Книгоедство
Шрифт:
Но десяти лет поэт ждать не стал. Он застрелился ровно через три года после этого разговора.
Начиная с 1922 года Маяковский девять раз бывал за границей – Латвия, Германия, Франция, США, Чехословакия, Польша.
Десятый раз ему поехать не дали, отказали в визе Это прибавило поэту решимости «лечь виском на дуло», как споет сорок лет спустя Владимир Высоцкий
Иван Бунин в «Автобиографических заметках» сравнивает рассказ об Америке двух поэтов – Маяковского и Есенина: «Нет, уж лучше Маяковский! Тот, по крайней мере, рассказывая о своей поездке в Америку, просто “крыл” ее, не говорил подлых слов о “мучительной тоске” за океаном, о слезах при виде березок»
Хотя сам хулиган-поэт чувствовал себя американистей
В 1928 году художник-эмигрант Николай Гущин встретил Маяковского, с которым дружил до революции, в маленьком парижском кафе. Гущин, страстно желавший вернуться назад в Россию, но не имевший такой возможности из-за отказа в визе, жаловался на свои проблемы поэту. «А зачем тебе туда ехать?» – спросил его Маяковский. «То есть как – зачем? Работать! Для народа!» – честно ответил Гущин «Брось, Коля! Гиблое дело», – таков был ответ поэта.
Заключительные строки стихотворения «Домой» процитирует, наверное, всякий, мало-мальски знакомый с творчеством Маяковского:
Я хочубыть понят моей страной,а не буду понят, –что ж,по родной странепройду стороной,как проходиткосой дождь.Они как никакие другие передают его настроение в последние годы жизни
– писал один малоизвестный поэт, жалуясь читателям на несправедливость судьбы, когда одним (Пушкину) все, а другим (ему) ничего – ни публикаций, ни славы, ни гонораров
Действительно, Пушкину стихи давались легко Поставит он, как известно, перед собой штоф, выпьет стакан, второй, третий, а дальше строчит стихи, как из пулемета, только успевает записывать
Впрочем, если взять в руки черновые варианты пушкинских сочинений, сразу возникает сомнение по поводу «пулеметной» легкости. Академическое издание «Медного всадника» в серии «Литературные памятники» дает этому весомое подтверждение
Одно из лучших творений Пушкина в один из лучших периодов его творчества, в болдинскую осень 1933 года, «Медный всадник», кроме прочих его достоинств, еще и лучший гимн нашему великому городу и о нашем великом городе Любой русский, ученый и неученый, обязательно вспомнит хотя бы несколько строчек из этого пушкинского шедевра
Эта пушкинская поэма еще уникальна тем, что породила вслед за собой целое литературное направление – Гоголь, Достоевский, Белый, Анненский, Блок, Ахматова, бессчетное количество современников Тема «маленького» человека и власти, символом которой выступает в поэме грозная фигура Медного всадника, стала чуть ли не основной для нескольких поколений писателей и будет еще, по-видимому, актуальна долго, покуда существует противоречие между государством и человеческой личностью
1. «Пристрастие к вину послужило причиной его преждевременной гибели», –
читаю я в комментарии к сатирическому стихотворению Б Алмазова, напечатанному во 2-м томе сборника «Эпиграмма и сатира» («Academia», 1931) Само же место, вызвавшее комментарий, такое:Нередко у Мея пивал я коньякИ рифмы подыскивал Фету…Мей славился своим хлебосольством, любил друзей и мог отдать им последние, даже взятые в долг деньги И пьянство его действительно погубило Вообще, это беда русской литературы – пьянство.
«Жаль Мея, он гибнет и погибнет», – находим мы в дневнике Е. Штакеншнейдера жутковатую в своей безысходности фразу.
Умер он в 40 лет с диагнозом «паралич легких» При жизни сделал довольно много, но из-за вечной своей безалаберности не особенно заботился изданием собственных сочинений. Из трехтомного собрания стихов, издаваемых на средства его мецената и собутыльника графа Кушелева-Безбородко, поэт успел подержать в руках лишь корректуру первого тома
Мея открыли заново в начале XX века Правда, каждый в нем находил свое. Николаю Клюеву он нравился за проникнутые народным духом и голосами допетровской Руси обработки древнерусских сказаний:
Где Мей яровчатый, Никитин,Велесов первенец Кольцов,Туда бреду я, ликом скрытен,Под ношей варварских стиховВладимир Пяст считал Мея виртуознейшим поэтом своего времени Мне, как я однажды уже писал, нравятся его экзотические стихи, в которых задолго до Брюсова и Гумилева грохочут дикие африканские барабаны.
А вот, пожалуйста, строчки, в которых весь, еще не родившийся, Северянин:
О ты, чье имя мрет на трепетных устах,Чьи электрически-ореховые косы…В Мее много чего можно найти Главное – не лениться искать. И не думать, что вы тратите время даром. Время, потраченное на поэзию, – приобретение, а не трата
2 Любители музыки и, возможно, кроссвордов знают Мея по операм Римского-Корсакова «Царская невеста» и «Псковитянка», в основу которых положены его драмы в стихах. Простой же читатель, пожалуй, не знает об этом поэте практически ничего А зря.
Я бы назвал поэта Мея экзотиком, или даже историком, – слишком много в его стихах и поэмах мотивов исторически-экзотических.
Вот кусочек из его поэмы «Колумб»:
Где цветущий Гванагани,Красоты чудесной полн,На далеком океанеПодымается из волн;Где ведет свой круг экватор;Где в зеленых камышахШевелится аллигатор…Там дикарь с головоломомИ копьем из тростникаГонит робкого зверька…А вот отрывок из «Графини Монтэваль»:
Стала зима… зашумели дожди… в Ардиэрской долинеМутный поток по наклонному руслу змеей извивался…Встал он… фонарь снял со ржавого гвоздика… «Ждите! – промолвил. –Буду я скоро…» И вышел… Ненастье и было ненастьем…Это стихотворение, как и много других, снабжено исторической справкой: «Рассказ заимствован из старой французской хроники…» и так далее За этим невыразительным «и так далее» скрывается пространный меевский пересказ соответствующих исторических фактов, положенных в основу стихотворения Вообще пристрастие к историческим комментариям прослеживается у Мея четко Особенно густо ими оснащены стихи на древнерусские темы: «Песня про боярина Евпатия Коловрата», «Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую», «Отчего перевелись витязи на святой Руси».