Книги Бахмана
Шрифт:
Мальоре отложил раскладушку в сторону, сложил кредитные карточки в стопку и придвинул ее к Мэнси.
– Сними с них копии, – сказал он. – А заодно и с банковских чеков. – Он хохотнул. – Похоже, его жена тоже держит его чековую книжку под замком, как и моя.
Мэнси устремил на него вопросительный взгляд.
– Уж не собираетесь ли вы иметь дело с этой подсадной уткой? – осведомился он.
– Не называй его подсадной уткой, и, возможно, он больше не обзовет меня мудозвоном. – Мальоре невесело усмехнулся. – И не учи меня жить, Пит. За собой лучше смотри.
Мэнси подобострастно хихикнул и вышел, забрав с собой кредитные карточки.
Дождавшись, пока закроется дверь, Мальоре посмотрел на него и снова
– Мудозвон, – промолвил он и покачал головой. – Ну надо же, а ведь до сих пор мне казалось, что меня уже по-всякому обзывали.
– Зачем ваш человек собрался копировать мои кредитные карточки?
– У нас есть доступ к компьютеру, – ответил Мальоре. – На временной основе. Знание нужных кодов помогает проникнуть в банки памяти пятидесяти главных корпораций, которые действуют в нашем городе. Вот и я собираюсь вас проверить. Если вы легавый, мы это быстро выясним. Если ваши кредитные карточки липовые, мы это тоже мигом установим. Как, впрочем, и то, что они настоящие, но принадлежат не вам. Хотя, должен признаться, вы меня убедили. Надо же – мудозвон. – Он покачал головой и расхохотался. – Вчера, случайно, не понедельник был? Ваше счастье, мистер, что вы меня не в понедельник так окрестили.
– Ну а теперь-то я могу вам сказать, что мне нужно?
– Бога ради. Будь на вас хоть шесть магнитофонов, вам меня все равно не подловить. Ловушки ваши мне нипочем. Однако сейчас я ничего слушать не хочу. Приезжайте завтра в это же время, и я сообщу вам, буду вас слушать или нет. Однако даже если вы и чисты, я не обещаю, что соглашусь вам что-нибудь продать. Знаете почему?
– Почему?
Мальоре снова расхохотался:
– Потому что, на мой взгляд, вы чокнутый. У вас не все дома. Ясно?
– Почему? Только из-за того, что я вас так обозвал?
– Нет, – помотал головой Мальоре. – Но вы напомнили мне одну историю, случившуюся со мной, когда я был еще ребенком; одного возраста с моим сыном. Был в нашем райончике один пес. Мы жили тогда в райончике Адское чрево, в Нью-Йорке. До войны еще, во времена Великой депрессии. Так вот, был там один малый, Пиацци, который держал собаку, здоровенную черную суку-метиса по кличке Андреа. Однако все мы называли ее просто собакой мистера Пиацци. Она все время сидела на цепи, но, несмотря на это, озлобленной не была. До поры до времени. Я имею в виду тот самый жаркий денек в августе. Году так в тридцать седьмом. Псина вдруг набросилась на ребенка, который подошел к ней слишком близко, и он угодил на месяц в больницу. Тридцать семь швов на шею наложили. Однако я знал наперед, что так случится. Собака целыми днями сидела на солнцепеке, день за днем, все лето. Примерно в середине июня она перестала вилять хвостом при приближении детей. Потом стала глазами вращать, а вскоре и рычать. Когда это с ней началось, я перестал ее гладить. Собаку мистера Пиацци. А другие ребята надо мной подтрунивали: «Ты что, Сэлли, сдрейфил, да? Обоклался?» А я отвечал: «Нет, я не сдрейфил, но я и не такой болван. Собака озверела, это слепому видно». А они только смеялись в ответ: «Собака мистера Пиацци не кусается, это всем известно. Ей хоть в самую пасть голову засунь, и то она не укусит». А я отвечал: «Да гладьте ее сколько влезет, кто вам не дает? А вот я обожду». И вот они прыгали вокруг и орали: «Сэлли сдрейфил, Сэлли – трус, Сэлли – трусливая девчонка, Сэлли за мамину юбку цепляется!» И так далее. Сами знаете, как себя дети ведут.
– Знаю, – кивнул он.
Мэнси вошел и остановился в дверях, слушая их разговор.
– Так вот, самый горлопанистый из них в итоге и поплатился. Луиджи Бронтичелли, так его звали. Правоверный иудей вроде меня. – Мальоре снова захохотал. – Жара в августе стояла такая, что можно было на тротуаре яичницу жарить, и он выбрал именно этот день, чтобы подойти и погладить собаку мистера Пиацци. С тех пор он говорит так, что его
с трудом расслышать можно. Сейчас он держит парикмахерскую в Манхэттене и его называют Шепчущий Джи. – Мальоре улыбнулся. – Так вот, вы напоминаете мне собаку мистера Пиацци. Пока вы еще не рычите, но уже вращаете глазами, вздумай кто вас погладить. А уж хвостом вилять давно перестали. Пит, верни ему вещи.Мэнси отдал ему все, что он выкладывал из карманов.
– Приходите завтра утром, и тогда потолкуем еще, – произнес Мальоре, глядя, как он снова набивает бумажник. – И я бы на вашем месте все-таки выкинул все лишнее. Не бумажник, а мусорная свалка.
– Может, и выкину, – глухо промолвил он.
– Пит, проводи его до машины.
– Хорошо.
Он уже выходил из двери следом за Мэнси, когда Мальоре снова его окликнул:
– А хотите знать, мистер, какая судьба постигла собаку мистера Пиацци? Ее забрали на живодерню и усыпили в газовой камере.
* * *
После ужина, когда Джон Чанселлор распинался по телевизору про то, как ограничение скорости позволило снизить аварийность на автостраде в Нью-Джерси, Мэри спросила его насчет дома.
– Термиты, – ответил он.
Ее лицо вытянулось, словно жевательная резинка.
– Да? Значит, опять мимо?
– Посмотрим, завтра съезжу туда еще раз. Если Тому Грейнджеру посчастливится найти приличного специалиста по выведению насекомых, я его с собой прихвачу. Может, еще удастся что-нибудь сделать.
– Будем надеяться. Такой задний двор и все прочее… – Она мечтательно приумолкла.
Ну молодец, вдруг произнес Фредди. Настоящий сэр Галахад. До чего ловко ты с женой управляешься. Это врожденный дар или тебя научили?
– Заткнись, – сказал он.
Мэри испуганно встрепенулась:
– Что?
– О… Чанселлор, – нашелся он. – От этих умников меня просто мутит… Я имею в виду Джона Чанселлора с Уолтером Кронкайтом на пару. Да и остальные меня достали.
– Они не виноваты, Барт, – вздохнула Мэри, устремив печальный взгляд на экран телевизора. – Они же просто комментаторы. Гонец ведь за послание не отвечает.
– Возможно, – поспешил согласиться он, а сам подумал: Ну и скотина же ты, Фредди.
Фредди назидательно повторил ему, что гонец за послание не отвечает.
Некоторое время они молча слушали выпуск новостей. По его окончании показали рекламный ролик про новое средство от простуды – в нем участвовали двое мужчин, головы которых из-за диких соплей превратились в полупрозрачные ледяные кубы. Однако стоило только одному из них принять пилюлю, как серо-зеленый каркас вокруг головы начал опадать здоровенными кусками, словно штукатурка.
– Сегодня ты уже лучше говоришь, – заметил он. – Совсем не гундосишь.
– Да. Послушай, Барт, как фамилия этого риэлтера?
– Монахан, – машинально ответил он.
– Нет, не того, что тебе фабрику продает. Я имею в виду продавца дома.
– Олсен, – быстро сказал он, выбрав первую попавшуюся фамилию из внутренней мусорной корзины.
Выпуск новостей возобновился. Передали про быстро ухудшающееся состояние Бен-Гуриона. Похоже, что он уже совсем скоро собирался отправиться следом за Гарри Трумэном. Составить ему компанию на том свете.
– А как Джеку там нравится? – спросила она наконец.
Он уже собирался ответить, что Джеку там не нравится вовсе, но вдруг услышал собственный голос:
– Да вроде не жалуется.
Джон Чанселлор закончил выпуск, пошутив насчет летающих тарелок в небе над Огайо.
* * *
Он лег спать в половине одиннадцатого и, должно быть, сразу уснул, потому что, проснувшись, увидел, что на кварцевых часах высвечиваются цифры: