Книга желаний

Ничего личного. Выживает сильнейший.

Или умнейший. Какая-нибудь хитрая скотина, вроде Марека, вот кто всегда возвращался с победой… всегда… даже оттуда, откуда в принципе нельзя было вернуться.

Смутное воспоминание царапнуло и исчезло, оставив легкое ощущение близкой разгадки. Разгадки чего? Или чудится уже? Марек, конечно, еще тот сукин сын, но не настолько же он псих, чтобы затеять интригу в такой момент?

Карл снова прокрутил в голове мысли, пытаясь не упустить ничего, но чертова деталь, мелкая, затерявшаяся где-то в памяти, не объявилась. Зато вдруг появилось ощущение грядущей неудачи.

Земля отчего-то пахла свежим хлебом и немного кровью.

Заснуть не получилось, уж больно тонкая грань отделяла его от солнечных лучей. Смешно, из всех человеческих сказок о вампирах именно эта получила право на жизнь. Ну, еще серебро, вызывающие ожоги и мелкую неприятную сыпь. Сыпь — не такая высокая плата за все остальное.

Лес оживал и наполнялся звуками. Хлопанье крыльев, чье-то утробное рычанье, радостная птичья трель… интересно было бы посмотреть на здешних обитателей. Когда-то люди очень боялись ядерной войны, зеленые кричали о вреде радиации для биосферы, требовали запретить испытания атомного оружия. И война была, в том числе и ядерная, и оружие использовалось по назначению, и огромные пространства оказались заражены сначала радиоактивными изотопами, потом чуждой энергией Молота, а биосфера ничего, выжила и не похоже, чтобы ей сильно радиация помешала. Людям — да, людям здесь не место. Карл и сам бы ни за что не сунулся, если бы не Молот Тора.

Снаружи обиженно закричала сойка. Так, похоже, в лесу чужаки. Редкостное невезение. Просто таки фантастическое… может, показалось? Но нет, сойка не ошиблась.

— Третий, третий, я второй! — По голосу Карл определил местонахождение говорившего — метров пять к северу от лежки. Близко. Чересчур близко. Еще немного и могут заметить. Хорошо по старой привычке замаскировал яму кучей прелых листьев, но все равно — ненадежно.

— У нас чисто. Да. Я понял. Выдвигать к берегу реки.

— Шон, а что мы вообще ищем?

— Да, черт его знает. Пятый пост не вышел на связь, а, когда наши сунулись, на стоянке нашли одни трупы.

Карл не сдержал улыбки, кто-кто, а он мог бы рассказать много интересного по поводу случившегося.

— Думаешь, это эти… С другого берега?

— Да ничего я не знаю, Кай. — теперь Шон стоял совсем близко. Пожалуй, захоти Карл коснуться этого человека, ему достаточно было бы вытянуть руку. Дурацкая идея. Пускай они уходят поскорее.

— Может, и люди, конечно, только я до сих пор не видел, чтобы люди кровь пили. Мне Дерек сказал, будто малыша до последней капли высосали, а командир вообще исчез неизвестно куда. И следов не осталось. Вот мы и ловим неизвестно кого. Ночью атака будет…

— Откуда ты знаешь? — судя по голосу, человек очень сильно нервничал.

— От верблюда. Командира нету? Нету. Ни следов, ни тела, значит в плен взяли. И о нас знают, смысла ждать больше нет. Поэтому, как только солнце закатится, нас вперед кинут.

Карл одобрительно хмыкнул, можно было не опасаться, что его услышат: люди отошли на приличное расстояние, да и со слухом у них всегда были проблемы. Значит, сегодня вечером… вряд ли этот Шон ошибался.

Ну, что ж, еще один стимул, чтобы с закатом убраться подальше вглубь Пятна, пускай воюют, у него своя задача.

Фома

"Крепость сия есть последний оплот рода людского на границе южной, и мужества превеликого люди здесь обретаются. Стены Вашингтона подобны нерушимым скалам, а пушки стальные — аки клыки в пасти льва дикого…"

Книгописание, пускай даже мысленное, успокаивало. На самом же деле замок Фоме не слишком понравился: так, средненький, побольше, конечно, деревень на Тракте, но с Храмом ни в какое сравнение не идет. А вот пушки, пушки действительно впечатляли, этакие стальные монстры, надежно укрытые за толстыми стенами крепости. Фома и не заметил бы, но Морли, въезжая на мост, махнул рукой в сторону черных бойниц и объяснил, и про пушки, и про снаряды и про то, скольких человек один такой снаряд уничтожить способен.

