Книга желаний

Вальрик

Добравшись до лагеря, Вальрик просто сел на землю, сил не осталось совершенно. Неужели отец был прав, и Вальрик ни на что не годен? Он всего-то и сделал, что дошел от пещеры до лагеря, даже в бою не участвовал. Селим, правда, утверждает, будто бы боя и вовсе не было, и что врагов спящими положили, но и это не успокаивало князя.

Князь, да какой из него князь… после сегодняшнего вообще говорить станут, будто бы Вальрик слабый да трусливый.

— Плохо? — Тварь присела на корточки и заглянула в глаза. — Болит?

Болит. Все тело болит, каждая косточка, каждый сантиметр кожи, и холодно. Вчера не было настолько холодно… она же обещала, что он выздоровеет, и лекарства давала, тогда откуда боль? Боль не должна возвращаться, Вальрик уже успел отвыкнуть от боли.

— Давай, поднимайся. — Коннован осторожно взяла под руку и потянула вверх, Вальрик послушно встал.

— Тут палатка имеется, посидишь минуту, легче станет.

— Двигаться… надо… — зубы стучали так, что Вальрик едва язык ни прикусил. Стыдно-то как… Фома, послушник, который кроме молитв и книг ничегошеньки не видел, на ногах держится, а его, князя под ручку ведут.

— Успеешь двигаться. Сначала переоденетесь, выпьете горячего, а потом и двинемся.

— Почему?

— Что почему? Почему так плохо? А ты думал, что все твои новые и старые синяки в одну ночь заживут? В Орлином гнезде, может, и получилось бы, а здесь… тебе лежать надо, сил набираться, а не под дождем мокнуть. Успеешь еще навоеваться.

— Я — должен, я — князь, а они… убили… — челюсти сводило от холода, и речь была невнятной, но тварь поняла. Она вообще всегда умудрялась понять суть того, что пытался сказать Вальрик. Даже когда он сам толком не понимал, чего же хочет сказать.

— Они многих убили. Многих еще убьют, причем и людей, и… нас. Но если сейчас ты, князь Вальрик, самым дурацким образом погибнешь от воспаления легких, чьей-то случайной пули или еще какой-нибудь глупости, то умру и я, а это никоим образом не приблизит нас к победе.

— Думаешь, победим?

— Не знаю, — ответила она. — Если повезет, то да. А если не повет, то нам с тобой будет все равно.

В палатке было сухо и тепло, плотная ткань не промокала, хотя и не пахла дегтем, как те палатки, в которых обитали пастухи. Да и остов здесь был не деревянный, а из тонких железных трубок, к которым ткань крепилась посредством маленьких петелек. Наверное, чтобы создать этот дом понадобился труд не одной швеи, страшно даже подумать, сколько бы стоила подобное сокровище на ярмарке.

Коннован велела переодеваться и даже дала во что: костюм из темной, жесткой на ощупь ткани выглядел почти новым, и Вальрик старался не думать о том, что стало с его владельцем. Он, князь, мародерствует…отвратительно. Отец за мародерство стражников вешал, а сын не брезгует чужой одеждой.

Интересно, испытывает ли Фома подобные чувства или ему все равно, лишь бы тепло было?

Кружка бульона согрела изнутри, и Вальрик понял, что готов идти дальше, правда он надеялся, что этого "дальше" будет немного. Интересно, а где тела? Селим говорил, что убили семерых, но почему Вальрик никого не видит? Спрятали? Спросить что ли у кого? Нет, спрашивать стыдно, в этом любопытстве есть что-то неприличное, сродни подглядыванию.

