Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России?

Галя, что для вас самое важное вне профессиональной жизни. Как вы предпочитаете отдыхать?

Я очень люблю путешествовать, сейчас это немножко сложно, но тем не менее… Мы обожаем семьей погрузиться в машину и поехать осматривать разные места. Например, две недели ездим по северу Испании. Сейчас, поскольку открыта Турция, мы бесконечно ездим и осматриваем ее античные руины, и это для нас большое счастье. Вообще, я очень семейная, для меня отношения с детьми – самое важное, я мать-перемать. Люблю сидеть дома, бесконечно пеку пироги, люблю готовить – это для меня тоже очень счастливое состояние потока. Стоишь, режешь какую-нибудь морковку или взбиваешь белки – и тебе хорошо. Я много занимаюсь спортом, хожу на фитнес четыре раза в неделю совершенно без идеи стать какой-то идеальной фитоняшкой, а просто потому, что люблю движение, для меня это какое-то удовольствие и радость, от этого черпаю энергию.

И как вы все это успеваете, просто фантастика!

У меня есть Гугл-календарь, в котором все записано, включая тренировки. Всем рекомендую.

Наш новый «пандемийный мир» отразился на вашем образе жизни? Как вы переживаете эти времена?

Очень плохо переживаю, на самом деле. Мое вечное оптимистическое чувство за этот год несколько подыстребилось. Я плохо пережила пандемию, у меня возникло ощущение, что мир сломался и то, что мне казалось прочным, оказалось хрупким, ненадежным. Но я сделала несколько важных для себя выводов: например, поняла, что больше не хочу делать то, что не приносит мне радости. Я не хочу общаться с людьми, которые не приносят мне радости. Ощущение того, что все может сломаться в любой момент, заставило меня немножко по-другому посмотреть на то, что я делаю, с кем общаюсь, как провожу время. Я поняла, что жизнь конечна, все может сломаться в любой момент, поэтому лучше не тратить время на то, что тебе не доставляет радости в широком смысле слова. Это не значит, что надо с утра до вечера есть пирожные, нет. Нужно заниматься тем, в чем ты видишь смысл. Кроме того, мы купили дачу, и я для себя поняла, что не хочу жить в городе. Мы ни на какую дачу, конечно, не переехали, потому что она далеко, в прекрасном месте с точки зрения природы и красоты, но оттуда не наездишься, а дети ходят в школу. Но я поняла, что хочу сейчас начать тот путь, который лет через пять приведет меня в ту точку, когда я не буду жить в Москве. Я любила свой город очень много лет, а сейчас поняла, что любовь, может, и осталась, но желание здесь жить ушло.

Позвольте ваш вопрос, который вы задаете гостям YouTube-канала, адресовать вам. Каков ваш культурный код?

Во мне очень много античной культуры. Гомер, Софокл, Еврипид, Лукиан, Катулл, Тацит, Цицерон – это не имена из антологии античной литературы, прочитанной на первом курсе университета, для меня это очень важные и дорогие авторы, к которым я возвращаюсь. Плутарх, Фукидид, Геродот – лучшее чтение всех времен. Античность для меня (в частности, благодаря пяти годам на классическом отделении РГГУ) – очень живая, эмоционально наполненная традиция.

Второй не менее важный пласт – это европейские эпосы, которые пришли в мою жизнь через Толкина. «Властелин колец» – одна из главных книг в моей жизни, которая в значительной степени меня сформировала. Очень люблю эту книгу и бесконечно ее перечитываю, для меня это такой столп. От него я перекочевала понемногу к тем источникам, которыми Толкин сам вдохновлялся, – к «Песни о Нибелунгах», «Беовульфу», «Старшей Эдде», «Младшей Эдде», «Саге о Греттире», «Саге о Ньяле», «Похищению быка из Куальнге», ирландскому, валлийский эпосу… Это тоже очень важный кусок моей душевной, интеллектуальной биографии.

Если говорить о русской литературе, то для меня вся русская литература начинается с «Капитанской дочки», «Повестей Белкина» и «Героя нашего времени». Проза Пушкина и Лермонтова – важнейший элемент и костяк меня, особенно «Герой нашего времени». Я бесконечно люблю и бесконечно раздражаюсь на Печорина. У меня длинный опыт отношений с ним. Он начинается с романтического увлечения и кончается полным отторжением, раздражением, неприязнью, с последующим неожиданным переходом к какому-то новому принятию и пониманию. Если говорить о Достоевском, то мой главный роман – «Идиот», и это тоже такое произведение, из которого складываются кусочки личности. Делаешь жизнь немножко с Аглаи Епанчиной, немножко с самого идиота, немножко добавляешь страстей Парфена Рогожина. Ну а попросту главная книга моей жизни – «История моего современника» Владимира Галактионовича Короленко. Его мемуары я бесконечно люблю и всем рекомендую. Для меня это опыт коммуникации с невероятно хорошим человеком, умным и при этом очень человечным, благородным, достойным, чистым душой и сердцем – словом, очень утешительная вещь, внушающая и подкрепляющая оптимизм.

Культурный код Галины Юзефович формируется литературой. А что все-таки за ее пределами – кино, живопись, музыка?

Есть какие-то вещи за пределами литературы, которые на меня сильно повлияли. Например, кинематограф Анджея Вайды. Я большой фанат польской культуры в целом, но его фильмы «Пейзаж после битвы» или «Барышни из Вилько» – для меня это тоже какой-то краеугольный камень.