Умели же раньше оружие делать! Столько лет прошло, а работает! Фома слышал, будто бы на древних складах, которые раскапывали по благословению Святого отца, находили оружие и вовсе фантастическое. Но одно дело слышать, и другое — самолично узреть.

Копыта коня звонко цокали по мосту, и послушник чувствовал, как с каждым метром, приближающим его к крепости, растет усталость. Даже не верилось, что путешествие, наконец, завершилось. Ну, пускай только наполовину, но все-таки… тем более, брат Рубеус сказал, будто в обратный путь отряд двинется не раньше, чем через неделю — и лошадям отдохнуть нужно, да и люди не железные. Фома не возражал, дорога настолько вымотала его, что сама мысль о седле вызывала отвращение. Хотелось поспать в нормальной постели, помыться, поесть еды горячей. Да и труд его требует совсем иных условий, нежели свет костра и неровная доска на коленях.

— Фома, — по обыкновению брат Анджей широко улыбался, но внимательный взгляд серо-голубых глаз свидетельствовал — радость воителя не настолько искренна, чтобы расстаться с автоматом. — Ты держись нас, и тогда все будет хорошо.

Послушник хотел было спросить, что здесь, в конечной точке их маршрута, может быть плохо, но передумал. Все равно не ответят, а он в очередной раз выставит себя наивным мальчишкой, для которого весь мир ограничен стенами Храма.

Встречали посланцев Святого престола не слишком дружелюбно: хмурые лица, настороженные взгляды и страх, витающий в воздухе. А чего бояться-то? Не понятно. Однако же жизнь, кипевшая во внутреннем дворе замка, замерла, точно едино вид плащей, украшенных белым крестом, парализовал дворню.

— Известите князя о нашем приезде, — брат Рубеус обращался ко всем и ни к кому конкретно. Толпа встревожено зашевелилась и выплюнула тщедушного человечка в серой одежде.

— Его светлость заняты дюже! Но про вас казали! Казали, ото как же, Акимка все помнит, не извольте беспокоиться! — Человек беспрестанно кланялся и шмыгал мясистым носом, то ли со страху, то ли от простуды. На вид ему было около шестидесяти, а может и больше, седой, скособоченный и меж тем удивительно подвижный. Рубеус некоторое время с интересом рассматривал человека, потом задал весьма логичный вопрос:

— А ты кто?

Старик задрожал осиновым листом, и огромная связка ключей, висевшая на поясе, противно задребезжала.

— Я? Я ваш… я, Ваш преподобие, Акимка, кастелян тутошний! Вы спешивайтеся, спешивайтеся… Васька, Нерко, Марушка! — голос Акимки обрел нежданную силу. — Сюды! Коней у господ примите! И глядите, у меня, не запалите скотину!

Акимка согнулся в очередном поклоне. А Фома заметил, что распоряжения старого кастеляна выполняются мгновенно. Видимо, Акимку в замке уважали, или боялись. Неприятный он, скользкий, точно лодка щучьим жиром обмазанная, и хорошо, вроде бы, а дотронуться противно.

— Жополиз, — пробурчал Морли, и старик поспешно, трусовато закивал, соглашаясь. Ох и странные тут порядки!

— Фома, не отставай. Анджей, присмотри за мальчишкой, — распорядился Рубеус. На мальчишку Фома не обиделся, тот факт, что рыжий и спокойный Анджей, надежный, как весь этот замок вместе со стенами, пушками и воинской дружиной, будет присматривать за ним, успокаивал.

— Так где же князь? — повторил вопрос командир.

— В пытошной, ваш преподобие, в пытошной они. Допрашивать изволют. Беспокоить не велели, дюже они не любят, когда от допросу отвлекают. Ну, а, когда Ратомирка закончит, снедать будут. Его сиятельство завсегда после пытошной снедают. Так я про вас и доложу…