Книги крови III—IV: Исповедь савана

— Не кричи, — сказал он, стараясь говорить убедительно, — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Она покачала головой и сказала ему в ладонь:

— Не буду.

Он отнял руку от губ женщины, и она несколько раз отчаянно глотнула воздух. «Где же Исайя, — думала она. — Наверняка где-то поблизости». Она опасалась за свою жизнь — у насильника так горели глаза! — поэтому оставила всякие попытки сопротивления и позволила ему делать, что он хочет. Страсть мужчины, как; она знала по собственному богатому опыту, легко истощалась. Сначала они клянутся перевернуть небо и землю, а через полчаса становятся вялыми, как тряпка. В любом случае она сумеет вынести его воспаленную страсть. У нее бывали клиенты и похуже. Что касается его члена, который он вводил в нее все глубже, — в нем не было ничего необыкновенного.

Джером хотел добраться до ее сердца, хотел увидеть его, хотел купаться в теплой крови. Он просунул руку ей под груди и почувствовал, как сердце колотится под его ладонью.

— Понравилось, а? — спросила женщина, когда он прижался к ее груди. — Не тебе одному.

Он впился пальцами в ее кожу.

— Осторожнее, милый, — попросила она, заглядывая ему через плечо в надежде увидеть Исайю. — Помягче. У меня нет другого тела.

Джером не ответил. Ногти его окрасились кровью.

— Не делай этого, — сказала она.

— Ему нужно наружу, — ответил он, зарываясь все глубже, и тут до нее внезапно дошло, что это не любовная игра.

— Прекрати! — крикнула она, когда он начал терзать ее.

Внизу, неподалеку от дома, Исайя уронил кусок только что купленного французского кекса и побежал к двери. Уже не в первый раз любовь к сластям заставляла его покинуть пост. Но если он не поторопится, этот раз станет последним. С лестничной площадки доносились ужасные звуки. Он взбежал по ступенькам. Сцена, представшая перед его глазами, была гораздо хуже, чем он мог вообразить. Какой-то тип прижал Симону к стенке, а из-под их тел текла кровь. Он не мог понять откуда.

Исайя завопил Насильник с окровавленными руками отвлекся от своего занятия и увидел гиганта в униформе. Джерому понадобилось несколько секунд, чтобы оторваться от женщины, и гигант успел подскочить к нему. Исайя схватил мужчину и оттащил прочь. Симона, всхлипывая, скрылась в своей комнате.

— Проклятый ублюдок! — воскликнул Исайя, награждая пришельца градом ударов.

Джером слабо отбивался. Но он горел и ничего не боялся. Опомнившись, он накинулся на парня, точно разъяренный бабуин. Исайя, застигнутый врасплох, потерял равновесие и упал на одну из дверей, под его весом открывшуюся внутрь. Он ввалился в тесный туалет и ударился головой о край унитаза. Все это совершенно сбило его с толку. Он лежал на окрашенном линолеуме и слабо постанывал, ноги его были широко раздвинуты. Джером слышал, как кровь пульсирует в венах мужчины, ощущал сладкий запах его дыхания, и это призывало его остаться. Но инстинкт самосохранения подсказывал, что надо уходить. Исайя уже пытался подняться. Прежде чем он встал с пола, Джером повернулся и сбежал по ступенькам.

Когда он вышел, уже наступили сумерки. Он улыбнулся. Улица желала его больше, чем женщина на площадке, и он готов был подчиниться этому желанию. Он смотрел на булыжник под ногами; восставшая плоть все еще распирала его штаны. Он слышал, как за спиной топает по ступенькам гигант. Огонь все еще пылал, охватывал ноги Джерома, и он побежал по улице, не заботясь о том, преследует ли его человек со сладким дыханием. Прохожие, привыкшие ко всему в наш бесстрастный век, не слишком удивлялись появлению заляпанного кровью сатира. Некоторые показывали на него пальцами и думали, что он актер, но большинство просто не обращали внимания. Он свернул в путаницу боковых переулков. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять: Исайя по-прежнему преследует его.

Возможно, он набрел на уличный рынок случайно. Более вероятно, что слабый ветерок донес до него манящие запахи мяса и фруктов. Узкий пролет был заставлен прилавками, забит покупателями и продавцами. Джером радостно углубился в толпу, терся о чьи-то бедра и ягодицы. Везде, куда ни кинешь взгляд, он видел человечью плоть! Он и его член едва поверили в такую удачу.

