Книга Зверя

– А кто вам сказал, что я охочусь на Зверя?
– поднял на меня взгляд проницательных черных глаз брат Карвер.
– Или вы считаете, что тут нет дела для Изгоняющего Искушение, а?

– Вам виднее, - как можно равнодушнее пожал я плечами.
– Я всегда был примерным сыном Церкви.

– Приятно видеть перед собой такого, - растянул губы в неживой улыбке мистик, - раньше мне как-то не встречались. По роду занятий я имею дело, в основном, с грешниками, издержки профессии. А сейчас, простите, мне пора. Приятно было поговорить в верным сыном Церкви.

Как только брат Гракх покинул харчевню, де Морней шумно выдохнул и глотнул вина.

– Аж мурашки по коже, - признался он.

Покончив с обедом, мы поспешили покинуть "Утку", в которой кажется даже стало на несколько градусов холоднее. А в замке нас ждало приглашение на прием к графу Фионскому. Как объяснил мне де Морней, граф Фион - первый нобиль провинции и на приеме у него соберется все местное дворянство, приглашение туда значило, что на меня желают посмотреть и узнать, что у меня, собственно, на уме и что я намерен предпринять для искоренения зла, терроризирующего провинцию.

Что же, чего-то в этом роде я и ожидал.

Глава 2.

Принимали нас граф и графиня де Вьерзон - люди немолодые, но, в общем, приятные, хотя - Пьер, хозяин дома, был несколько приятнее, в его супруге Жермоне, салентинке по рождению, было нечто отчетливо неприятное, слишком уж хитрые взгляды она бросала на меня. А вот ее дочь - Елена мне очень и очень понравилась, неуловимо похожая на отца, она унаследовала красоту матери, и хоть и пыталась выглядеть благонравной девицей из хорошей семьи, все равно характер и острый язычок ее не раз давали о себе знать. Особенно доставалось юному поэту Максиму де Боа, который, похоже, считал себя не на шутку влюбленным нее и не раз и не два мы имели несчастье выслушивать его вирши и комментарии к ним, отпускаемые юной Еленой де Вьерзон. Громче всех над ними смеялся ее брат - однорукий Жан-Франсуа, который больше удался в мать - черными как смоль волосами и смуглым оттенком кожи. Глядя на него, я был склонен согласиться с де Морнеем, - у наследника графа Фионского явно были не все дома, либо он намерено бросал вызов всему обществу, собравшемуся за столом, а, что более вероятно, всему миру. От шуточек, им отпускаемых морщились и его родители и сестра с виршеплетом, но в подлинный ужас они приводили Бернарда де Сен-Жамона, смешного дворянина, говорившего немного в нос и при этом еще и картавящего, а исповедника графини Мориса Лежара заставляли укоризненно качать головой. Лишь меня да капитана д'Аруа грубости молодого человека оставляли равнодушным, мы оба привыкли к подобному поведению. Сын хозяина дома чувствовал свою безнаказанность - правила хорошего тона не позволили бы ни мне ни д'Аруа вызвать его на дуэль. Капитан, к слову, лишь раз обмолвился о происшествии на границе провинции, да и то бросил лишь одну реплику:

– Мои люди сообщили мне, что вы с вашим спутником отделали их, правильно сделали.

– Ваши люди, капитан, ведут себя, как разбойники, - прогнусавил Сен-Жамон.
– Видит Господь, я бы лучше раздал те деньги, что я плачу на их содержание, нищим.

– Так сделайте это благое дело!
– хохотнул Жан-Франсуа.
– На том свете вам зачтется, не так святой отец? Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным!
– И он шутовски потрепал пустой рукав, демонстрируя его всем собравшимся.

– Жан-Франсуа, - оборвала его эскападу мать, - тебе вредно столько пить.

– Мне, матушка, вредно столько не пить, - возразил тот, - в противном случае я свихнусь окончательно.

– Так как же вы, шевалье, намерены покончить со Зверем?
– чтобы разрядить обстановку поинтересовался Лежар.

– Я еще не знаю, - пожал плечами я, - слишком мало сведений о нем я сумел собрать.

