Князь лжи

Кроме того, он видел Эдрика в его втором обличье, а это было совсем плохо. Слишком много информации о Школе могло утечь в мир, если этот человечек останется в живых.

Было, правда, одно обстоятельство, которое заставляло Эдрика сомневаться. Загнанный в угол, но продолжающий сражаться за свою жизнь человек был ему чем-то симпатичен. Надежда без надежды, вера без веры, пустота в действии, непривязанность к ожиданиям – все почти так, как в философии Школы. Льюис никогда не учился там, но некоторые качества, которые Школа старалась воспитать в своих учениках, в нем явно присутствовали. За это Эдрик мог его уважать.

Он полагал, что разгадал все или почти все загадки, связанные с историей своего спутника. Когда они вошли в Тедхарадхим, крепость как-то отозвалась на появление Льюиса, хотя почему это произошло, Телмарид не понимал – хотя, без сомнения, что-то почувствовал. Некая – впрочем, весьма относительная – согласованность энергетики руин и живого человека навели Эдрика на мысль о том, что Ночная Тень, с которой Льюис повстречался под Бэрверским холмом на самом деле является одним из хуриджаров – тех могущественных демонов, которые некогда возвели и саму Тедхарадхим. Конечно, все хуриджары истреблены Солнечными Богами, но вполне может статься, что некоторые – не до конца; другие же, бессмертные, могли уже возродиться. Вероятно, Тень извратила человеческую природу Льюиса «под себя», частично демонизировав ее – это хорошо согласовывалось с его рассказом – но он сопротивлялся слишком отчаянно, а поэтому был отпущен. Однако крепость демонов узнала в нем нечто знакомое и пробудилась… нет, не пробудилась – пробормотала что-то во сне. Пробудиться она должна тогда, когда настанет конец света. «В ближайшее время, – мысленно усмехнулся Эдрик, – нам это не грозит…»

Он закончит дело, которое начал, а затем вернется в Рендекс – или, может быть, возвратится в Школу, чтобы получить ответы на кое-какие вопросы, начавшие его беспокоить. В этой истории с Вельнис было что-то не то, он только не мог понять – что. Впрочем, о девушке и Школе в те дни, когда они пересекали Ханнарок по заброшенной Дороге Слез, Эдрик почти не думал. Хотя он не уставал, не нуждался в пище и воде, его начинал раздражать запах, исходивший от Льюиса: это был не обычный запах пота и грязи, а аромат разложения. Тело Телмарида, которое должно было умереть еще три месяца тому назад, и до сих пор жило только благодаря наложенным на него заклятьям, все больше приходило в негодность.

Двадцатого июня они уловили влажный морской ветер, прилетевший с востока; но к влаге – как пятно порчи на теле младенца – примешивался горьковатый нечистый вкус. Запах Пустого Моря хранился в глубинах памяти Эдрика более десяти лет, теперь он вновь дышал этим ветром, и воспоминания, связанные с ним, пробудились… Из пятерых учеников Школы, отправившихся к Пустому Морю для последнего испытания, пройти его смог только он один. Остальные погибли.

– Осталось два дня, – сказал Льюис. Его губы казались похожими на лохмотья, по которым сочилась красноватая слизь. Борода кое-как прикрывала то, во что превратилось его лицо, но недостаточно. Разложение зашло слишком далеко. – Мы успеем добраться до моря?

– Нет, – ответил Эдрик. – Но нам необязательно подходить к самому берегу для того, чтобы совершить переход. Достаточно оказаться в зоне бисурита.

Слово, употребленное Эдриком, колдуны Кельриона использовали для обозначения особого рода энергетических образований, появлявшихся там, где отдельные единицы – как предметы, так и живые существа – сохраняя свою обособленность, складывались в общность более высокого порядка. Так, например, бисурит леса составлялся из энергетических сущностей отдельных деревьев, кустов, птиц и животных. Камень не мог иметь бисурит, но горный хребет – имел. Существовали аналогичные общности у городов, наций, стран, времен года, масштабных природных явлений, у пустынь и морей. У каждого мало-мальски известного и почитаемого божества был свой бисурит.

