Княгиня Ольга
Шрифт:
Малуша умела молчать, не выплескивала наружу своих бурных чувств, а ведь были же они, молодая кровь-то кипела…
«Прежде всего нужно увидеться со Святославом — что с ним? поняла княгиня Ольга. Да и не то чтобы поняла, просто томилась ее душа, хотела увидеться с ним, но и страх беспокойства одолевал. Святослав был воин, прямой, как ясень или копье, и мог досадливо поморщиться на «бабьи бредни». Что у них с Мариной?
Не хотелось длинно повествовать: как лее можно укоротить мужчине эту длинную цепь — Марина скифский сад — нянька — Гелона — золотая ее чашка — чтобы мужчине достало терпения все выслушивать? И неужели в самом
Нет, нет, это слишком похоже на бабьи пересуды, и Святослав с изумлением взглянет на нее: «Мамо, я вас не узнаю…»
Есть события, есть правда, и она у каждого своя, есть истина, и к ней почти невозможно приблизиться даже ей, княгине могучего княжества, хоть с ней считается и Оттон Первый [216] , и в Византии ее принимали как знатную «архонтиссу россов»…
Для княгини Ольги правда состоит в том, что она сначала несчастная, потерявшая любимого супруга жена, а потом уже правительница, и архонтисса, и мать Святослава. Происшествие, случившееся с ней, и вовсе трудно связать со всем остальным — и с ее правдой, и с ее истиной, а истина для нее в том, что она мечтает сделать Русь христианской. Князь же Святослав и все почти бояре киевские противятся этому, и Порсенна против, грозит ей пророчествами о погибели внуков и правнуков и всего народа…
216
Оттон I(912–973) — с 936 г. германский король, основал Священную Римскую империю и в 962 г. стал ее императором.
«Где Порсенна? Я совсем забыла о нем», — подумала княгиня, едва выбираясь из мыслей своих, будто из глубокого оврага, где блуждала как в зарослях.
Она забылась почти на рассвете, уже не надеясь и на мгновение отдыха. Очнулась от какого-то шума за дверью… Это было ее обычное пробуждение, ведь она приказывала немедленно давать ей знать обо всем случившемся, не охраняя ее покой. Все-таки Малуше удавалось оберегать ее сон, но как она умудрялась это делать — не было понятно и княгине Ольге.
В редкие мгновения между сном и явью, когда Вроде еще не проснешься, но уже не спишь, иногда вдруг появлялись странные ясные видения, заслоненные событиями вчерашнего дня и ночи.
Всю ночь промаялась, а до главного так и не добралась: кто открыл Марине, что Малуша тяжела? Откуда это ей такая мысль могла явиться? Ведь не в припадке ревности…
Валег исключается, ему бы Малуша никогда не открылась…
Громкий шепот за дверью заставил княгиню Ольгу поспешно накинуть на льняную с широкими рукавами рубашку, в ней было легко и тепло, соболиный навершник, всегда лежавший подле ее ложа…
— Да это Порсенна, — выдохнула княгиня Ольга, ведь только что вспомнила о Нем, и он тут как тут…
За распахнутой ею дверью и в самом деле стоял старик. Он улыбнулся ей почти жалобно:
— Прости меня, княгинюшка, все от меня бегают и отмахиваются, что-то деется мне неведомое… Стража твоя меня не пускала, рано-де, а мне скоро — уезжать…
«Господи помилуй!» болью отозвались в душе княгини Ольги эти слова. Она и думать забыла о намерениях его, надеялась, что минет все само собой, но нет… Ей всегда выпадало пить полную чашу… Малуши не было видно.
— Пойдем, Порсенна, в горницу, — тронула его за рукав
княгиня Ольга, чувствуя, что еще толком не отошла от бессонной ночи и короткого забытья.Дрова уже пылали в очаге, и Акил немедленно поставил перед ними на стол зеленую пыхтящую теплом мяту и свежие пахучие ячменные лепешки.
«Все-таки есть порядок в тереме, если все так быстро явилось», — подумала княгиня Ольга не без удовольствия. Ей приятно было увидеть Акила.
Она зябко повела плечами, хотя соболя согревали. «Старею, — подумала княгиня Ольга. — Уж если под соболями знобко…» Но утешила себя тем, что после бессонной ночи и молодой жарко не станет.
Порсенна выглядел озабоченным и каким-то помятым.
«Уж не болен ли? — мелькнула мысль у княгини, но старик сразу порозовел, едва откусил лепешки и отхлебнул мяты. — Неужели был голоден? — пронеслось в голове. — С него станется…»
— Ешь и не говори ничего… — сказала княгиня, чувствуя, как в ней отзывается теплом спускающаяся по горлу мятная влага. Оба допили мяту, посмотрели друг на друга и засмеялись. Порсенна не мог говорить, рот его был набит лепешкой.
— Вкусная! — протянул он.
— Меня все замучили, а ты куда-то пропал, но я вижу, что тебя плохо кормили, — сказала княгиня Ольга.
— Да, плохо, — безучастно отозвался Порсенна. — Но стоит ли об этом печалиться?
— Хочешь пирогов или дичи? рыбы? — Скажи… я сейчас же велю принести…
Но Порсенна будто ее не слушал, потом досадливо отмахнулся.
— Какие пироги! Спасибо, лепешки вкусные, ничего больше не надо, — сказал он равнодушно.
Они смотрели друг на друга с любовью и болью.
«Наверно, я бледна, если он смотрит на меня с таким сожалением…» — невольно подумала княгиня Ольга.
— Все-таки ты едешь, неисправимый мечтатель… — Сказала она ласково.
— Да, еду, — будто эхом отозвался старик и провел рукой по глазам: — Что-то с ночи болят…
— Теперь у меня есть новая лекарка — скифская жрица Гелона, — сказала княгиня Ольга.
— Васильки забыл заварить, — ответил Порсенна, — — нужно примочку сделать…
— И ты мне про васильки?! — вскричала княгиня Ольга. — Скажи еще, что трава Хирона кентавра…
— В самом деле трава кентавра… Никуда не денешься, — засмеялся он. — Это скифка сказала?
— Да, родственница нашей няньки — скифка… — Княгиня Ольга неожиданно для себя проговорила это запальчиво.
Порсенна ответил миролюбиво:
— Княгиня, так все русские — родственники скифов…
Княгиня Ольга махнула рукой и засмеялась.
Акила чуть приоткрыл двери и всунул голову, она сделала ему знак, и тот мгновенно исчез, но Порсенна не успел повернуться, как перед ним стоял поднос, уставленный снедью: румяные пироги, целиком зажаренная рыба, густо посыпанная зеленью, куропатка с раскрытыми крылышками.
— Как же это можно съесть одному?! — сказал Порсенна, всплеснув руками от удовольствия.
Княгине Ольге было приятно сделать старику такую малость.
— А ты не спеши… — произнесла она.
Свежий кувшин с горячей мятой также стоял на столе, и княгиня Ольга почувствовала, как силы к ней постепенно возвращаются.
Трудно представить себе киевскую жизнь без Порсенны.
Куда он едет, безумный? Зачем?
«Неужели уедет?» — подумала с тоской княгиня Ольга.
Да, в самом деле Порсенна был голоден и, забыв о своих уверениях, что ему хватит лепешки, скоро опорожнил поднос.