Князь Китежа

— И чем он занят теперь? — продолжил второй. — Пытается отмыться от бесчестья? Собрал сопротивление? Готовит месть? Нет. Он полностью принял навязанные условия и предпочел служить тем, кто напал на его народ и почти полностью истребил.

— И ты просишь простить его и оставить в покое? Не бывать такому!

— Никогда!

Пасти дохнули разом, а Яра уже не смогла прийти на помощь. Я во всей красе прочувствовал непередаваемые ощущения, когда тысячи раскаленных игл вонзаются в плоть и царапают кости. Я бы мог прекратить мучение в любой момент, просто оборвав ментальную связь, но не стал этого делать. Ведь иначе я бы обрек десятки людей на жуткую смерть, и потому принял решение стоять до конца. Чего бы это ни стоило и какими бы пытками не обернулось.

— Почему ты не уходишь? — прозвучал рядом вкрадчивый шепот. — Ради чего все это терпишь?

— Ради тех, кому дал слово, — ответил я, балансируя на грани сознания.

— Ты слаб телом, но силен духом, — в голосе послышались нотки зависти. — Твоя воля воистину огромна. Не то, что моя.

— Слушай… — облизнул одеревеневшие губы. — Я не могу избавить тебя от этих призраков. И никто не сможет — кроме тебя самого.

— Но как? Они не затыкаются ни днем, ни ночью.

— Когда толстого обзывают толстым — это действительно обидно. Когда толстым называют худого — это больше похоже на тупую шутку, чем на оскорбления. Понимаешь, к чему я клоню? Докажи им, что их слова — вранье. Пусть увидят, что ты не трус и не слабак, и тогда ругань растеряет всякий смысл.

Спутник подумал немного, а затем с печалью изрек:

— Но это правда. Я трус и слабак. Хуже того — полное ничтожество.

— Знаешь что… — прорычал в ответ, потихоньку теряя терпение. — Я тут стою под огнем двух гребаных драконов — и еще умудряюсь тебе вдохновляющие речи толкать. Если получилось у меня — обычного смертного пацана, то и ты сдюжишь. Главное — захотеть. Я захотел — я сделал. Я поставил цель — я ее достиг. Мог ли я провалиться? Еще как. Но если ничего не делать — ничего и не добьешься. Впрочем, если собрался наслаждаться травлей еще сто лет — дело твое, могу уйти в любой миг.

— Но какой в этом смысл? — змей явно колебался, раздумывая, поставить все на черное или продолжить терпеть. — Для своих — я предатель, для людей — подлая нечисть. Не проще ли просто закончить это раз и навсегда?

— А для себя ты — кто?

Змей ничего не ответил, а я продолжил:

— Если уж тебе на все плевать, то почему бы не попробовать? А то будешь потом на том свете думать — а что было бы, если бы я поступил иначе? Сидел бы сейчас среди золота, развлекался с девчонками, а тут эти двое опять нудят.

— Думаешь, получится?

— Думаю, лучше рискнуть и оплошать, чем вообще ничего не сделать.

Горыныч тяжело вздохнул, а затем ударил меня лапой в грудь. Я пробкой вылетел из морока и вновь оказался в кабинете среди орущих и размахивающих кулаками купцов. Яра едва сдерживала натиск, но тут змей выпрямился в полный рост и гаркнул так, что услышали, наверное, и в самом Китеже:

— А ну брысь отсюда! Будут вам сейчас свечи! Да такие, что ослепнете!

* * *

Мы вышли наружу под прикрытием заметно потускневшего света полудницы. Дракон в нерешительности уставился на клубящийся напротив мрак, после чего рухнул на четвереньки. Плечи с треском раздались в стороны, шея вытянулась, из лопнувших штанов выскочил хвост, и вот пред нами предстал зеленокожий великан с уродливыми ожогами на плечах.

Из них как черти из табакерки вылетели призрачные головы и обрушили на страдальца утроенный поток гнева:

— Ну и на кой ты это сделал? Чтобы людишек позабавить?