Никто не мог сказать наверняка, что первично: какая-либо группа, просуществовав некоторое время, создает свой бисурит – или же рождающийся бисурит организует для своих нужд группу, становящуюся как бы его воплощением в видимом мире. Спорить об этом бессмысленно; все равно решать вопрос, что было раньше: курица или яйцо. Можно легко обосновать и то, и другое мнение – все зависит от исходных посылок.

Бисуриты играли в организации Сальбравы чрезвычайно важную роль, ведь и сама Сальбрава, как совокупность Сфер, могла быть рассмотрена в качестве вселенской общности, некоего целого, которое больше, чем просто сумма его составляющих. Возникнув, бисурит становился особым способом организации пространства, продолжая расти, он все более и более усложнялся, проникая на все новые «этажи» сущего. В его внутреннем пространстве появлялись сначала отдельные устойчивые области, а затем и целые миры; там рождались свои Источники силы, формировались сложные магические системы, доступ к которым обеспечивал их адептам весьма значительные преимущества на «своей» территории.

– …Когда мы войдем в его зону? – спросил Льюис.

Эдрик сделал глубокий вдох. Влажного горьковатого привкуса больше не было, он снова дышал сухим и холодным воздухом гор, но он помнил о том, что ветер Пустого Моря был здесь еще несколько мгновений назад.

– Мы на границе, – промолвил Эдрик. – На ту сторону перейдем завтра… нет, лучше послезавтра на рассвете.

Льюис долго молчал, глядя на восток. Затем тихо сказал:

– В последний день…

– У тебя все равно есть только один шанс, – ответил Эдрик. – Другого не будет.

Чародей медленно, будто через силу, кивнул.

«Он предчувствует смерть, – подумал Эдрик. – Предчувствует, но не хочет в нее верить…»

* * *

Они шли всю ночь и утро, остановившись только днем, чтобы отдохнуть и дождаться сумерек. Когда солнце стало клониться к закату, они продолжили путь; последняя из гор Ханнарока, Пик Низвергнутых, больше не закрывала обзор, оставшись слева и сзади. Теперь воздух дышал горчащей влагой; из-за темноты они не видели моря, но чувствовали его дыхание далеко впереди. Они остановились в предгорьях, на вершине одного из ступенчатых, выдубленных временем холмов. Собрав сухой кустарник, развели огонь.

– Нельзя ли перейти сейчас? – спросил Льюис. – Хотелось бы осмотреть это место перед тем… перед тем, как идти.

– Врата можно открыть только на рассвете или на закате, – объяснил Эдрик. – Закат уже был, а завтра – последний рассвет. Да там и нет ничего такого, что стоило бы рассматривать. Длинный мост, выложенный из тел умирающих людей, демонов и животных. Каркас состоит из гибких игл. Они кажутся металлическими, но двигаются, будто живые. Как ты собираешься проходить его?

– Я надеялся, Ягодка меня перевезет.

Эдрик усмехнулся.

– А теперь?

– Я хотел демонизировать лошадь, – произнес Льюис. – Придать ей заклинаниями некоторые особенные качества. Теперь… мне придется демонизировать себя. Сделаю сущность не такой устойчивой. В любом случае это тело долго не протянет, – он погладил одну руку другой. Плоть под кожей колыхалась от его прикосновений, словно кисель. Спросил:

– Какой длины этот Мост?

Эдрик не смог ответить сразу. Он думал, вспоминал…

– По-разному, – произнес он, в конце концов. – Со стороны, сбоку он кажется не таким уж большим. Но когда ты вступаешь на него и начинаешь идти – он все удлиняется и удлиняется, и, кажется, что конца этому никогда не будет. Поэтому я не могу ответить на твой вопрос.

– Но ты ведь его проходил!

– Я уже говорил тебе – нет. Во всяком случае, не так, как собираешься пройти ты.

– А как еще его можно пройти?

Эдрик помолчал, а затем сказал:

– Не доходя до конца. Мы пробегаем лишь половину или треть пути.

– А потом? – Льюис засмеялся. – Возвращаетесь обратно?

– Нет. Прыгаем вниз, в реку. Это единственный способ в нее попасть.

– И… что?

– Это и есть последнее испытание.

– Постой… – Льюис поднял руку, как будто неосторожное слово могло спугнуть мысль или воспоминание. – В памяти Шальги эта река названа Кипящей. Более того, она…