Книги крови III—IV: Исповедь савана

— А мотив? — спросил инспектор.

— Совершенно ясен. Изнасилование. Множество следов нападения, обширные повреждения влагалища, остатки спермы. Тут есть с чем работать.

— А раны на туловище?

— Рваные. На разрезы не похоже.

— Оружие?

— Не знаю. — Хендрикс опустил уголки губ книзу. — Я хочу сказать, ее ткани совершенно истерзаны. Если бы не было столь очевидных свидетельств изнасилования, я бы сказал, что это сделало животное.

— Ты хочешь сказать, собака?

— Ну, больше похоже на тигра, — ответил Хендрикс.

Карнеги нахмурился.

— Тигр?

— Шутка, — ответил Хендрикс. — Я пошутил, Карнеги. Господи, у тебя есть чувство юмора?

— Не смешно, — произнес Карнеги.

— Да я и не смеялся, — сказал Хендрикс с мрачным видом.

— Тот человек, которого Макбрайд нашел в боксе…

— А что насчет него?

— Он подозреваемый?

— Да ни в коем случае. Мы ищем маньяка, Карнеги. Большого и сильного. Дикого.

— А когда ее ранили? До или после?

Хендрикс нахмурился.

— Не знаю. После вскрытия станет известно больше. Но я бы сказал, что наш парень был в исступлении. Скорее всего, эти раны нанесены одновременно с изнасилованием.

Обычно флегматичные черты лица Карнеги исказились от удивления.

— Одновременно?

Хендрикс пожал, плечами.

— Похоть — забавная штука, — заметил он.

— Чудовищно забавная, — потрясенный, ответил Карнеги.

Карнеги велел водителю высадить его за полмили от дома, чтобы немного пройтись пешком и поразмыслить перед возвращением туда, где его ждут горячий шоколад и дремота Этот ритуал, соблюдался с почти религиозным рвением, даже когда инспектор уставал как собака. Он привык выбрасывать из головы все служебные заботы до того, как переступит порог собственного жилища. Давний опыт показал: если и дома думать о расследовании, это не поможет ни работе, ни семейной жизни. Он понял это слишком поздно, чтобы помешать жене уйти, а детям — отдалиться. Тем не менее своего принципа он придерживался твердо.

Сегодня инспектор шел медленно, чтобы развеялось тяжелое ощущение от этого вечера. Путь лежал мимо маленького кинотеатра; в местной газете написали, что он скоро будет снесен. Карнеги не удивился. Кино явно деградировало с каждым годом. Репертуар на неделю подтверждал это: сплошные фильмы ужасов. Зловещие и примитивные, если судить по рекламным плакатам, с безудержной гиперболизацией и утрированной жестокостью.

«Ты никогда не уснешь!» — гласило одно из названий, а под ним картинка: женщина, вполне бодрствующая, пятилась от надвигающейся на нее тени двухголового мужчины. Этими банальными образами деятели массовой культуры до сих пор пугали бесхитростных зрителей. Блуждающие мертвецы; буйство природы, мстящей цивилизованному миру; вампиры, знамения, пожары, чудовищные бури. Чушь, всегда привлекавшая публику, нелепые страшилки. Ничто из набора опереточных ужасов не могло сравниться с обыденными человеческими преступлениями, с кошмарами (или их последствиями), которые Карнеги видел на работе почти ежедневно. Перед его мысленным взором проплывали картины: мертвецы под вспышками полицейских фотографов, лежащие вниз лицом, точно ненужный хлам; и живые, глядящие на него голодными глазами, где пылает жажда секса, наркотиков, яркой боли. Почему бы киношникам не нарисовать их на своих афишах?

Когда он добрался до дома, в тени за гаражом закричал ребенок. Карнеги вздрогнул и остановился. Крик повторился, и Карнеги понял, что там такое. Не ребенок, нет; это кошка или кошки обменивались любовными призывами в темноте. Он направился туда, чтобы разогнать их. Весь переулок провонял острым животным запахом. Ему не пришлось кричать — шаги распугали животных. Кошки прыснули во все стороны, и не парочка, а полдюжины. Карнеги прервал настоящую оргию. Однако он все равно опоздал — запах вожделения уже пропитал все вокруг.

Инспектор недоуменно разглядывал нагромождение видеомагнитофонов и мониторов в своем офисе.

— Господи помилуй, что это такое? — произнес он.

— Видеозаписи, — ответил Бойл, его помощник. — Из лаборатории. Я думаю, вам нужно посмотреть их, сэр.

Хоть они и работали вместе уже семь месяцев, но Карнеги не слишком жаловал Бойла Под лощеной оболочкой помощника таилось бешеное честолюбие. Будь Бойл вполовину моложе, это казалось бы естественным, но ему давно перевалило за тридцать, а амбиции его оставались маниакальными. Гора оборудования в офисе весьма соответствовала стилю Бойла — показательно сверх меры.

— Для чего столько экранов? — кисло спросил Карнеги. — Мне нужен стереосеанс?

— У них было три камеры, которые снимали одновременно, сэр. Фиксировали эксперимент с нескольких точек.

— Какой эксперимент?

Бойл жестом пригласил начальника сесть. Подобострастен до предела, подумал Карнеги, но как мало от этого толку.

— Все в порядке, — сказал Бойл лаборанту у видеоустройства. — Начинайте.

Карнеги потягивал горячий шоколад, принесенный с собой. Этот напиток был одной из немногих его слабостей. Если машинка, что его готовит, сломается, он станет несчастным человеком. Он поглядел на три экрана. Неожиданно на них появились титры.

«Проект „Слепой мальчик“,— гласила надпись. — Секретно».

— Слепой мальчик? — спросил Карнеги. — Что это? Вернее, кто?

— Очевидно, какое-то кодовое слово, — ответил Бойл.

— Слепой мальчик, слепой мальчик, — повторял Карнеги, словно вбивал эти слова в подсознание.

Но прежде, чем он что-то понял, все три экрана начали показывать разное. Точнее, на них появился один и тот же объект — сидящий в кресле мужчина лет под тридцать, в очках с двойными линзами; но мониторы отображали его под разными углами. Один из них представлял объект в полный рост и профиль, другой — в три четверти и под углом сверху, третий — спереди: лишь голова и плечи, отснятые через стекло бокса. Все три изображения черно-белые, ни одно не отцентрировано и не сфокусировано. Объект о чем-то доброжелательно болтал с женщиной (в ней с первого взгляда можно было узнать погибшую), которая прилаживала ему на лоб электроды. О чем они говорили, уловить было трудно — сама камера создавала акустические помехи и они плохо действовали на аппаратуру и на слушателей.

— Эта женщина — доктор Дане, — услужливо подсказал Бойл. — Жертва.

— Да, — сказал Карнеги, внимательно глядя на экраны. — И долго ли идут все эти приготовления?

— Довольно долго. Большая часть разговоров не содержит никакой информации.

— Ну так давайте поглядим на то, что содержит информацию.

— Прокручивайте быстрее, — сказал Бойл.

Лаборант подчинился, и фигуры на трех экранах задергались и завизжали, как комедианты.

— Погодите, — велел Бойл. — Верните немного назад!

Лаборант сделал так, как он велел.

— Вот! — сказал Бойл, — Остановитесь тут! А теперь включите нормальную скорость. — Действие возобновилось в обычном темпе. — Вот где все начинается, сэр.

Карнеги уже прикончил шоколад и опустил палец в густую массу на дне чашки, чтобы сбросить на язык последние капли. На экране доктор Дане со шприцем приближалась к парню, потом оттянула кожу у его локтя и ввела что-то. Не в первый раз после визита в лабораторию Хьюма Карнеги пытался угадать, чем там на самом деле занимались. Фармакологическое исследование? Но чрезвычайная секретность эксперимента, проходящего поздней ночью в опустевшем здании, заставляла предположить, что это нечто иное. На экране тоже написано: «Секретно!» То, что они сейчас наблюдали, явно не предназначено для посторонних глаз.

— Вам удобно? — спросил какой-то мужчина вне поля зрения камер.

Человек в кресле кивнул. Очки с него сняли, и без них он выглядел слегка растерянным Ничем не примечательное лицо, подумал Карнеги. Этот тип, чье имя до сих пор неизвестно, не походил ни на Адониса, ни на Квазимодо. Парень слегка откинулся в кресле, и его жидкие бесцветные волосы коснулись плеч.

— Я в порядке, доктор Уэллес, — ответил он тому, кто спрашивал.

— Вам не жарко? Вы не потеете?

— Вообще-то нет, — извиняющимся тоном ответил подопытный кролик. — Я чувствую себя нормально, как обычно.