Книга желаний

К чему эта история вспомнилась, непонятно, но Фома на всякий случай сделал в памяти заметку написать и про нее, а то выборы князя — дело важное, властитель — это наместник Бога на Земле, следовательно, прежде чем назначать кого-либо, требуется доподлинно узнать, что из себя человек представляет. Фома решил приглядывать за князем, чтоб потом, ежели Святой отец совета спросит, правду рассказать.

Лес же тем временем становился все темнее и гуще, лошади, перейдя на шаг, ступали медленно, аккуратно, а люди не подгоняли — сломает конь ногу, так где ж тут нового возьмешь? Подобная езда навевала сон, но Фома мужественно держался: скоро уже рассвет, а значится и привал. Плохо, что из-за вампирши нельзя днем ехать, днем-то веселее и спокойнее, а то такое чувство, что в темноте твари всякие таяться и только ждут, когда же Фома отстанет или в сторону шагнет.

Жутко и темно.

Мир вокруг изменился, спроси кто, и Фома в жизни бы не ответил, когда произошло это изменение и в чем оно заключалось, но… мир стал другим. Темнее. Злее. Неприятнее. Смолкшие разговоры подсказывали, что подобное ощущение возникло не у него одного.

А деревья… деревья вокруг черные! И светятся! Ей Богу, светятся! Мягкий такой свет, черно-синий, точно перья у ворона, и едва заметный, должно быть из-за цвета. Белый-то легко увидеть, а ты попробуй-ка разгляди черной ночью черный свет.

Неужто такое возможно?

Выходит, что возможно. Фома покрепче прижал к груди сумку с рукописью. Об этом дьявольском месте нужно будет написать подробно.

Коннован

Ближе к полуночи мы пересекли границу Пятна, и мир вокруг изменился настолько, что даже люди поняли. Наш разношерстный отряд безо всякой команды сплотился, разговоры смолкли, а брат Морли, перекинув трофейную винтовку поперек седла, предусмотрительно взвел курок. Правильно, лишняя предосторожность не помешает. Здесь кругом враги, причем такие, с которыми даже мне не приходилось сталкиваться. Да что там я — Карл опасался соваться на территорию Пятен.

Дикое место, вроде бы лес, такой же, как пару километров севернее, но все же не такой: деревья чересчур высокие, стволы… даже не знаю, как объяснить, кора не буро-зеленая, с трещинами, а гладкая, насыщенного черного цвета, и теплая. Это было совершенно неправильно. Тепло, которое я вижу, непременно связано с цветом, оно может быть зеленым, желтым, красным, но никак не черным, а тут…

— Господи, разве такое возможно? — выдохнул Фома.

— Выходит, возможно.

Фома отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что не желает беседовать с порождением тьмы. Но в данный момент меня гораздо больше занимала странная конструкция, преградившая дорогу. Бревно? Похоже, но тогда это какое-то бесконечное бревно, причем, живое — от него исходило все то же черное, живое свечение.

— Что за… — толстяк Морли решительно шагнул к преграде.

— Стоять!

— Иди ты…

— Стой! — К счастью Меченый повторил приказ, и Морли пришлось подчиниться.

— Чувствуешь что-нибудь? — Это уже мне предназначалось.

— Да.

— Что?

Сложно описать: жизнь настолько чуждую и враждебную, что волосы становятся дыбом, а еще совершенно неприличное для Воина желание убежать прочь и затаиться, пережидая опасность.

— Нужно искать обходной путь.

— Из-за какого-то бревна? — Вальрик скривился, точно глотнул прокисшего вина. Рубеус колебался, ему хотелось верить мне, да и командиром он был опытным, такой десять раз подумает, прежде, чем сделать, но в то же время, время — простите за каламбур — поджимало, да и не известно, что нас на обходном пути ждет. Кстати, его еще отыскать надо. Думал Меченый недолго.

— Насколько оно опасно?

— Не знаю.

— Может ли случиться так, что оно вовсе не представляет опасности?

— Может.

— Тогда вперед. Ты иди, а мы посмотрим.

Вальрик кивком подтвердил приказ.

