Князь Арнаут

Верна ли эта история, теперь сказать трудно, но Тель-Баширский Волк умер так, как и полагалось рыцарю. Приблизительно в то же самое время, в пятницу, 21 августа 1131 г., в далёком Иерусалиме скончался друг и соратник графа Жослена Первого Эдесского, двоюродный брат его, король Иерусалимский, Бальдуэн Второй. Так постепенно, один за одним уходили в прошлое пилигримы Великого похода и первые их преемники, вполне достойные славы предшественников.

Бальдуэна Второго и Жослена Первого объединяло очень многое.

В 1104 г. они на пару угодили в плен после неудачной битвы с турками. (Подробнее об этом см. комментарий 20).

Спустя почти двадцать лет славным рыцарям вновь не повезло. 13 сентября 1122 г. Жослен с малой дружиной наткнулся на целое полчище турок, предводительствуемое эмиром из династии Ортокидов. Несмотря на огромное численное превосходство язычников, граф и его рыцари атаковали неприятеля.

На сей раз, казалось, сам Господь разгневался на христиан. Начался ужасный ливень, за считанные минуты превративший равнину в грязевое море. Тяжёлые кони франков скользили и утопали в грязи, легкоконным мусульманам ничего не стоило окружить графа. Он с шестьюдесятью рыцарями оказался в плену.

Король немедленно поспешил на север. Нагнав страху на турок Алеппо и убедившись в том, что опасность для графства миновала, Бальдуэн отправился поохотиться. (Не всё-то дела, нужен же и отдых?!) К несчастью, мусульмане узнали о намерениях короля и устроили на него засаду. Правитель Иерусалима со своей небольшой свитой очень скоро оказался в компании своего родственника.

Однако тут судьба дала латинянам убедительный пример того, как полезно жить в дружбе с соседями-христианами, пусть даже обряды их несколько отличаются от привычных тебе.

Замок Харпурт, где содержались франки, находился на территории, обитаемой в основном армянами, многие из которых уважали Жослена, женатого на их знатной соплеменнице. Один крестьянин передал письмо графа к друзьям, тогда с полсотни армян пришли в замок, переодетые кто монахами, кто купцами, под видом того, что будто бы желают принести правителю жалобы. Едва оказавшись в крепости, мнимые жалобщики достали мечи и перебили гарнизон. Узники оказались в странном положении, они как бы превратились в хозяев своей собственной тюрьмы. К несчастью, она находилась довольно далеко от границ владений латинян. Было решено, что Жослен отправится на поиски подмоги, а Бальдуэн останется в замке и будет держать оборону.

Проделав самую опасную часть пути, граф отослал одного из спутников обратно, дабы уведомить короля, что начало положено. Передвигаясь лишь ночью и прячась днём, шёл Жослен с двумя другими спутниками по вражеской территории. Наконец они достигли Евфрата. Однако оказалось, что... графа в детстве забыли научить плавать. Не беда, в сумерках, надув мехи из-под вина, Жослен переправился через реку. На следующий день все трое встретили крестьянина, некогда облагодетельствованного графом. (Прямо как в сказке. Так и хочется сказать: спешите делать добро!) С помощью крестьянина Жослен добрался до Тель-Башира, откуда поспешил в Антиохию.

Рутгера Салернского к тому времени уже не было в живых, а шестнадцатилетний Боэмунд Второй жил пока с матерью в Европе. Военные силы Антиохии оказались ничтожно малы, да к тому же патриарх её, Бернар, взваливший на себя функции регента княжества, ни в какую не желал рисковать. Жослен прибыл в столицу королевства, где, дабы подчеркнуть сугубую остроту положения, в котором оказался Бальдуэн Второй, положил свои цепи на алтарь перед святым распятием в Храме Гроба Господня.