Жесткая ткань, из которой была сшита одежда, тоже не промокала. Капли дождя скатывались вниз, но не проникали вовнутрь, и погода сразу же перестала казаться мерзкой. А в лагере кипела жизнь: Селим и Морли седлали лошадей, Рубеус с помощью двух монахов разбирал палатку, а Коннован увлеченно рылась в вещах. Снова мародерство… может, сказать, чтобы перестала? А вдруг найдет что-нибудь важное? Сейчас не время для брезгливости. Хотя, конечно, за ней следует присматривать…

— Нож. Хороший. — Она даже не обернулась. — Возьми, князь, пригодится.

Нож и в самом деле был хорош: темное лезвие, длиной с ладонь, изогнутое, точно клык, и заточенное с двух сторон, и рукоять удобная, из чего сделана не понятно — не рог, не дерево — но в руке не скользит. И Вальрик прицепил нож на пояс. Как она сказала? Пригодится? Вот именно, пригодится, там, куда они собираются, любое оружие пригодится.

— Куртку тоже возьми, теплее будет.

— Фоме отдай.

— У него есть.

Куртка оказалась не хуже ножа, хотя, конечно, сравнивать куртку с ножом глупо, но… но все вещи в этом лагере были в одинаковой мере удивительными: удобными и красивыми. Вот и куртка, вроде бы тонкая и короткая, а вместе с тем теплая, будто внутри не скользкая ткань, а самый настоящий медвежий мех, или пух гусиный.

На рукаве липкое пятно… кровь.

Ради этой куртки кого-то убили.

Нет, неправильно, не из-за куртки, а из-за того, что эти люди сами пришли сюда, сами убивали и таким образом сами виноваты в собственной смерти.

Коннован поднялась, и Вальрик заметил нож на поясе, точно такой, как у него. Она улыбнулась.

— Надеюсь, ты не против, князь?

Издевается или и вправду разрешения спрашивает? Хотя какая разница, у нее и раньше нож был и ничего, все живы.

— Пистолеты и один автомат у Рубеуса. Пусть тебе один даст, эти штуки понадежнее ваших будут.

— А ты?

— А мне без надобности. Я с огнестрельным не очень обращаюсь.

— На, — Вальрик протянул свой пистолет, понимая, что соврешает в крайней степени глупый поступок, но отчего-то при всей глупости он казался правильным. И вообще, если она идет в качестве солдата, то глупо оставлять ей из оружия один нож. Как же ей воевать с ножом-то? Сам Вальрик с одним ножом чувствовал бы себя совершенно безоружным.

— Уверен? — Коннован не спешила принимать оружие.

— Уверен. И саблю себе какую найди, или там шпагу… только, чтоб без глупостей, понятно?

— Понятно. — Вампирша рукой пригладила мокрые волосы. А она совсем маленькая и на обычную человеческую девчонку похожа, таких в каждой деревне полно, только… только у деревенских девчонок не бывает полностью черных, без разделения на радужку и белок, глаз, и держатся они иначе. Эта же стоит, и опять улыбается, смотрит прямо, будто не Вальрик ею командует, а она им.

Ну и пусть себе стоит, пусть улыбается… главное, что этот бой за ними.

Лошади долго не желали входить в реку, крутились, возмущенно фыркали и всячески пытались повернуть обратно к табуну. Вода бурлила, перекатывалась, шипела разъяренной кошкой и плевалась брызгами. Вальрик даже решил было, что Селим напутал, что брод находится в каком-то другом месте, но вслух говорить не стал — не хватало в очередной раз расписаться в собственной трусости.

И хорошо, что не стал: на другой берег перебрались без проблем. Лишь однажды лошадь Вальрика провалилась в воду по грудь, но тут же, фыркнув, выскочила на безопасное место. А на берегу так и вовсе почти по-человечески радуясь, что кипящая Чаруша осталась позади, перешла на рысь. Ехать было не в пример удобнее, чем идти, мышцы почти не болели… или Вальрик уже настолько привык к боли, что просто перестал ее ощущать.

— Осталось немного, — пообещал кто-то, кажется, Коннован, но оборачиваться было лень, и Вальрик просто кивнул. Немного, значит немного. Он потерпит.