Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе
Шрифт:

Зина в ответ пожала плечами: он не понимает, ни один человек не понимает другого!..

Илья думает, что ей нужны деньги, дача, квартира. Нет или почти нет!.. Дача, квартира на Маяковского – дом ее детства, – это, конечно, важно, но все это не главное. Мама не договаривает, что Илья не достоин быть здесь хозяином, топить камин в гостиной, работать в кабинете. Это было так невыносимо обидно! Но и это не главное, – пусть.

Отец когда-то сказал ей – важно вовремя понять неизбежное, понять, что есть на свете вещи, которых у тебя никогда не будет. Эти слова относились к какой-то детской ерунде, – кажется, ее не приняли в класс скрипки. Для скрипки у нее не хватило музыкальных данных, и ей предложили класс фортепьяно, а Зина видела себя со скрипкой у подбородка и плакала – «хочу на скрипке!». «Ты никогда не будешь скрипачкой, – сказал отец. – И концертирующей пианисткой не будешь, даже просто первой в музыкальной школе не будешь – пойми, у тебя нет данных».

Главное – сегодня

она поняла, что есть на свете вещи, которых у нее никогда не будет, к примеру мать, понимающая, нежная, на которую можно опереться.

– Квартира – это не важно, – рассеянно сказал Илья, – важно не поссориться.

Но они все-таки поссорились. Илья с матерью поссорились так, что мать пила валерьянку, а Илья пошел разгружать вагоны – ночью, на Московский вокзал.

Мать продавала книги. Илья не сразу заметил – она, совершенно как вороватый подросток, вынимала из шкафа с библиографическими редкостями по одной книге и распушала оставшиеся книги так, чтобы не бросалось в глаза. Любой из многочисленных антикварных бронзовых наборов, ваз, сервизов, которыми был набит дом, стоил больше… Очевидно, мать продавала библиотеку назло Илье, – она просто сошла с ума! – но Зине было не до того, чтобы подумать: боже мой, что же с ней происходит!

В «Старую книгу» отправились первое издание «Облака в штанах», прижизненно изданный Достоевский, «Дьяволица» Булгакова 1925 года…

Илья кричал тонким визгливым голосом, что он не позволит, это память, вся библиотека целиком, что он ляжет на пороге, продаст себя, как проститутка, что будет голодать и купит у нее библиотеку.

Мать кричала в ответ, что это не его дело, не его книги, не его память, что она беззащитна, что она повесит на дверь кабинета замок… Кончилось тем, что Илья в истерике хлопнул дверью и действительно отправился на вокзал и утром принес матери деньги, чтобы выкупить Булгакова, и сказал, – а на Достоевского принесу завтра.

А после статьи Ильи об отце отношения в семье стали гораздо лучше, выровнялись, они втроем – Зина с Ильей и мать – начали мирно разговаривать, шутить, опять превратились в семью.

На первый взгляд, это необъяснимый психологический феномен. Зина страдала, понимала, прощала, – простила душой, но не смогла простить телом, а мать… у нее такая неожиданная реакция была на статью! На то, что ее знаменитого мужа на всех углах называли «слабая женщина, погубившая мастера»… Мать показала, что уж она-то никак слабой женщиной не является – она принялась устраивать свою жизнь.

Потом, когда мать мгновенно вышла замуж, Зина думала: «Она как будто поняла, что все уже, все… с папой все – она не будет его вдовой, она будет навсегда никем».

Разве можно такое простить?..

Зина.

P. S.

Ну вот, хотела «про Зину и Асю», а получилось про маму.

Ася! Мне сейчас с мамой очень трудно. Конечно, было бы гораздо легче, если бы она переехала к нам, но она пока не хочет.

Она как ребенок, утром звонит: «У меня 180 на 100», и я по голосу знаю – ложный вызов, привирает, хочет, чтобы я приехала. С тех пор как умер ее муж, я приезжаю к ней три-четыре раза в неделю – лекарства, продукты, книги, батарейки для приборов, и плюс еще один ложный вызов, получается, я бываю у нее почти каждый день. И каждый раз уговариваю: «Давай я тебя перевезу к нам». «Я не старуха, я молодая женщина, у меня еще есть личная жизнь», – отвечает она, и это правда.

Подозреваю, что это какой-то старый член Союза писателей… случайно получилась неприличная шутка!.. Нет, правда, – у мамы слабость к писателям, членам Союза. После папиной смерти у нее было два мужа, оба писатели, члены Союза.

Может быть, это к лучшему, что у мамы есть личная жизнь и она все еще живет не с нами, – из-за Маси. Я имею в виду, что Мася ведет себя не лучшим образом.

Мама может расстроиться – она так безумно любит Масю! Но она относится к ней совершенно не так, как ко мне, – за все хвалит, всем восхищается и просто тает от нежности.

Кстати, если уж зашла речь о квартире. Мама приходила к нам, брала Масю на руки, носила по комнатам и говорила, знаешь, так, самым своим торжественным голосом: «Это твоя квартира, я тебе ее завещаю». Она до сих пор любит сказать: «Мася, это твоя квартира, я тебе ее завещаю!»

В маме всегда была склонность к оперетте, ты не находишь?

Здравствуй, Зина.

Твоя мама всегда была самым трезвым человеком из всех нас.

Если хочешь, пусть мама думает, что Мася – первая ученица юрфака и никогда не гуляет по ночам.

Но что-то подсказывает мне, что она бы не расстроилась, узнав правду.

А что-то подсказывает мне, что она знает правду.

Но если хочешь, ври дальше.

Ася.

