Князь Кий
Шрифт:
– Не стреляйте!
– сказал Кий братьям и, прыгнув с кручи, соскользнул почти по отвесной глинистой стене вниз.
Щек и Хорив последовали за ним.
Связав пленника и забрав всё оружие гуннов братья стали быстро взбираться вверх, где ни живы ни мертвы стояли, обнявшись и всё ещё не веря в спасение две женщины и отрок лет четырнадцати-пятнадцати. Они недоверчиво смотрели на своих спасителей, крепко держа в руках копья.
– Не бойтесь нас! Мы поляне, из рода русов!
– крикнул Кий.
– Ой ли?
– подала голос старшая из женщин, не опуская копья.
– Клянусь Световидом! Меня зовут Кием, а моих братьев Щеком и Хоривом.
– Что вам от нас нужно?
–
– Это князь уличей Добромир, - указала старшая женщина на раненого, - я княгиня Искра, а это наши дети - Цветанка и Боривой.
Княгиня опустила копьё и в изнеможении села возле князя. Княжич и княжна тоже опустили оружие.
– День добрый, - поздоровались братья.
– Благодарите богов, что мы вовремя подоспели!
– Доброго вам здоровья, милые отроки, - тихо произнёс раненый князь, пытаясь приподняться.
– Благодарствую за всех нас! Вы спасли несчастного князя уличей и его семью…
К нему наклонилась княжна.
– Отче, тебе трудно говорить.
Но он отрицательно покачал головой.
– Ничего, доченька… ничего… Главное то, что теперь вы спасены и будете жить!
– Ты тоже, отче.
– И я… конечно…
Последнее слово прозвучало неуверенно. Кий мог поклясться, что князь уже не надеялся на то, что будет жить. Выглядел он совсем плохо. Глаза болезненно блестели, на лбу проступили мелкие росинки пота, черные запёкшиеся губы едва шевелились, а грудь под окровавленной повязкой вздымалась часто и тяжело. Дыхание из полуоткрытого рта вырывалось со свистом. Казалось, что души предков уже реют над ним и зовут в далёкое путешествие, из которого никто никогда не возвращался.
На вид было ему лет пятьдесят. Лицо мужественное, помеченное несколькими старыми шрамами. В растрёпанных, мокрых от пота волосах поблёскивала седина. Большие сильные руки непрерывно шарили по траве, словно искали что-то, или судорожно старались сжать рукоять меча. По всему этому было видно, что князю Добромиру очень больно и очень тяжело.
– Князь, что же случилось с племенем уличей?
– спросил Кий, взволнованный всем увиденным.
Имя князя Добромира было ему давно и хорошо известно. Да и кто не слышал о смелом князе уличей, которые жили в степи? Слава о нём далеко летела, опережая быстрые стрелы уличских воинов. Копыта коня Добромира не раз торили путь на Дон против кочевников, что огненными смерчами налетали на мирные поселения уличей, да и на Дунай - против гуннов, которые после смерти Аттилы распались на отдельные племена и разбрелись по разным краям.
Что же стряслось теперь с уличами? Почему князь Добромир оказался здесь, далеко от своей земли, без воинов, только с женой да детьми, тяжело раненый, почти при смерти.
Подобные мысли, судя по лицам Щека и Хорива, обуревали и младших братьев Кия.
Князь через силу улыбнулся и, превозмогая слабость, сказал:
– Не удивляйтесь, отроки… Как и всё на свете, слава людская имеет своё начало и свой конец… Вот пришёл и мой день. Разом кончились слава и могущество моего племени… Насланная, видимо, нам за грехи из-за Днестра ворвалась на наши земли орда Эрнака… Гунны на своём пути сжигали селения, вытаптывали посевы… убивали мужчин, а жён и отроковиц забирали… чтобы продать ромеям в рабство… Едва я успел собрать горстку воинов, как Эрнак напал на нас около Кремневой горы… До вечера мы стойко оборонялись… Ни на шаг не удалось им нас потеснить. Но… гунны покрыли всё поле, как воронье. Окружили нас со всех сторон… Боги отвернулись от нас… Мои воины все полегли мёртвыми… И вольные, гордые уличи стали рабами гуннов, как при кровавом Аттиле…
Князь Добромир умолк и в изнеможении закрыл глаза. На губах у него показалась
кровь. Цветанка вытерла её рукавом своей сорочки.– Ему нельзя так много говорить, - взглянула с осуждением на Кия, словно тот был виновен в том, что князь потерял столько сил.
– Я молчу, - ответил Кий и только теперь внимательно посмотрел на девушку.
Их взгляды встретились.
Встретились на какое-то мгновение. Но оно показалось им обоим долгим-долгим, как вечность. И вместе с тем нежданно тревожным и радостным, волнующим и счастливым… На это мгновение для них внезапно исчезло всё, что их окружало - и раненый князь-отец, и обессиленная княгиня-мать, и братья, и пленный гунн, и оставленные на произвол кони, и весь белый свет. Один лишь Световид своим золотым взором проникал в их молодые сердца и как бы звал, манил в незнакомые, неизведанные дали.
«Какая она необыкновенная, - подумал Кий.
– Измученная тяжёлой опасной дорогой, напуганная преследованием смертельных врагов, с загоревшим на знойном солнце и обветренном на степном воздухе лицом, с потрескавшимися губами и шершавыми руками, в разорванной и окровавленной одежде - так неожиданно хороша!… Глаза - как чистые плёсы Роси, когда в них отражается бездонная голубизна небес! Косы - густые и мягкие, цвета спелой пшеницы. А стан её - гибок и строен, и вся она - как молодая берёзка… Найдётся ли такая среди наших полянок?»
Тем временем Цветанка думала почти тоже самое:
«Вот мой спаситель! Если бы не он с братьями, отец и Боривой лежали бы сейчас мёртвыми на дне этого чужого ущелья, а меня с матерью гунны тянули бы на аркане в страшную ненавистную неволю… Какой он сильный, мужественный и красивый! Какой нежный, ласковый у него взгляд!… О бессмертные боги, покарайте меня за то, что я думаю сейчас не об умирающем отце, погибших в бою братьях и родичах, не о несчастной матери, а об этом чужом красавце-воине!»
Они ещё не перекинулись между собой ни единым словом, но чудесный язык взглядов сказал им больше, чем все слова на свете. Они оба поняли, что с этой поры не будет им покоя, не будет счастья-радости, если не смогут глядеть друг другу в очи, ласкать друг друга влюблёнными взглядами. Поняв это, Цветанка покраснела и отвела взгляд.
А Кий, поначалу смущённо, сказал:
– Не надо мешкать - нужно поскорее добраться к нам, на Рось… Там волхвы заговорят раненому кровь, смажут раны своей чудодейственной мазью, перевяжут - и боги помогут князю выздороветь… И также не последнее дело - предупредить наших родичей-полян об опасности. Если гунны одолели уличей, то захотят напасть и на другие племена. Заберётся волк в кошару - всех ягнят перетаскает!
– и обратился к братьям: - помогите поднять князя!
Они снесла Добромира вниз, и пока младшие укладывали его на послужившую уже добрую службу и крепко привязанную между седел попону, Кий подошёл к пленнику-гунну, развязал ему ноги.
Тот исподлобья глянул на юношу угольно-черными глазами, медленно встал.
– Как тебя звать?
– спросил Кий.
Гунн молчал.
Кий ткнул себя в грудь пальцем:
– Я - Кий… Кий… А ты?
– кивнул ему.
Гунн, кажется, понял о чём его спрашивает великан-славянин, и коротко крякнул, словно ворон:
– Крек.
– Крек?… Вот и ладно, что ты начал меня понимать, - удовлетворённо сказал Кий.
– Тогда, может, откроешь нам, что задумал каган Эрнак? Вернётся ли он в свои становища, или будет нападать после уличей ещё на кого-нибудь?
Крен насупился и молчал. Его тёмное, густо усеянное оспинами лицо было неподвижно и непроницаемо. Он походил сейчас на каменную бабу на степном кургане.
– Сколько у Эрнака войска? Он пришёл сюда только со своим или ещё и с другими племенами?