Книжный на левом берегу Сены

Джойс пожал плечами, потеряв к теме дальнейший интерес.

Они некоторое время помолчали, а потом он, словно очнувшись от мечтаний, огляделся и спросил:

— А где ваш Тедди?

— Умер в прошлом году.

— Мне очень жаль, мисс Бич. Я знаю, как вы любили его.

— Очень любила. Спасибо. — Сильвия с трудом сглотнула ком. Он всякий раз подкатывал к ее горлу, стоило кому-нибудь упомянуть верного маленького обитателя ее лавки.

— Кажется, нас покидает все, что мы любим.

Тут уже слезы подступили к самым глазам Сильвии, рискуя пролиться. Пожалуй, сейчас ей как никогда требуется эта чертова сигарета. Прошептав «Извините, я на минутку», Сильвия ринулась в заднюю комнатку и торопливо выдвинула ящик комода, где держала запасную пачку, отгоняя от себя страшную мысль, что та пуста, как ее карманы. Но — счастье! — она была почти полной. Сильвия торопливо прикурила и сделала глубокую затяжку, потом еще и еще, и за какую-то минуту выкурила всю сигарету. И вернулась в лавку, на ходу затягиваясь второй, но уже не так жадно. Джойс собрался уходить — он уже надел шляпу и оглядывался в поисках ясеневой трости, как будто не помнил, куда прислонил ее и куда прислонял ее все те годы после того, как лавка заняла это помещение больше десяти лет назад.

Трость нашлась, и, опершись на нее, Джойс взглянул здоровым глазом на Сильвию.

— Был рад повидаться, мисс Бич.

— Я тоже, мистер Джойс.

Кивнув, он направился к выходу, а Сильвия, наплевав на проклятые мигрени, еще час смолила сигареты одну за одной.

Спустя несколько дней посыльный на велосипеде доставил ей маленькую глиняную статуэтку — терьера, шею которого перехватывала красная ленточка с крошечным бронзовым колокольчиком, издававшим приветливый звон. Из приоткрытой пасти собачки торчала карточка. Сильвия поднесла ее к глазам. Сдерживая рыдания, она сквозь слезы пыталась прочитать нацарапанный почти неразборчивыми каракулями Джойса последний куплет из поэмы Теннисона In Memoriam:

Всегда мне в твердой вере быть,

Подчас в скорбях неодолимых,

Что лучше потерять любимых,

Чем вовсе в жизни не любить

^[144]

.

— Повысил втрое? — Адриенна округлила глаза, отказываясь верить услышанному.

Сильвия молча кивнула и отпила из бокала. Вино обожгло ее иссушенное курением горло.

Стоимость аренды, все эти годы вполне доступная, теперь утраивалась.

«Мне тоже надо как-то зарабатывать», — написал ей владелец помещения. Он жил всего в нескольких кварталах, так что явно постыдился зайти и в глаза ей сообщить о своем решении.

— Ишь ты! — Адриенна принялась с грохотом выдвигать и задвигать ящики кухонных шкафчиков. — А провизии-то у нас шаром покати.

— Все равно у меня никакого аппетита, — сказала Сильвия.

— Твоими голуазами сыта не будешь, — возразила Адриенна.

Не прошло и часа, как верная себе Адриенна снова поразила Сильвию, наколдовав из горстки завалящих продуктов аппетитный обед, — Сильвии это всегда казалось истинным признаком великого шеф-повара. Вот и сейчас из одинокой луковицы и пары картофелин Адриенна сотворила ароматный суп, а в дополнение к нему превратила черствый белый хлеб в сытные тосты с кусочком сливочного масла и грюйером.

Хотелось бы Сильвии насладиться их вкусом, но не получалось.

— И что мне теперь делать?

— Перво-наперво перестань вносить за квартиру. Я и сама справлюсь.

Сильвия открыла было рот, чтобы запротестовать, но Адриенна решительно выставила вперед ладони.

— И слышать ничего не желаю. К тому же я уверена, что кто-нибудь из наших друзей придет на помощь «Шекспиру».

— Не могу же я клянчить у них деньги. Лавка должна приносить их сама. Вот только как? Продажи и так уже в разы отстают от библиотечной выдачи, и ни у кого сейчас нет лишних средств покупать книги.

— Что-нибудь придумаем. Многие мои завсегдатаи, я уверена, поддадутся уговорам и переведут свои подписки на твою сторону улицы Одеон, в особенности когда узнают, что происходит.

— Но, Адриенна, «Шекспир и компания» всегда оставалась источником помощи.

— Знаю, ch'erie. Но на дворе новые времена.

Едва они закончили свой скромный обед, зазвонил дверной колокольчик, заставив обеих от неожиданности вздрогнуть.

— Кто бы это мог быть? — удивилась Сильвия.

— Понятия не имею. Время уже почти десять. — Адриенна выглянула в окно. — Это Жизель. Надеюсь, у нее не приключилось ничего худого.

— Пригласи ее зайти, — сказала Сильвия, что было странно. Во времена их молодости к Адриенне частенько хаживали запоздалые гости. Потом волна надолго схлынула, но теперь юные творческие таланты всё чаще и чаще забегали к ним после ужина. Сильвию, положа руку на сердце, это порядком раздражало, а вот Адриенну, судя по всему, нисколько.

Она поспешила вниз и вскоре вернулась в сопровождении Жизель.

— Очень сожалею, что ввалилась к вам без приглашения, — с порога извинилась та по-французски с сильным немецким акцентом, но при этом ее голос звучал мягко и негромко. Он очень подходил к ее темным глазам и волосам — коротко остриженной копне кудряшек, которые она сильно помадила, чтобы они не рассыпались. У Жизель были длинные руки и ноги, что еще больше подчеркивали брюки с высокой талией и свободные белые блузы, которые явно ей нравились. Сегодня поверх обычного наряда она накинула темно-синюю матросскую куртку.

— Глупости, ничего ты не ввалилась, мы только рады, — возразила Адриенна, наливая в чайник воды, чтобы заварить свежего чаю. — Я же сама сказала, чтобы ты заходила без церемоний, если что-то понадобится. Присаживайся.

Поведя плечами, Жизель скинула с себя куртку, повесила ее на спинку стула и с тяжелым вздохом уселась.

— Сегодня получила от мамы письмо. Положение в Берлине все хуже, а родители отказываются уезжать. Так еще и Вальтер снова впал в глубокую депрессию. Прямо не знаю, за что хвататься.

Какое-то время Сильвия принимала Вальтера и Жизель за любовников, видя, как часто они вместе появлялись в ее лавке, к тому же они наверняка были знакомы сто лет и явно получали удовольствие от компании друг друга. Но в последнее время Жизель показывалась в «Шекспире» с другими женщинами и позволяла себе довольно откровенные жесты: шептала им в ушко, касаясь губами, нежно поглаживала по спине, — и Сильвия заподозрила, что она, наверное, так же гибка в своих пристрастиях, как Боб, Брайхер, Фарг или Киприан.