Он услышал, как за его спиной закричал Исайя. Он ускорил шаги, направившись туда, где толпа была плотнее, чтобы затеряться в жаркой массе людей. Каждый контакт вызывал болезненный экстаз. Каждый оргазм — они наступали один за другим, когда он проталкивался сквозь толпу, — был сухим спазмом боли. Болела спина, болела мошонка. Но это ничего не значило: его тело превратилось в подставку для одного-единственного монумента — пениса. Голова — ничто, разум — ничто. Руки существовали лишь для того, чтобы притянуть к себе любовь; ноги — чтобы вести требовательный член туда, где он найдет удовлетворение. Он представлялся самому себе ходячей эрекцией. Мир жаждал его. Плоть, камень, сталь — его влекло все.

Неожиданно, вопреки его желанию, толпа поредела Он вышел через калитку рынка и оказался на узкой улочке. Солнце пронизывало лучами проемы между домами и усилило огонь желания. Джером уже хотел вернуться в толпу, когда почувствовал запах и увидел нечто, заинтересовавшее его. Неподалеку три молодых человека, все без рубашек, стояли посреди контейнеров с фруктами — в каждом ящике по дюжине корзиночек с клубникой. Год выдался урожайным, а на жаре плоды быстро начинали портиться и гнить. Трое рабочих ходили вдоль груды корзинок, выбирали хорошие фрукты и кидали гнилье в сточную канаву. Запах в узком переулке сгустился чрезвычайно сильно, в воздухе стоял такой сладкий дух, что любому прохожему стало бы плохо. Но Джером потерял всякую брезгливость и отвращение. Мир — это мир как он есть, и Джером принял его, как при венчании, к добру или к худу. Он зачарованно наблюдал это зрелище: потные сортировщики фруктов залиты лучами солнца, их руки, ноги, тела заляпаны алым соком, воздух гудит от насекомых, а в сточной канаве вырос целый курган гниющих фруктов. Поглощенные своей малоприятной работой, сортировщики поначалу не заметили его. Потом один из троих поднял голову и увидел странное существо, наблюдавшее за ними. Он усмехнулся, но усмешка сошла с лица, едва он увидел глаза Джерома.

— Какого черта?

Остальные двое тоже оторвались от работы.

— До чего сладко, — сказал Джером.

Он чувствовал, как стучат их сердца.

— Погляди-ка на него, — сказал самый младший, указывая на ширинку Джерома. — У него стоит.

Они неподвижно стояли в солнечном свете, и он тоже замер, а осы гудели над грудой фруктов, и в голубом небесном проеме между домами пролетали птицы. Джером хотел, чтобы этот миг длился вечно. Остатки его разума считали, что он попал в рай.

И тут прекрасный сон кончился. Он почувствовал, как за его спиной появилась тень. Один из сортировщиков бросил корзинку, гнилые фрукты рассыпались по гравию. Джером нахмурился и обернулся. Исайя нашел его на этой улице. В одну короткую секунду сверкнуло лезвие, и Джером почувствовал боль в боку, куда ударил нож.

— О боже! — сказал молодой человек и побежал.

Два его брата, не желая быть свидетелями расправы, задержались лишь на миг и последовали за ним.

Боль заставила Джерома вскрикнуть, но никто на рынке его не слышал. Исайя вытащил лезвие, и вместе с лезвием вышел жар. Он вновь замахнулся для удара, но Джером быстро отпрянул и миг спустя уже пересекал улицу. Его противник боялся, что крики жертвы привлекут нежелательное внимание, и быстро пустился в погоню, чтобы закончить начатое. Но асфальт был скользким от гнилых фруктов, и пропасть между противниками все увеличивалась.

— Ну нет! — сказал Исайя.

Он не мог упустить унизившего его человека Он перевернул башню ящиков с фруктами — корзиночки опрокинулись, и их содержимое перекрыло дорогу Джерому. Тот заколебался, прежде чем наступить в это месиво, и промедление чуть не убило его. Исайя приблизился, сжимая нож. Джером, чьи чувства от боли обострились до крайности, увидел лезвие, готовое распороть ему живот. Мозг его осознал опасность такой раны, но тело жаждало ее — жар выплеснется из него вместе с кровью и присоединится к грудам клубники, разбросанной в сточной канаве. Искушение было таким сильным, что он чуть не поддался ему.

Исайе уже дважды приходилось убивать. Он понимал безмолвный язык этого действа и знал, что означает приглашение, горящее в глазах жертвы. Он с удовольствием принял это приглашение и занес нож. В последний момент Джером опомнился и ударил гиганта Исайя отклонился, и его подошвы поскользнулись на фруктовом месиве. Нож выпал из его руки в россыпь фруктов. Джером дернулся прочь, когда его преследователь, потеряв преимущество, принялся искать свое оружие. Но жертва уже ускользнула и прежде, чем огромная рука взялась за рукоятку, затерялась на людных улицах. Исайя не успел спрятать нож, когда человек в полицейском мундире загородил ему дорогу.