Княгиня Ренессанса

Зефирина быстро вытерла слезы. В темноте зазвучал голос певца-сказителя. Певец с юмором рассказывал трагикомическую историю несчастного тирана, которым помыкала прекрасная чужестранка. Прислушавшись к интонации голоса, Зефирина не хотела верить своим ушам. И в этот момент легкой, пружинящей походкой, которую Зефирина узнала бы из тысячи, к беседке подошел мужчина.

С сильно бьющимся сердцем Зефирина взглянула на выступившее из темноты ночи лицо, которое скрывала маска.

– Фульвио… – только и смогла прошептать Зефирина.

Да ей бы и не удалось произнести больше ни слова. Губы князя прильнули к ее устам. Поцелуй был властным, полным любви и безумия, и заставил Зефирину затрепетать от страсти.

Притянутая точно магнитом к этому властному рту, сулившему ей жизнь, Зефирина отвечала Фульвио все более и более горячими поцелуями. А в мозгу молнией пронеслось: «Как могла она жить, не ведая такого наслаждения?!»

Забыв о каком бы то ни было сопротивлении, отбросив всякую гордость, она сама отвечала на ласки, сама уступала свои губы, с жадностью касалась языка, нёба, зубов Фульвио, а ее собственный язык и губы стали горячими и влажными, точно пили из источника.

На мгновение он отстранился от нее, желая увидеть эту прелестную откинутую назад голову, которую крепко сжимали его руки.

– А вы делаете успехи, моя прелесть, – отметил он.

Глаза Фульвио улыбались под маской. Он снова насмехался над ней. Зефирина попыталась высвободиться из его объятий. Однако он тут же крепко схватил ее.

– Нет, любовь моя, больше этого не должно быть между нами…

Со спокойной уверенностью Фульвио держал в объятиях свою молодую жену и не торопясь осыпал частыми поцелуями ее лицо и закрытые глаза, осушал невысохшие еще на щеках слезы.

– Моя Саламандра, родная моя… Божественная моя Зефирина!

Говоря так, Фульвио снял с лица маску. Как некогда незнакомец в «Золотом лагере», он провел двумя пальцами по дрожащим губам Зефирины.

– Посмотри на меня, любовь моя, я тот, кто всегда любил тебя… с той ночи пожара, когда держал тебя в своих руках там, во Франции… Это был я… Я так и не смог забыть тебя… Страсть моей жизни… Мое сокровище… Отныне не надо никакой гордости в наших отношениях, только любовь.

– Но зачем понадобилось заставлять меня так долго ждать? Вы хотели отомстить мне? – пролепетала Зефирина.

Брови Фульвио подскочили вверх. Видно, он забыл о своих угрозах.

– Ты скоро поймешь, любовь моя… Да, я собираюсь осуществить свою месть, любя тебя со всей страстью, на какую способен… нынешняя ночь будет нашей ночью, и мы проведем ее одни в целом мире, – шептал Фульвио.

Его нетерпеливые руки обхватили Зефирину. И пока губы их неустанно тянулись друг к другу, Леопард поднял свою молодую жену. Опустив голову на его плечо, Зефирина позволила отнести себя к стоявшей поблизости оседланной лошади.

Ей показалось, что Неизвестность и Чудо подхватили ее и понесли на своих крыльях.

В душе ее звучала музыка.

Фульвио любит Зефирину… Зефирина любит Фульвио.

И в этот миг немыслимого счастья Зефирина с волнением подумала о Нострадамусе. Наверное, маг знал о ее любви к Фульвио…

Прямо над головой Саламандры, в небе Сицилии ярко сияли звезды Большой Медведицы.

Глава XXVIII ДОМИК НА ЭТНЕ

Зефирина с удивлением оглядывала место, куда ее привез Фульвио.

При свете факела, который Фульвио держал в руках, они поднимались по тропинке, вьющейся среди каштанов и берез, пока наконец не добрались до поляны.

Маленький домик, прижатый прямо к горе, сверкал зажженными за окнами светильниками.

Фульвио соскочил на землю. Воткнув факел в специальную подставку из кованого железа, он вернулся к лошади и, не давая Зефирине спуститься самой, взял ее на руки.

– Где мы? – прошептала она.

– На склонах Этны, любовь моя. В домике, который я приказал построить для нас с тобой, мое сокровище… В месте, далеком от людей и от всего мира… Место это такое же новое, как и наша любовь… Вот почему я не хотел ни подходить к тебе, ни дотрагиваться до тебя… ведь иначе я бы просто не выдержал.

Точно дикий зверь добычу, Фульвио внес Зефирину в единственную комнату комфортабельной хижины, построенной из блоков затвердевшей лавы.

Перед жарко пылавшим камином стояла просторная кровать, застеленная белоснежным покрывалом. Фульвио осторожно опустил на него Зефирину.

С какой-то мучительной медлительностью князь расшнуровывал платье Зефирины, затем расслабил корсет, и из него брызнули юные упругие груди, о которых он столько грезил. Своими воспаленными губами он сразу припал к призывно торчащим розовым кончикам. Внимательно следившая за разливавшимся по всему ее телу наслаждением, Зефирина закрыла глаза. «Наконец она узнает великую тайну».

Зефирина всегда чувствовала, нет, знала, что Фульвио, как опытный и утонченный любовник, будет обращаться с нею бережно. Он же, уверенный, что до него она принадлежала другим мужчинам, решил вести себя с нею так, будто ею никто не обладал. Лучшего доказательства своей любви не мог предложить этот латинянин, согласившийся примириться… с другими!

Он так долго желал ее, что, когда приблизился миг обладания, Фульвио ощутил почти боль и некоторую неуверенность.

И в этот миг сама Зефирина ободрила его. В своем нетерпении, наконец, принадлежать ему, она обвила его шею руками и притянула к себе. По-прежнему не открывая глаз, Зефирина чувствовала, что и живот, и грудь его содрогаются от наслаждения.

Наполовину обнаженная ласковыми руками Фульвио, с юбками, отброшенными так, что открылось ее нежное, женственное лоно, Зефирина лишь вздыхала. Фульвио не мог оторвать взгляда от нее, такой красивой, томной, с влажными губами, с рассыпавшимся золотом волос, обрамляющих ее поразительное лицо. Именно к нему теперь был обращен этот вечный призыв женщины:

– Иди… иди…

Он не мог больше сдерживаться. Желание его было слишком сильным. Оно пьянило его, как старое вино. Ему хотелось бы не спеша подготовить ее к кульминации, осыпая поцелуями и утонченными ласками, но он не в силах был больше ждать.

Не потрудившись полностью раздеться, а лишь сорвав с себя камзол и штаны, разорвав мешающие юбки Зефирины, Фульвио рывком раздвинул ее ноги бросился на нее, точно варвар.

Зефирине показалось, что ей нанесли удар кинжалом. Она закричала от боли, чем просто потрясла Фульвио, а потом все смешалось, и боль, и наслаждение.

Отдавшись размеренному ритму любви, Зефирина дала увести себя в неведомую страну.

* * *

– В следующий раз, моя прелестная дама, все будет гораздо лучше… – с нежностью произнес Фульвио.