Кнопка и Антон
Шрифт:
– Антон! – крикнула мать. И сверху в ответ раздалось:
– Мамочка! Мама!
Они вихрем неслись по лестнице навстречу друг другу. Кнопка остановилась на втором этаже. Ей не хотелось мешать им и она рукой зажала пасть Пифке.
Встретившись на полпути, мать и сын упали друг другу в объятия. Он гладил ее, она гладила его, и они никак не могли остановиться, словно не смели поверить, что вновь обрели друг друга. А потом они сидели на ступеньках, держась за руки, и улыбались. Оба страшно устали и уже не помнили ни о чем, кроме своей радости. Наконец, мама сказала:
– Пойдем, сыночек, не можем же мы все время тут сидеть. А вдруг нас кто-нибудь увидит…
– Да, – согласился
И по-прежнему держась за руки, они стали взбираться по лестнице. Когда мама уже открыла дверь и вместе с ним вошла в квартиру, он шепнул ей на ухо:
– Загляни-ка в почтовый ящик! Она заглянула и воскликнула, хлопнув в ладоши:
– Э, да здесь что-то есть. Наверное поздравление!
– Да? – спросил Антон и, повиснув у нее на шее, пожелал ей ужасно много счастья, здоровья и всего-всего самого доброго. То, что было написано на обороте открытки, она прочла потом, когда варила кофе. И немножко всплакнула. Но теперь эти слезы даже доставили ей удовольствие.
Вскоре раздался звонок. Фрау Гаст открыла дверь.
– Ах, про тебя-то я и забыла!
– Еще раз примите мои самые сердечные поздравления, – благовоспитанно проговорила Кнопка. – Может быть, нам стоит познакомиться поближе?
Тут появился Антон и приветствовал Кнопку и Пифке.
– Из-за тебя и поседеть можно! – с укоризной сказала Кнопка. – Мы как безумные тебя искали.
И она щелкнула его по носу.
Фрау Гаст принесла кофейник и они втроем торжественно пили кофе. Пирога, правда, не было, но тем не менее все трое остались очень довольны. А Пифке даже пролаял в честь новорожденной серенаду.
После кофе и светской беседы, мама сказала:
– А теперь пойдите погуляйте. А я прилягу. Для первого дня, пожалуй, многовато было событий. Сегодня я буду прекрасно спать.
На лестнице Антон сказал Кнопке:
– Этот день я надолго запомню.
У взрослых свои заботы. А у детей свои. Иной раз эти заботы даже больше самих детей и взрослых, и тогда они, эти самые заботы, оттого что очень уж велики и широки, отбрасывают слишком много тени. И оказавшиеся в этой тени дети и взрослые сильно мерзнут. Вот, например, ребенок подходит к отцу с каким-то вопросом, а отец брюзжит: «Оставь меня в покое! У меня и без тебя голова пухнет!» Фу! В результате ребенок куда-то забивается, а отец сидит, закрывшись газетой. И если в комнату входит мать и спрашивает, что тут такое, оба ей отвечают: «Ничего особенного!» Это все означает, что с семейным счастьем у них не все ладно! А иной раз родители все время ссорятся, или, как родители Кнопки, почти не бывают дома и дети брошены на чужих людей, к примеру, на какую-нибудь фройляйн Андахт. Или на кого-то в этом роде. И уж тогда…
Пока я писал, мне вдруг подумалось, что это рассуждение следовало бы прочитать взрослым. Так вот, если ваши родители опять не ладят друг с другом, откройте книжку на этой странице и дайте им прочесть. Договорились? Не пожалеете!
Глава одиннадцатая
ГОСПОДИН ПОГГЕ УЧИТСЯ ШПИОНИТЬ
Когда под вечер господин директор Погге вернулся домой, у дверей его поджидал Готфрид Клеппербейн.
– Вы сзади испачкались, господин директор! – сказал он. – Одну минутку.