– И как по-вашему, это действительно посланец Врага рода людского?
– раздался приятный голос.

В комнату вошел высокий мужчина с бледным лицом и седыми волосами, хотя он и не был старым, одетый по последней моде, однако пестроте предпочитавший строгий черный цвет, что в наши дни встречается довольно редко. Оружия он не носил, однако во всей осанке его и манере держаться сквозило врожденное благородство, не оставлявшее места для малейших сомнений в его происхождении.

– Простите мне небольшое опоздание, - улыбнулся он хозяевам, - граф, графиня.
– Он занял место как раз по левую руку от Жана-Франсуа, мгновенно угомонившегося при его появлении и вплотную занявшегося уничтожением вина.
– Так вы не ответили мне, шевалье... Мы не были друг другу представлены.

– О, простите старой даме небольшую забывчивость, - еще милее улыбнулась Жермона де Вьерзон, продолжая играть роль гостеприимной хозяйки.
– Эжен де Бренвиль, Арман де Кавиль.

– Приятно познакомиться, - сказал вновьприбывший, кивая мне.

– Взаимно, - ответил я.

– И все же мой вопрос, шевалье де Кавиль, - напомнил де Бренвиль, - каков будет ваш ответ?

– Как я уж сказал благородным господам, у меня слишком мало сведений, чтобы высказываться однозначно, но если судить по описанию, которое дают выжившие очевидцы, я скорее склонен предположить, что - Зверь бестия из плоти и крови, а не создание Баала. Того же мнения и брат Гракх, я поговорил с ним вчера.

– Тот самый шпон Хитрого коибрийца?
– усмехнулся де Бренвиль.
– Что же он здесь делает в таком случае?

– Я спрашивал у него, но он отговорился тем, что у баалоборца и без Зверя достаточно дел.

– Славный ответ, - встрял Жан-Франсуа, - ему наши дожди мешают разводить костры, не иначе, а то бы он уже расстарался вовсю. Этим салентинцам только дай волю.
– И он вновь хрипло рассмеялся, поднимая бокал, полный вина.

– Гракх - не салентинец, - покачал головой де Бренвиль, - как и все мистики, он не имеет национальности. Вообще же он - подданный Иберийской короны, был по крайней мере, когда я встречался с ним в последний раз.

– Так вы знакомы?
– удивился я.

– У меня довольно широкий круг знакомств, - усмехнулся де Бренвиль.
– Итак, если Зверь - не тварь Долины мук, то кто же он?

– Существо из плоти и крови, как любое животное в нашем мире и, не сочтите за бестактность, мы, люди.

Это мое заявление привело общество, за исключением Жана-Франсуа и де Бренвиля, повергло в изумление, но, видимо, все слишком привыкли к эксцентричным выходкам графского сынка, потому что почти сразу прерванные ею разговоры продолжились, будто бы я ничего такого не сказал.

– Я не могу понять и принять вашей позиции по этому вопросу, - произнес Морис Лежар, - но даже если вы правы, то не можете отрицать, что Зверь послан нам в предупреждение о будущей каре, кою обрушит на нас, если мы продолжим жить той жизнью, как сейчас.

– Быть может и так, - признал я, - и все же он убивает не закоренелых грешников, но женщин и детей, а также демонстрирует всем и вся собственную мощь, оставляя некоторых в живых. Не слишком ли избирательно для кары Господней?

– Неисповедимы пути Его, - возвел очи горе клирик.
– И не нам судить о них.

– Очень удобная отговорка, отче, - рассмеялся своей шутке Жан-Франсуа, - особенно если ответа а вопрос не знаешь!

– Жан-Франсуа, - оборвала его мать, - по-моему, тебе достаточно на сегодня вина...

– И общения, - буркнул Жан-Франсуа, поднимаясь.
– Прощу прощения за то, что ухожу так рано.

– Ему все хуже, - грустно протянула Елена, - а мне все чаще вспоминается, каким он был в детстве, как мы играли вместе.

– Вас было водой не разлить, - горько усмехнулся ее отец.
– И что только потянуло его на Модинагар?