и нудно зарываться в книги. Вот только дружба, как всегда, победила.

— Ладно! — наконец крикнул Рёхей и хлопнул по столешнице ладонями. Ножки стола отозвались жалобным всхлипом. — Я экстремально это сделаю! Если и были в истории такие Хоффманы, мы вам их найдем!

— Отлично! Спасибо, старший брат! — обрадовался Тсуна и, покосившись на мрачневшего с каждой минутой иллюзиониста, тоже резко помрачнел. — Мукуро… я тебе заданий давать не хочу, решай сам, что будешь делать. Вообще, надо ведь и к Верде съездить, узнать у него, как в принципе можно на людей воздействовать, если не с помощью науки — вдруг он знает какие-то иные способы? Гипноз там или еще что. А еще надо продолжать копаться в прошлом Хоффмана, и было бы хорошо, если бы кто-то сумел поговорить с уже пострадавшими от его действий людьми. Это всё сложно, но нужно, хотя, может, ты и еще что-то придумаешь…

— Я бы предпочел заняться проблемами влияния на разум, — тени с лица иллюзиониста исчезли, морщины, залегшие меж бровей, разгладились. Тсуна не был боссом — он был другом и в очередной раз это доказал. — Только вот ехать к Верде глупо. Он ученый, не верящий в сверхъестественное и сверхспособности обычных людей. Мы же поищем специалистов этого профиля и выясним, как экстрасенсы, гипнотизеры и прочие необычные личности влияют на окружающих. А прошлым Хоффмана пусть занимается CEDEF.

— Я поговорю с отцом, — с готовностью кивнул Тсуна. — Тогда решено?

Все кивнули, и Савада поблагодарил друзей за помощь. Поднявшиеся из-за стола люди не увидели усмешки призрака. А в следующую секунду дверь распахнулась, и на пороге возникла Бьянки. Гокудера резко отвернулся, живот его свело диким спазмом, но сестра не обратила на него внимания — она тихо, но четко произнесла:

— Беда.

Фукс беззвучно рассмеялся. Он пытался предупредить заранее, но тогда его не выслушали. Теперь было уже поздно. Но это могло закалить душу Хозяина еще сильнее… а могло его уничтожить.

Но никто ведь не говорил, что будет легко.

========== 37) Поймать мечту ==========

Солнце прожигало на небе ярко-рыжую дыру, которая казалась вечной. Песок осыпавшимся с наждачки корундом впитывал его тепло и помогал прогревать воздух. Ветер, решив остаться где-то далеко, за бескрайней синей лентой Нила, отказывался хоть немного разогнать жару. Египет как всегда напоминал доменную печь.

Руины, некогда являвшиеся небольшим, но прекрасным храмом, славившим богов, ныне ютились в бесконечности пустыни, всеми забытые. Город, выросший в паре часов езды от них, забрал людей, которые уже не верили в Ра, всё же надеясь на благосклонность солнца. Серые камни, от времени и песка потерявшие остроту углов, складывались в невысокие стены, местами полностью разрушенные, местами чудом уцелевшие, и тянулись по желтому наждаку сложным лабиринтом. Небольшим, легкопроходимым за счет дыр в стенах, но некогда способным запутать любого чужака. И по этим переходам сейчас пытались пробраться двое чужеземцев, которые никогда не прославляли плывущего по небосводу в солнечной ладье великого сокологолового Ра. Они верили в других богов. И начинали ненавидеть беспощадное к чужакам египетское солнце.

Савада Тсунаёши, с прилипшими к щекам каштановыми волосами, уже не смотрел на небо: его волновал песок, забившийся в кеды, духота, выжимавшая из тела последнюю влагу, и жажда, накрепко поселившаяся в горле. Периодически парень поправлял хлопковую куфию — клетчатый серо-белый кусок материала, обернутый вокруг головы на манер тюрбана, угол которого надежно защищал лицо от ветра и песка. Правда, сейчас Савада сдвинул угол платка вниз: ветра не было, и песок ему не мешал, а вот духота — более чем. Свободная белая одежда, купленная им на местном рынке в день приезда по совету Вольфрама, сохраняла прохладу, но этого всё же было недостаточно: рубаха до лодыжек с длинным рукавом могла спасти от жары привычного к высоким температурным показателям араба, но отнюдь не японца, не понаслышке знакомого со снежной зимой. Однако Тсуна отлично понимал, что, оденься он в европейскую одежду, давно бы превратился в курицу-гриль.

Шествовавший справа от Савады Глава Дисциплинарного Комитета изнывал от жары не меньше, однако муки в черных глазах не было — лишь раздражение и вызов, который он решил бросить погоде. «Арафатка», такая же, как у Тсуны, надежно укрывала от солнца голову японца, а европейская одежда была оставлена им в чемодане через два дня исследования руин: Хибари Кёя приобрел такую же «рубаху», как у Тсуны, осознав, что его битва с жарой может быть проиграна, если он не начнет вести сражение продуманно. Собственно, в белой тунике, закрывающей даже лодыжки, ходить было крайне неудобно, да еще и фасон настраивал на минорный лад, однако любивший кимоно японец быстро справился с неудобствами, привыкнув к наличию длинного подола без разреза, и перестал обращать внимание на неприятный глазу крой: главным в одежде для него всё же всегда оставалась функциональность, а джалабия не только частично сохраняла прохладу, но и была крайне удобна для ношения в пустыне.

Бежевые рюкзаки дополняли образ «японских бедуинов», а кеды напоминали о том, что европеизация захватила все страны мира. Руки и лица парней загорели, две недели исследования развалин научили их правильно ступать по песку, а удаленность развалин от города заставила привыкших к современному транспорту мафиози научиться держаться в седле. И отчего-то Тсуне казалось, что на лошади ехать гораздо проще, нежели на мотоцикле: по крайней мере, она сама держалась в вертикальном положении, не стремясь ежесекундно завалиться на бок. Хибари же был рад подобному способу передвижения: животных он любил до безумия, и потому отсутствие любимой канарейки, оставленной в Японии на попечение «Правой руки» Главы Дисциплинарного Комитета, вызывало у него острое чувство одиночества. Хибари подпускал к себе только животных, и в их отсутствие слишком отчетливо понимал, как тяжело существовать в изоляции. Тем более в той, что ты выстроил сам.