Книжная девочка

А тут еще этот эпизод с мусорным ведром. После приготовления ухи следовало выкинуть рыбные очистки. Как раз домой вернулся Вова, и Мила выскочила с ведром в коридор, пока он не успел раздеться, попросила вынести.

Паршивец снял куртку, как ни в чем не бывало! «Простите, Мила, я устал, не могу», – спокойно сказал он и отправился к себе.

Это незначительное событие послужило тумблером, переключившим Милины эмоции в другое русло. Раньше она воспринимала Внуков как необходимое дополнение к семейной жизни. В советское время на предприятиях были популярны «заказы»: вместе с дефицитной гречневой крупой ты получал, допустим, замшелое печенье.

Внуки были просто неблагоприятным обстоятельством, с которым приходилось мириться, если она хотела сохранить брак.

Теперь они стали раздражать ее сами по себе. Например, Валера ел только одну часть курицы, грудку. Казалось бы, ну и на здоровье, но Мила просто выходила из себя, наблюдая, как ему кладут на тарелку грудку с таким видом, словно приносят жертву языческому идолу. А Вова не ел грибы. У него не было аллергии или непереносимости – просто не любил. В своем детстве Мила в подобных случаях слышала: «Ешь что дают, а не хочешь, ходи голодной!» В этой же семье привередливость считалась признаком аристократизма и почиталась как талант. Если Мила планировала грибной обед, Вове следовало готовить отдельное блюдо, что сводило экономический эффект к нулю. Еще он ел суп из специальной чашки, которую Валера однажды разбил. И Михаил, который даже не шелохнулся, когда Внуки раскокали Милин любимый сервиз, тут же рванул в магазин за новой чашкой, словно без нее Вове угрожала голодная смерть.

Со своим сыном Мила всегда жила дружно, заботилась о нем, но ведь и он ей помогал. А эти?..

Возможно, дети наглеют от попустительства, а не по велению души… Но как проверишь, если ей запрещают вмешиваться в воспитание?

Как человек с научным складом ума, Мила часто задавалась вопросом: Внуки ее бесят потому, что ей жаль тратить на них свои деньги, или жаль денег потому, что они ее бесят? Другими словами: что первично, материя или сознание?

Ответ, конечно, не находился, но раздражение росло с увеличением расходов. Очень глупо, когда взрослую состоятельную женщину выводят из себя какие-то подростки, и Мила старалась подняться над ситуацией, но тщетно. Кажется, она стала прекрасной моделью для понятия «толерантность»!

Терпимость и толерантность – разные вещи, казалось ей. Терпимость – это благородное движение души к прощению, когда ты сознаешь, что пороки ближних всего лишь отражение твоих собственных пороков. А толерантность – сознательное самоунижение из страха потерять свое место в сообществе.

Она все прощает Внукам, чтобы сохранить брак. Нет, не прощает. Проявляет толерантность. У нее, можно сказать, дом толерантности.

Они с мужем давно уговорились прогуляться в свободный вечер, но, когда он выдался, вдруг выяснилось, что Миша не пойдет. Он должен забрать Вовин ноутбук из ремонта.

– Солнышко, погуляем в другой раз. Ребенку нужно заниматься.

– Пусть сам съездит и заберет.

Вова, находившийся тут же, изумленно вскинул брови, точь-в-точь как Наталья Павловна. Подобный вариант ему и в голову не приходил.

– Он не найдет! – трагически произнес Михаил. – Я сам еле нашел!

– Но нашел же! – Мила не дала сбить себя с курса. – Вова не слепой и не глухой. Что ему помешает найти, если ты все ему подробно растолкуешь?

– Я не найду, – сказал Вова. – Точно не найду.

«Значит, будешь сидеть без ноутбука. У нищих слуг нет», – хотелось сказать Миле, но она прикусила язык, понимая, что и так перешла все границы и муж на нее сердится.

– Зачем ты так, солнышко? – спросил он грустно, когда Вова с видом победителя вышел из кухни. – Не надо с детьми так строго! Они только оттаяли после смерти родителей…

В последнюю секунду ей удалось превратить глумливый смешок в скорбный вздох. Да когда же прекратится эта спекуляция? Женя переживала гибель родителей намного острее, хотя бы потому, что была старше Внуков. Но с ней как раз никто не носился.

