Книги Бахмана

В ушах отчетливо послышался голос Фредди: Гад ты лживый и последняя скотина, Джордж!

Мэри просветлела.

– Как здоробо! А я богу с тобой поехать?

– Нет, не стоит, тебе надо лечиться.

– Я былечусь.

– В другой раз, – отрезал он.

– Бадно, – вздохнула Мэри. – Как хорошо, что ты бакобец решибся. Я уже бобновабась.

– Ну и зря.

– Да.

Она еще раз отпила из чашки и прижалась к нему. Он слышал ее шумное дыхание. Мерв Гриффин оживленно трепался с Джеймсом Бролином по поводу его нового фильма «Западный мир». В ближайшем времени его собирались крутить по всем парикмахерским.

Минуту спустя Мэри поднялась и поставила в духовой шкаф упаковку с готовым ужином. Тем временем он подошел к телевизору и, переключив программу, остановил выбор на каком-то боевике. Он старался не слушать увещеваний Фредди. Некоторое время спустя Фредди сменил пластинку.

* * *

А помнишь, Джордж, как тебе достался твой первый телевизор?

Он улыбнулся, глядя не на Форреста Такера, а как бы сквозь него.

Помню, Фред. Еще бы не помнить.

Как-то вечером, примерно через два года после женитьбы, они вернулись домой от Апшоу, где смотрели по телевизору развлекательные программы, и Мэри спросила, не показалась ли ему Донна Апшоу несколько… отчужденной, что ли. Он хорошо помнил, как выглядела тогда и во что была одета Мэри. Худенькая и стройная, довольно высокая, в беленьких босоножках на каблуках, которые только что приобрела по случаю лета. И еще на ней были обтягивающие белые шортики; в них ее длинные ножки выглядели особенно завлекательными. Откровенно говоря, в ту минуту ему было вовсе не до Донны Апшоу; его интересовало только одно – как бы поскорее извлечь Мэри из этих шортиков. Больше ничто его в тот миг не волновало.

– Может, ей просто надоело угощать орешками половину населения предместья лишь потому, что у них у единственных на всей нашей улице есть телевизор? – предположил он.

Ему показалось, что хорошенький лобик Мэри прочертила тонкая морщинка – так бывало всегда, когда у его жены было что-то на уме; однако к тому времени они уже поднимались по лестнице в спальню, а его пальцы гладили и тискали ее соблазнительный задик.

Лишь позже, значительно позже, она спросила:

– Слушай, Барт, а во что бы нам обошелся настольный приемник?

В полудреме он ответил:

– Мне кажется, что приличную «Моторолу» можно было бы раздобыть долларов за двадцать восемь – тридцать. А вот «Филко»…

– Я не про радиоприемник говорю, Барт. Меня интересует телевизор.

Он присел, включил свет и уставился на нее. Мэри лежала рядом обнаженная, простыня была стянута почти до самых коленей. Хотя она и улыбалась, он видел: Мэри настроена серьезно.

– Мэри, пока мы не можем себе этого позволить.

– Так сколько все-таки стоит настольная модель? «Дженерал электрик», «Филко» или что-нибудь в этом роде?

– Новый?

– Да.

Он чуть призадумался, глядя, как играет матовый свет на изящных округлостях ее грудей. В те годы Мэри была совсем худенькая (вообще-то она и сейчас не толстушка, Джордж, упрекнул он себя; а я этого и не говорил, Фредди) и какая-то более живая, что ли.

– Мне кажется, долларов семьсот пятьдесят, – произнес он, надеясь, что улыбка сползет с ее лица. Однако этого не случилось.

– Что ж, давай посмотрим, – сказала она, усаживаясь и подворачивая под себя ноги.

– А я уже смотрю, – ухмыльнулся он.

– Не сюда, нахал. – Мэри расхохоталась, но щечки ее зарделись (между прочим, прикрываться она все-таки не стала, это он как сейчас помнил).

– Ну так что ты задумала?

– Зачем нужен телевизор мужчине? – вслух рассуждала она. – Чтобы смотреть спортивные передачи по уик-эндам. А зачем телевизор женщине? Чтобы смотреть днем мыльные оперы. Представляешь, как удобно – ты гладишь и одновременно смотришь телевизор. А теперь только представь на минутку, что мы с тобой оба обретем такое, что поможет нам с пользой провести время, которое в противном случае было бы потрачено зря…

– Например, на чтение или на любовь, – с невинным видом промолвил он.

– Вот на это у нас время всегда находится, – со смехом заметила она и раскраснелась больше прежнего; при свете ночника глаза ее казались темными, а таинственная ложбинка между грудями властно манила его к себе. И он понял, что уступит, пообещает ей даже полуторатысячный «Зенит», встроенный в шкафчик, если она только позволит ему сейчас еще разок предаться любви; при одной лишь мысли об этом он возбудился и ощутил, как каменеет его змей – так забавно однажды выразилась сама Мэри, когда они возвращались с новогодней вечеринки у Ридпатов, где она чуть-чуть перепила. Даже сейчас, восемнадцать лет спустя, он вновь ощутил, как каменеет змей – и ведь от одного лишь воспоминания.

– Что ж, ладно, – сказал он. – Я буду грабить припозднившихся путников по уик-эндам, а ты научишься обирать их карманы в дневное время. Однако если серьезно, то что, милая Мэри, моя не совсем Дева Мария, мы будем делать?

Она запрыгнула на него, хихикая, а он чувствовал животом ее мягкие груди (сейчас уже, конечно, не те, Фредди, не те, что прежде).

– Вот в том-то и фокус, – ответила она. – Какое у нас сегодня число? Восемнадцатое июня?

– Совершенно верно.

– Ну вот, делай по уик-эндам то, что ты задумал, а восемнадцатого декабря мы сложимся и…

– …купим тостер, – ухмыльнулся он.

– …купим телевизор, – настойчиво сказала она. – Я уверена, Барт, что нам это по силам. – И она снова захихикала. – Но самое занятное во всем этом, что вплоть до самой последней минуты мы не скажем друг дружке, чем занимаемся.

– Что ж, я согласен, – с серьезным видом сказал он. – Если только завтра, вернувшись с работы, не увижу над нашей дверью красный фонарь.

Она схватила его, взгромоздилась сверху и принялась щекотать; щекотка быстро сменилась ласками.

– Давай, – прошептала она, прижимаясь к нему всем телом. – Сейчас. Я хочу тебя, милый.

Позже, уже снова в темноте, лежа на спине, сцепив руки за головой, он спросил:

– Значит, ничего друг дружке не рассказываем?

– Да.

– Слушай, Мэри, а с чего вообще возник этот разговор? С того, как я сказал, что Донне Апшоу просто надоело угощать орешками половину населения нашего предместья?

На сей раз она уже не хихикала. Голос ее звучал ровно, строго и даже слегка пугающе: в спальне их квартирки на третьем этаже дома без лифта вдруг пахнуло зимой посреди теплой июньской ночи.