— Покажи им свою силу! Отомсти за унижения. Или опять стерпишь?

— Ничтожество! Грязь!

Горыныч опустил голову и словно уменьшился в размерах. Я же вспомнил недавнюю историю с боевой избушкой, над которой так же довлело прикованное к месту привидение. Вот только погибшие братья, похоже, не просто привязались к своему телу.

Судя по всему, снедающий ящера стыд не только держал их в этом мире, но и подпитывал новой силой. Иначе говоря, дракон сам вырастил своих палачей, что терзали душу и разум, и не давал им уйти. И когда они оказались за пределами людского облика, страх и терзания стали еще больше, и былой запал едва не иссяк. Вот только теперь в бесконечный цикл самобичевания и самоедства вклинилось иное звено.

— Посмотри, — я положил ладонь на дрогнувшее плечо и указал на терем.

Горыныч обернулся и увидел собравшихся у окон людей. Купцы смотрели с тревогой и надеждой, многие неслышно бормотали молитвы. А троица наложниц так и вовсе прильнула к стеклам и неотрывно наблюдала за своим господином.

— Определись уже, кто тебе важнее. Они, — кивнул на хоромы. — Или эти двое. Чего ты хочешь — двигаться дальше, пусть порой и по кочкам, или же навеки застрять в прошлом.

Головы зашипели и принялись поливать желчью еще и меня, но я лишь улыбался им в глаза и не без удовольствия отмечал, как призраки блекнут и скукоживаются без свежей подпитки.

— Садитесь, — Горыныч указал на ложбину меж лопаток, где острый гребень вдоль хребта ненадолго прерывался.

Дважды повторять не пришлось — когда еще покатаешься на настоящем драконе? Правда, места хватало только одному, так что пришлось потесниться. Впрочем, я был только рад такому соседству. Яра свесила руку мне на грудь и устало ткнулась лбом в затылок.

— Осталось немного, — подбодрил я. — Скоро отдохнем.

— Раз уж ты продержался так долго, то и мне негоже сдаваться.

Горыныч добрался до первого корабля, сорвал зубами цепь с бухты и потащил коч в указанное мной место. Через полчаса хоромы окружили плотным кольцом, после чего змей подпалил судно за судном. Пламя вспыхнуло ровными клубами, словно нас обнесли пятью огромными факелами. И от такого сияния мрак забился в дальний ангар и даже не думал больше на нас покушаться.

Купцы на радостях вышли из укрытия и принялись обниматься и целовать друг друга в щеки. Не забыли и дракона, вновь вернувшего человеческий облик. Спасителя хлопали по спине, жали руки, кланялись в пояс и всячески славили. Но больше всего «досталось» от наложниц — девушки со слезами прижались к хозяину с такой силой, словно хотели прирасти к нему навсегда.

— Не бросайте нас больше, господин, — шепнула одна.

— Мы без вас пропадем!

Змей вздохнул и обнял всех троих. Я посмотрел на них с чувством глубокого удовлетворения и хотел уже покинуть шумную толпу, как вдруг меня окликнули:

— Савелий!

Оглянулся.

— Я больше их не слышу.

Я коснулся груди и слегка поклонился — мол, рад за тебя, не стоит благодарности:

— Возможно, они еще вернутся. В час великой скорби или тоски. Но ты знаешь, что надо делать. И будешь к этому готов.

Дракон расплылся в умиротворенной улыбке:

— Спасибо тебе огромное, юный чародей. Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Можешь взять столько золота, сколько унесешь.

Предложение звучало более чем заманчиво, но несмотря на сердитое бормотание полудницы, я сказал:

— Мудрые люди говорят: ничего не решай, когда ты зол. Ничего не сули, когда ты счастлив. Обсудим этот вопрос утром, когда перевезем людей в безопасное место.

На том и порешили. Я же сел на самом краю верфи, свесил ноги и уставился на потрескивающий впереди «костер». Романтично, блин. Когда еще такое увидишь? Небо уже прояснилось, до рассвета оставалась пара часов, а значит, мрака можно больше не бояться.