Очень люблю классическую живопись. Вы знаете, я странный человек – люблю скучную живопись, которую мало кто любит. Никола Пуссена, Сальватора Роза, вообще нахожу бесконечно прекрасным поздний маньеризм и поздний ренессанс. С другой стороны, какой-будь Пинтуриккьо тоже течет в крови. Сиенский собор, расписанный Пинтуриккьо, – это просто чистое, абсолютное счастье. Я очень люблю русскую школу живописи, один из моих любимых художников – Илья Репин. Самое сильное впечатление на меня произвела его картина «Николай Мирликийский избавляет от смерти трех невинно осужденных». Тоже не самая известная картина, но для меня это было какое-то абсолютное потрясение. Я очень люблю репинские портреты, даже больше, чем серовские, Репин, мне кажется, как-то глубже заглядывал в человеческую душу. Очень люблю Василия Верещагина, для меня это тоже один из важнейших русских живописцев. Его творчество мне кажется очень интересным именно сквозь диковинное сочетание русскости и колониальности. В прошлом году, прямо перед карантином, успела побывать в Калькутте, и там в мемориале Виктории на почетнейшем месте висит огромная картина Верещагина. Это такой мировой бренд, один из немногочисленных в русском изобразительном искусстве по-настоящему международных брендов. Конечно, мирискусники в свое время произвели на меня абсолютно неизгладимое впечатление – Сомов, Бенуа, Добужинский, Остроумова-Лебедева. Эти визуальные образы – они глубоко впечатаны в сердце моем, как говорил Достоевский. Вот примерно так выглядит довольно разрозненная карта моей личности.

Вы ничего не сказали о музыке в вашей жизни!..

Меня про музыку бессмысленно спрашивать – я человек антимузыкальный, со мной музыка не разговаривает. У меня есть плейлист, который состоит из Пёрселла, Монтеверди и другой барочной музыки. Мой старший сын собирается посвятить свою жизнь музыкальным исследованиям. По его мнению, есть два способа вообще не любить музыку: совсем ее не любить или любить музыку барокко. Когда я включаю свою «Королеву фей», его перекашивает, потому что Пёрселл – это очень базовый вкус. Если мой ребенок приходит ко мне с требованием послушать какие-то экзотические музыкальные композиции эпохи раннего романтизма, я говорю: «Нет, спасибо, я так постою…»

Вы – невероятно полифоничный человек, наполненный разными смыслами, человек гармоничный и счастливый. Что для вас понятие «счастье»?

Недавно моя коллега Екатерина Шульман написала прекрасный пост про то, что главный секрет женского счастья – делать то, что ты любишь, и не пытаться как-то прикрываться тем, что у тебя семья и дети, и поэтому ты не будешь делать того, что находишь важным и прекрасным. Мне кажется, что секрет моего счастья в том, что я занимаюсь делом, которое бесконечно сильно люблю, которое доставляет мне огромную радость в самых разных проявлениях. Я ни от чего не отказываюсь, нет такого, что я живу отложенную жизнь: вот у меня сейчас ребеночек вырастет, а потом займусь наконец своим делом. Или мы сейчас выплатим ипотеку – и вот тогда-то я ого-го. Нет, я живу здесь и сейчас, здесь и сейчас делаю то, что хочу делать. Конечно, иногда ужасно устаю, жалуюсь и говорю: «В деревню, в глушь, в Саратов! Ничего больше не хочу», но на самом деле это просто минутная слабость.

Диалоги

Главные вопросы книжной индустрии Екатерина Гениева и Александр Архангельский

Книга и чтение в эпоху пост-Гутенберга

Это интервью состоялось в 2014 году. Перечитывая его сегодня, я снова и снова убеждаюсь, насколько оно актуально. Как права Екатерина Юрьевна, предостерегавшая нас от танцев с бубнами вокруг книги и чтения, говорившая о бесполезности лозунгов: «Читать – модно, читать – престижно». Продвижение чтения – это искусство, и здесь нужно находить свои ключики, уметь заинтересовать книгой, так как умела Е.Ю. Гениева, проводившая фантастически интересные программы по проекту «Большое чтение» в российских регионах.

Мне посчастливилось встретиться и поговорить о книге, ее судьбе в нашем мире, ценности библиотеки и продвижении чтения с выдающимися экспертами:

Екатериной Юрьевной Гениевой, российским филологом, библиотечным, культурным и общественным деятелем, экспертом ЮНЕСКО, генеральным директором Библиотеки иностранной литературы им. М.И. Рудомино с 1993 по 2015 год, и Александром Николаевичем Архангельским, писателем, телеведущим, профессором Высшей школы экономики.

Ключики к чтению

Светлана Зорина: Сегодня мы фактически подошли к черте, за которой заканчивается «цивилизация Гутенберга». Поэтому первая и главная задача – это сохранение и продвижение книги и чтения. Какими вам видятся пути ее решения?

Екатерина Гениева: Для меня книга существует в бумажном исполнении. Хотя, нравится мне это или нет, электронные носители – данность. Я вполне могу себе представить, что года через 2–3 мы будем говорить о том, что электронная книга в библиотеках практически вытеснила столь любезную моему сердцу бумажную книгу. Но мне кажется, сам процесс чтения или продвижения чтения от носителя не слишком зависит. Важнее то, зачем люди читают, почему читают, кто им помогает или мешает в чтении? И что мы – издатели, книготорговцы и библиотекари – как люди, ответственные за продвижение философии чтения, можем сделать в этой ситуации?