Нельзя сказать, что это сильно помогло Бальдуэну. Так или иначе, когда благодаря усилиям Морфии, патриарха и коннетабля Иерусалима удалось наконец собрать войско, состоявшее в основном из армян-добровольцев, и Жослен форсированным маршем повёл его к Тель-Баширу, было уже поздно. Эмир Балак Ортокид (иначе Артукид), пленивший короля и графа, только что удачно захватил Алеппо. Новость о происшествии в Харпурте застала победителя во время пира. Турок оказался на редкость проворным и прибыл под стены замка гораздо раньше, чем кто-нибудь мог рассчитывать.

Балак предложил королю свободный путь домой в обмен на замок. Бальдуэн, очевидно, не поверил в искренность язычника или же не захотел бросить друзей. Жест, безусловно, благородный, но бессмысленный. Последние могли надеяться только на чудо. Беда заключалась в том, что в замке находился гарем эмира, таким образом, в отношении него было совершено святотатство. «Сапёры» Балака подвели под стены мины, и укрепления рухнули. Крепость пала, и все защитники, включая женщин, были вырезаны.

Эмир пощадил только короля и ещё двух знатных рыцарей. Всех троих увезли в более надёжную тюрьму — в город Харран.

В следующем, 1124 г. победоносный Балак погиб. 6 мая он пал, сражённый стрелой при осаде единоверцев в Менджибе. Эмир умер, бормоча что-то насчёт того, что его смерть — страшная потеря для ислама.

Аллах ему судья. Не знаем, как для всего ислама, а что касается мощи Ортокидов, то она ненадолго пережила Балака.

Бальдуэну, впрочем, не было до Балака никакого дела, так как король вскоре получил свободу, которая обошлась ему в восемьдесят тысяч динаров и несколько замков, постоянно на протяжении всей истории владычества франков в Сирии переходивших из рук в руки.

Не стоит думать, что королевство в период отсутствия своего правителя было погружено в глубокий и беспросветный траур. Пока Бальдуэн, как сказали бы мы теперь, отдыхал на нарах в Харране, франки наконец-то покончили с мусульманским владычеством в Тире. Город открыл свои ворота 7 июля 1124 г.

Спустя же ещё почти год, в конце мая поблизости от Азаза, одной из тех крепостей, которые король должен был отдать неверным по условиям договора о своём освобождении, одиннадцать сотен рыцарей и две тысячи пехотинцев под предводительством Бальдуэна наголову разгромили огромную орду Аксонкора иль-Бурсуки, атабека Мосула и Алеппо (последним он овладел в конце января). Добыча оказалась столь громадной, что королю не стоило труда расплатиться по своим обязательствам.

Комментарий 5

Великого Имад ед-Дина Зенги современники прозывали Мечом Веры, Звездой Ислама, Помощником Аллаха, Защитником Правоверных... У него накопилось столько высоких имён, что хронисты-единоверцы оказывались в затруднительном положении. Некоторым из них, современникам атабека, приходилось просить у него прощения за то, что они в своих летописях не именовали его полным титулом всякий раз, когда только упоминали о нём. Они всерьёз опасались, что в противном случае на всё это не хватило бы никакого папируса или пергамента, а также и жизни обычного человека.

Второй сын его продолжил дело отца и достиг куда больших успехов в борьбе с врагами своей веры, однако оказался совершенно иным человеком в том, что касалось вопросов престижа. К концу своей жизни он сделался владельцем огромных территорий, получил от халифа Багдада титул «аль-малик аль-адиль», что в переводе на язык христиан означало — справедливый король. Он заслужил уважение врагов и любовь своего народа, подданные присвоили ему множество восторженных титулов из тех, которые носил его отец, и добавили к ним новые. Но Нур ед-Дин, в противоположность Зенги, не любивший излишеств ни в чём, никогда не величался сверх меры, требуя от своих подручников лишь соблюдения обычного, привычного этикета. Более того, атабек имел склонность к самоуничижению: хотя арабское Нур ед-Дин означает в переводе Свет Веры, носитель этого имени, подчас шокируя приближённых, требовал от них, чтобы они называли его Махмудом или даже... псом Махмудом. Его отличал аскетизм, двор не блистал роскошью, все силы, энергию и средства как подданным, так и их господину полагалось тратить не на роскошь и увеселения, а на джихад, священную войну против неверных.