Ася, здравствуй.

Ася приехала, осталась жить, бродила по комнатам в цветастом халатике, стояла у плиты, выпятив

живот, варила кофе, валялась на диване, – и сразу стал дом.

Зина с Асей опять менялись одеждой.

– Ну что, подружки, будете вместе коляски катать, – говорили соседи.

Соседям они врали, говорили «мы беременны» – так им казалось смешно. И действительно, Ася со своей пятимесячной беременностью отличалась от Зины на крошечный выпуклый животик: спереди ничего не видно, только сбоку, но свитера были мешковатые, шубы широкие, и не понятно было, кто беременная.

Внутренний расклад их был такой: Ася была полна живописью, Илья – Асиной беременностью, Зина – своим романом, – у нее тогда был роман, и все вместе они наконец-то были «союз выдающихся личностей, возвышающихся над обыденностью», метафизический союз, в котором главное – духовная близость и уважение, тот самый союз, о котором девочки договаривались когда-то на выпускном вечере. Илья называл их «девочки» и вел себя как мужчина в доме, полном маленьких избалованных очаровательных девочек. У Аси, он был уверен, будет девочка.

На самом деле тех, кто наблюдал со стороны эти прекрасные, известные всем литературные союзы, например Брики и Маяковский, интриговало только одно – кто где спал.

В этом союзе было так: Илья спал в кабинете, Зина в родительской спальне, Ася в их с Ильей комнате.

Комната Ильи и Зины превратилась в мастерскую. На подоконнике двойник, тройник, льняное масло, лаки, растворители, Зинин еще школьный письменный стол завален красками, мастихинами, в центре стола ваза с подсолнечным маслом, из вазы, как цветы, торчали кисти, в углу составлены холсты. На Зининой двуспальной кровати справа, где раньше спал Илья, лежали готовые работы, яркие, сказочные. Ася сама делала краски, сухой пигмент смешивала с маслом, и получались необычно яркие цвета – не ультрамарин, кобальт зеленый, кадмий желтый, а счастливое детское небо, счастливая детская трава, счастливое детское солнце. На Зининой части кровати, слева, Ася спала. В комнате пахло растворителями, и из-за этого были постоянные ссоры – нельзя беременной писать маслом. Ася смеялась – завтра брошу масло и начну раскрашивать раскраски фломастерами. На самом деле она могла перейти на акварели или пастель, но заказы у нее были – масло.

Однажды Ася ушла ненадолго, вернулась, не ожидая никаких перемен, а в ее комнате – ни красок, ни растворителей, а на подоконнике лист бумаги с нарисованной на нем большой фигой. Илья все свалил в коробку, вывез в редакцию и вернулся домой, чтобы принять удар.

Ася так покраснела, а Илья так испугался, что первой закричала Зина.

Илье: «Ты! Не смей кричать!..» Асе: «Ты! Не смей волноваться!»

Потом закричала Ася: «Как ты мог! А как же парижские заказы?!»

Илья побежал на кухню и принялся выкидывать на стол продукты из холодильника – кефир, яйца, масло, сгущенку, сыр, докторскую колбасу. Выкидывал и кричал: «Я что, плохо вас содержу?! Вам что, нечего есть?! Это что, по-вашему, не еда?! Кефир! Яйца! Масло!..А вы!.. Краски! Растворители! Я не позволю в своем доме издеваться над ребенком!»

Зина задумчиво процитировала: «Я как ответственный квартиросъемщик, запрещаю», и он машинально сказал, откуда цитата, – «Другая жизнь».

Потом пили чай со сгущенкой и передразнивали друг друга, изображая сцену «Изгнание растворителей из дома».

– Ты уже написала ему десять работ, – сказала Зина, – подождет, пока ты родишь.

– Подождет, – подтвердил Илья, – или вообще черт с ним!

– Ничего не черт с ним, – возразила Ася, – это же музей современного искусства, а не какая-то левая галерейка! Он сказал – двенадцать работ. Можно я еще две напишу?

– Нельзя, – отказал Илья.

Он – это галерейщик в Париже. Две Асины работы попали к нему случайно, через московских друзей, неожиданно хорошо продались, и тут же возник проект сделать Асе выставку в галерее при музее современного искусства. Договорились на двенадцать работ, и Ася впервые работала по-настоящему, не когда поется, а была должна.

Это была зависимость, взаимная зависимость всех троих.

У Ильи – от движений ребенка в Асином животе. Илья совершенно помешался на Асиной беременности. Как будто это был его ребенок, как будто это Зина беременна, – годами лечилась от бесплодия и наконец ждет от него ребенка.

В конце шестого месяца врачи напугали Асю – угроза выкидыша.

– Врач сказала – жить, как будто я хрустальная ваза, и никакой половой активности. Какая может быть активность, – засмеялась Ася, – я ничего не хочу, я даже думать об этом не могу, я теперь, как ты, Зина…

– А я теперь, как ты, – засмеялась Зина, – у меня роман.

– Рома-ан?.. Давай скорее рассказывай! Как его зовут?

– Игорь. Красивое имя, главное, редкое… – улыбнулась Зина.

По странному, почти мистическому совпадению, Игорь жил в доме в Графском переулке. Когда он впервые привел Зину в тот же дом, в тот же подъезд, наверх по черной лестнице, Зина хотела развернуться и убежать, – в Ленинграде столько улиц, домов, квартир, мастерских! Что это, неслучайное совпадение, какое-то послание ей, предупреждение? Кто-то наверху хочет таким образом что-то ей сообщить?..

Поделиться с друзьями: