Князь лжи

Я рассмеялся.

– Оригинальное у вас представление о миродержцах. А с чего бы им исчезать? Вы собираетесь покорить Небеса? Скинуть Солнечных Князей с их тронов?..

– Нет, зачем? Этого не потребуется. Они сильны до тех пор, пока питаются нашей силой. Мы им служим, порабощая себя государству, религии, наслаждениям, страху, страданиям. В тот миг, когда мы не принадлежим себе, мы отдаем силу кому-то другому…

Я вздрогнул. То, что говорил Эдрик, внезапно перестало казаться забавным. Это было слишком уж близко к сути Игры… а об Игре я ему ничего не рассказывал.

– …люди несвободны почти всегда, – продолжал он. – Боги сделали нас своими рабами и употребляют нас, как свою пищу. Школа… ставит своей целью разорвать эту зависимость.

– И что вы сделаете, когда обретете свободу?

– Мы уже ее обрели.

– То есть? Вы открыли способ пробудить силу анкавалэна? – Я рассмеялся. – Ты не мог бы сотворить парочку миров… не то чтобы я тебе не верил, но все же…

– Нет. Еще нет. Мы приблизились к ее сути, мы очень многого достигли, но на «сундуке», который прячет эту тайну, не один замок…

– «На сундуке»? – переспросил я.

– Просто… метафора такая. – Он рассмеялся. – Не обращай внимания.

– Хорошо. А если говорить конкретно? Чего именно вы достигли?

– Ты сам все видел.

Я вспомнил, как утром он – почти без оружия, играючи – справился с отрядом солдат… Это впечатляло.

– Сложно этому научиться? – поинтересовался я.

– Да, непросто. В Школу принимают только детей. Как правило, еще младенцев. Во всяком случае – не старше двух-трех лет. Но и это считается поздним сроком, предпочитают брать детей до года. Покупают на невольничьих рынках или у многодетных крестьян. Забирают из приютов.

– И когда они вырастают… каждый из них в состоянии справиться с сотней солдат?

– Или с тысячей, – бесстрастно ответил он. – Вас так и разбили, кстати.

– Кого – нас?

– Орден Крылатых Теней. Чванливых хальстальфарских ублюдков. – Теперь он опять улыбался.

– Ах, так вот в чем дело… Я не помню, что тогда произошло. Я ведь говорил тебе. У меня утеряна эта часть памяти. Значит… в политику вы все-таки вмешиваетесь?

– Иногда. Нечасто. Изгнанные Ордена в Ильсильваре нам были не нужны.

– А почему? Чем они вам помешали?

– Не знаю. – Эдрик пожал плечами. – Я тогда еще не родился.

Я смотрел на него и думал… Он не был похож на ильсильварца. Совсем не похож. Скорее уж – на одного из моих соплеменников. Светлые волосы, голубые глаза, высокий рост… типичный хальстальфарец. По сравнению с ним – я был нетипичным.

Родился после войны… не знает родителей… я вдруг подумал, что его отцом мог быть кто-то из моих товарищей – из тех, кто занимались грабежами и насилиями в захваченном Льюхвиле. Сам я папашей Эдрика не смог бы стать при всем желании – младшему помощнику лекаря во время войны работы хватало по горло. Я не помню всего, что там было, но помню – обычно я выматывался так, что мечтал лишь об одном: хоть где-нибудь прикорнуть часок-другой. Кроме того, тогда я был еще совсем сопляком. С мозгами, основательно промытыми друидской философией ненасилия и любви ко всему живому. Вряд ли у меня в те времена хватило бы смелости прижать в уголке какую-нибудь смазливую девчонку. Все возможно, конечно, но… вряд ли.

– А кто управляет вашей организацией? – самым невинным тоном осведомился я.

– Прорицательница.

– Она правда может предвидеть будущее?

– Почти все настоятельницы в какой-то степени на это способны.

– А мужчины?

– У мастеров другие способности.

– И какое положение в Школе занимаешь ты?

– Я тел-ан-алатрит.

– Этого трудно добиться?

– Непросто. Для этого нужно выдержать обучение… – Мимолетная улыбка скользнула по его губам. – Что удается далеко не всем. А затем пройти последнее посвящение. Во время него и определяется, кто сумел Освободиться от Формы, а кто – нет.

– И что происходит с несумевшими?

– Они умирают.

– А с прошедшими испытание? Что дальше?

– А дальше – всё.

– Не понял.

– Ты можешь уйти. Или остаться учить молодежь. Во втором случае тебя будут называть «мастером».

– Как я понимаю, ты выбрал первый вариант?

– Совершенно верно. – Он опять улыбнулся. – Как видишь, я здесь.

– Вы поддерживаете какую-нибудь связь?

– Да, если нужно. Помнишь пожилого человека в трактире? Это была одна из моих настоятельниц.

Мне показалось, что я ослышался.

– «Настоятельниц»?.. Там был пожилой мужчина.

– У них нет пола. Вернее сказать, они могут принимать любой пол по своему усмотрению.

– Почему тогда… настоятельницы, а не настоятели?

– Потому что в Школе они обычно пребывают в женских обличьях. Считается, что женщина управляет лучше. Настоятельницы составляют административную иерархию Школы.

– А мастера?

– А мастера – отдельно. Такие, как я, в Школе ничем не управляют. Да нам это и не надо.

Я подумал, а потом спросил:

– Почему ты сказал, что пройти обучение удается не всем?

– Потому что оно не очень-то легкое. С точки зрения нормального человека… наверное, все это должно выглядеть как непрерывная цепь издевательств над детьми и подростками.

– И что хорошего может вырасти из детей, «воспитанных» таким образом? – произнося все это, я смотрел на него. Вообще-то, ответ на мой вопрос находился у меня перед глазами.

– Никто не ставит целью вырастить что-то «хорошее», – терпеливо разъяснил Эдрик. – Цель – Освободить от Формы. Любыми методами. Выдерживают не все. Некоторые ломаются, сходят с ума, убивают себя, умирают от перенагрузок. Другие закаляются. Как… как клинки, погружаемые после ковки в масло. Потом… потом все это становится неважным. Возникает понимание: ты просто есть. Здесь и сейчас. И ты свободен. А то, что привело тебя к этому пониманию… не имеет значения.

– И как ты теперь к ним относишься?

– Тел-ан-алатрит свободен от всего. В том числе и от самой Школы. Я ничего им не должен. И они мне ничего не должны.

– Но если ты не стал мастером… значит, какая-то неприязнь все-таки осталась?

– Нет. Я всегда мечтал посмотреть мир. Я знал, что смогу осуществить эту мечту только в том случае, если выживу на последнем посвящении. Иначе из Школы не уйти.

Я помолчал, а потом произнес:

– Мрачная какая-то у вас организация.

Эдрик кивнул. Он по-прежнему улыбался. Безмятежной улыбкой младенца.

Глава шестнадцатая

…В полутемном кабинете сидит девушка. Она не слишком красива – дородная, широкая в кости, с явной склонностью к полноте. У нее круглое лицо, карие глаза и румяные щеки. Каштановые волосы заплетены в косу. Обычно она носит дорогое платье, и не брезгует украшениями, но сейчас ее одежда – самая обычная. Она любит смеяться, но уже неделю в крепости Агимор никто не слышал ее смеха.