Отец Кнопки остановился и привратницкий сын почистил ему пальто, хотя оно вовсе не
было грязным. Это был испытанный трюк и скверный мальчишка таким манером заработал уже кучу денег.– Ну вот и все! – сказал он и протянул руку за деньгами.
Господин Погге сунул ему грош и собрался было войти в подъезд. Но Готфрид Клеппербейн загородил ему дорогу.
– Я должен кое-что сообщить господину директору. Мое сообщение потянет на целых десять марок, – заявил он.
– А ну-ка пропусти! – приказал директор Погге.
– Это касается вашей доченьки! – шепнул Клеппербейн, еще и подмигнув.
– В чем дело?
– Десять марок, иначе ни слова не скажу! – заявил мальчишка, вновь протягивая руку.
– Я плачу только по получении товара, – сказал Кнопкин отец.
– Честняк? – спросил мальчишка.
– Что? Ах, ну да, конечно, честняк!
– Вы нынче вечером опять уходите?
– Мы идем в Оперу, – сказал господин Погге.
– Тогда вы только сделайте вид, что идете в театр, – посоветовал Готфрид Клеппербейн. – А сами станьте напротив подъезда, и если через четверть часа вы не увидите кое-что интересненькое, пусть я останусь с носом.
– Заметано, – сказал господин Погге и, отодвинув мальчишку, вошел в дом.
Перед уходом в театр родители, как всегда зашли к Кнопке в детскую. Кнопка уже лежала в постели, а фройляйн Андахт читала ей сказку про Аладдина и волшебную лампу.
Мать укоризненно покачала головой.
– Чтобы такой большой девочке читали вслух сказки…
– Ах, сказки, это так увлекательно, там столько приключений, волшебства и вообще всяких чудес! – разъяснила Кнопка матери. – Это такое удовольствие!
– Ладно, – сказал отец, – но все же это не самое лучшее чтение перед сном.
– Директор, ты же знаешь, у меня нервы крепкие, – успокоила его Кнопка.
– Ну, желаю тебе спокойно спатеньки, – просюсюкала мать. Сегодня на ней были серебряные туфельки, серебряная шляпка и синее платье, все в кружевах.
– А я вам желаю спокойной слякоти!
– Что ты такое говоришь? – изумилась мать.
– Дождь будет, – сообщила девочка. – У моей ночной рубашки страшный ревматизм.
– А дождь уже идет, – проговорила мать.
– Вот видишь, – обрадовалась Кнопка, – ревматизм меня никогда не обманывает.
Господин Погге спросил фройляйн Андахт, намерена ли она сегодня еще выходить из дому.
– Да как вы могли такое подумать, господин директор!
Когда фрау Погге уже уселась в машину, директор сказал:
– Дай-ка сюда мой билет. Я забыл сигары. Поезжайте, Холлак. Я приеду на такси.
Госпожа Погге, с любопытством взглянув на мужа, отдала ему билет. Он сделал знак шоферу и машина тронулась.
Разумеется, господин Погге не стал возвращаться в дом. Он вовсе не принадлежал к людям, которым свойственно забывать дома свои сигары. Он спрятался за деревом напротив подъезда и стал ждать. А ведь это было довольно глупо – позволить негодному мальчишке морочить себе голову. Директору стало стыдно. Но с другой стороны, он уже несколько дней просто нутром что-то чуял.
Короче говоря, он ждал. Шел мелкий дождик. Улица была пуста. Лишь изредка мимо проезжал автомобиль. Господин директор Погге уже не мог припомнить, когда он в последний раз, как сегодня, стоял под дождем, пытаясь проникнуть в какую-то жгучую тайну. Он достал сигарочницу, вытащил оттуда сигару. Но тут же сообразил, что в темноте тлеющий кончик сигары может выдать его присутствие и оставил ее во рту незажженной. Если бы сейчас его увидел кто-нибудь из знакомых! Это был бы форменный скандал! «Господин директор Погге торчит вечерами перед собственным домом, как шпик!» – вот какие разговоры пошли бы о нем!