– Хорошо, хочешь быть лакеем – будь им! – вздохнула Мила. – А я собиралась гулять, и пойду гулять! Жене позвоню, может, она составит компанию.

– Прекрасная мысль, – одобрил муж, – передавай привет. А я съезжу за компьютером, все же на машине быстрее.

У Милы было свое мнение на этот счет. На метро и пешком гораздо быстрее и интереснее, чем щемиться по пробкам. Она не любила пользоваться машиной в городе, считая, что та нужна только для поездок на дачу или за покупками. Если бы она была мэром, сделала бы въезд в центр платным. И не потому, что тут живет и не хочет дышать выхлопными газами, к ним она давно принюхалась. Просто ходить полезно, а сейчас мало кто заботится о моционе.

Проводив мужа, она опять тяжело вздохнула. Все же его поездка была педагогической дикостью.

Мила допускала, что Михаил так нежно заботится о детях неспроста. Они – оправдание его несостоявшейся карьеры. Я, мол, следовал велению долга и вытирал сопли племянникам, поэтому ничего и не достиг.

А у Милы, между прочим, есть все основания тянуть песню о тяжкой доле матери-одиночки. Только она еще с начальной школы зазубрила: хочешь – найдешь способ, а не хочешь – повод.

И как бы ее муж ни прикрывался племянниками, всем ясно, что фиаско он потерпел не из-за них. У него чрезвычайно ригидный ум, над любой проблемой он надолго зависает, вернее сказать, увязает в ней. Организационные способности равны нулю, а как исполнитель он перфекционист. В любом деле занимается тем, что называется словом «рассусоливать». А начальство больше ценит расторопность, чем тщательность, постоянные уточняющие вопросы невероятно раздражают. Михаил мог бы стать неплохим доктором, но в армии не попадал на клинические должности, а потом учиться стало поздно. Он был бы идеальным участковым врачом: старательный, внимательный, добрый. Пациенты бы молились на него. А дальше молитв дело бы не пошло, фыркнула циничная Мила.

Она подошла к стойке, заказать еще апельсинового сока со льдом.

– А лед кончился, – с радостной улыбкой заявил бармен.

Мила постаралась сурово сдвинуть брови, но невольно улыбнулась вслед за нахалом.

– Тогда кофе.

Она вернулась за столик, где сидела Женя.

– Знаете, Мила, – сказала та в продолжение беседы, – я читала книги о людях, которым внезапно привалила удача. Почти все они забывали старых друзей, а я вдруг обнаружила, что мне и забывать-то некого… Ведь у меня, кроме нашей семьи, нет настоящих друзей.

Мила улыбнулась, поболтала соломинкой в стакане с остатками сока. Веселый бармен помахал ей и крикнул, что поставил воду замораживаться.

– Мне кажется, тезис «друг познается в беде» справедлив скорее для мужской дружбы, чем для женской. У женщин с точностью до наоборот, самое для нас страшное – это чужое женское счастье. У меня тоже нет близких подруг, – задумчиво произнесла Мила. – Было несколько девчонок, но все они удачно выходили замуж, вообще хорошо устраивались. И я прекращала отношения. Я, а не они. Они как раз хотели со мной дружить, но я не хотела мук зависти. Выдумывала какие-то обиды, лишь бы не видеть рядом чужой счастливой жизни… Так что не жалей! Настоящие подруги сейчас бы от тебя отшатнулись, а остались бы только те, кто хотел бы воспользоваться твоим новым положением.

Женя несогласно помотала головой. Мила подумала, какие же у нее идеальные представления о мире!

– А теперь? – спросила Женя. – Теперь, когда вы замужем, вам не хочется возобновить старую дружбу? Ведь теперь вы ничуть не хуже их, а даже еще и лучше!

– Мне и так хватает роскоши человеческого общения, – мрачно ответила Мила. – В семье и на работе. Руслан Романович – вот моя лучшая подружка.

– Я все же не понимаю, зачем вы согласились стать его тенью…

Конечно, разве Женя могла упустить повод поговорить о нем?!