Другого и не ожидала. Ладно, вперед, так вперед. К бревну я приближалась с опаской, кто знает, чего ожидать от этой твари. Вот остается два метра, полтора… ничего не происходит. Я совсем рядом. Прикасаюсь к коре-шкуре. Теплая, но еле-еле, такое ощущение, будто на затухающий костер набросали много-много мокрого мха, он нагрелся, но как-то не так, неправильно. Снова не хватает слов, чтобы объяснить.

— Ну что? — Нетерпеливо спрашивает Рубеус. И в следующее мгновение по шкуре-мху пробегает судорожная дрожь, а моя рука пропаливается внутрь.

Твою мать!

— Назад! — орет Меченый. Люди шарахаются, а я… Я в ловушке?! Я — в ловушке! Рука застряла внутри бревна, а черный мох стремительно ползет вверх по локтю. Не больно и не страшно. По черному полю плывут сиреневые пятна. Такие красивые — просто невозможно оторвать глаз. Смотрела бы и смотрела… Пальцы цепенеют и холодно. Холод из черного мха вползает в меня, а мое тепло достается ему. Неравноценный обмен, но ничего не поделаешь. Так надо.

Надо собраться с силами, надо закрыть глаза и выдернуть руку. С глазами получается, а вот с рукой нет. Мягкий мох становится камнем, а моя рука частью этого камня. Сбоку мелькает рыжий хвост. Огонь? Кто зажег огонь?!

Вокруг бревна расцветает пламя неестественного, бледно-синего цвета, а следом приходит боль, ее так много, что я, кажется, кричу. Чьи-то руки вытаскивают меня из огня, на обожженную руку льется вода, а синее пламя россыпью блеклых ночных мотыльков оседает на землю…

Не знаю, как долго я была в отключке, но, очнувшись, обнаружила, что отряд движется. Перед лицом мерно раскачивались стремена, чуть выше висела парочка пистолетов, а еще выше — живым утесом высилась темная лошадиная шея. Так, похоже, я в седле, вернее, поперек оного. Сосредоточившись на собственных, надо сказать, не слишком приятных ощущениях, я выяснила примерно следующее. Во-первых, правая рука нестерпимо болела, словно побывала в бочке с кислотой. Во-вторых, во рту раскинулась настоящая пустыня. Ну а в-третьих, скоро рассвет, воздух уже насыщен ультрафиолетом настолько, что дышать тяжело, а люди, знай себе, вперед идут.

— Эй, — я попыталась принять вертикальное положение, ехать поперек лошадиной спины было как-то унизительно. Лошадь возмущенно фыркнула, но, слава богу, этим и ограничилась. Умничка. Я даже мысленно пообещала ей большое яблоко на ближайшем привале. Нарем, ехавший рядом, молча протянул поводья. Черт, руку согнуть не могу, придется одной править.

— Что произошло?

— Только Господу о том ведомо, — ответил Нарем, на ходу перебирая четки. — Тварь оная сгорела, аки душа грешника в адском пламени. Тебя брат Рубеус из огня вытащил.

Значит, Рубеус… надо будет при случае сказать спасибо. Вовремя успел, рука, обмотанная белой тряпкой, ныла, и бы не своевременная помощь людей, мне пришлось бы худо. Ну говорила же, что другую дорогу искать надо!

Кстати, в данный момент искать надо не дорогу, а спокойное место, где можно было бы день переждать. Пришпорив лошадку, я догнала Меченого.

— Скоро рассвет.

— Да? — Он то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает. Небось, злится на себя за то, что спас нежить и вампира. Смешно. И грустно.

И чертовски больно.

— И где предлагаешь остановиться? — Поинтересовался Меченый. — Пещер тут нету.

— Где-нибудь. Главное остановитесь, а дальше я сама.

Говоря по правде, насчет самостоятельности я несколько преувеличивала. Прежде мне никогда не приходилось ночевать в… земле. Карл рассказывал, как устраивать лежку, но одно дело рассказ, и совсем другое собственный опыт.

Место для стоянки отыскали быстро, правда, не самое удачное — на мой взгляд чересчур близко от тропы — весьма невовремя закрался вопрос о том, кто протоптал тропу на незаселенных землях? — среди зарослей малинника, через которые не продраться ни чужим, ни своим. Внизу — прелые, прошлогодние листья и мокрый мох, а в земле сплошное месиво корней… Чудо, а не место, никак специально для меня выбирали.