Князь Рысев 3

Огороженные отрядами Белых Свистков, они представляли собой сливки общества. К театру подкатывал один автомобиль за другим и, выдохнув уставшим за день движком, опорожнившись пассажирами, спешили прочь.

Фонари горели ярче обычного, словно на праздник. Чертята, сидящие в клетях, старались на пределе своих возможностей. Электричество скакало у них меж пальцев и рогов. Не жалея копыт и хвоста, они тащили его от одного края улицы к другому, осыпая собравшуюся под ними толпу сотнями проклятий.

Те таяли в воздухе еще до того, как успевали коснуться хоть чьей-нибудь головы — бдительные стражи Егоровны были при ружьях, остром глазе и уже раньше виданных мной птичках. Словно дроны-беспилотники, те парили в воздухе, выискивая отважившихся на преступление.

А отважившиеся точно были.

Я не видел, но точно знал, что чернь, глазеющая из окон доходных домов, явно не желает всех благ зажравшейся знати.

Последней было абсолютно плевать. Словно всей своей показной роскошью они призывали несчастных к действию — кто ж откажется лицезреть, как доблестные стражи скручивают какого-нибудь обиженного жизнью доходягу? Тут тебе и зрелище, и возможность ощутить свое величие, и что только пожелаешь.

Я не понимал происходящего. Зарубежная скрипачка, подруга детства Дельвига — это, конечно, хорошо. Но не устраивать же столь массовые гуляния из-за одной только ее гениальности.

Секрет оказался неказист, а ларчик просто открывался — представитель Имперской семьи должен был нагрянуть.

Официанты, вооруженные подносами, сновали по улице, предлагая всем и каждому рюмашечку за юное дарование. Отказавшиеся были в меньшинстве, а кто-то, словно забыв про титул и родовое благородство, уже успел напиться. Белые Свистки чувствовали себя не в своей тарелке. Одно дело крутить руки подзаборной пьяни, но как быть с благородными? Эти-то и огнем, и льдом, чем только звездануть не могут...

Мне стало жутковато при мысли, что будет, если одного из владеющих родовым даром вдруг охватит безумие. Тармаев-старший в одиночку обратит весь этот шалман в кучку догорающих, но все еще вопящих и живых факелов. Погубит сотни еще до того, как его успеют подстрелить из своих мегабахалок инквизатории.

И ведь что-то подсказывало, что, копни я по этому поводу библиотеки, разыщи старые газеты — и обязательно раскопаю не один случай.

Дельвиг толкнул меня в бок.

— Смотри, видишь?

Я кивнул ему в ответ, но разве только на то, что действительно вижу. Невообразимого вида жабоподобный толстяк мало чем уступал размерами святочертому Иоганну в его лучшие дни, разве что в кабана не превращался.

Трость гнулась и скрипела, обещая хрустнуть, если он продолжит на нее давить. Можно было сказать, что терпела из последних сил, но полоска ее состояния говорила об обратном.

— Это министр финансов. Арвард Ри Бас. Эльфианец.

Я не сразу заметил у него длинные уши и... на самом деле, вообще их не заметил. Ри Бас спешил разломать сложившийся в голове стереотип, что в Эльфиании почему-то живут все сплошь и рядом длинноухие.

Я качнул головой — следовало догадаться, что эта туша связана с финансами хотя бы по его телосложению. Не в обиду Дельвигу, но отчего-то вертящиеся рядом с деньгами люди часто обретали облик набитой золотом мошны.

К своему вящему удивлению, я заметил здесь Егоровну. Мне-то казалось, что, пережив одно нападение, она теперь и носу из своей библиотеки не покажет, ан поди ж ты — явилась и не запылилась. Видать, этот императорский представитель и впрямь крупная шишка.

Понятно теперь, почему Жека все же решил прийти, несмотря на необходимость поиска подопечного. Где, как не здесь, можно заручиться поддержкой сильнейших и обрасти корнями пусть еще и непрочных юношеских связей?

Когда к театру подкатила белая, выделяющаяся на фоне всех остальных машина, у Дельвига замерло сердце. Толстяк разинул рот, широко раскрыл глаза, разве что не сложил руки в умоляющем жесте.

Девчонка, вышедшая из авто, была невесть какой красоткой. Стройная, маленькая, с длинными, собранными в пучок волосами. Взгляд серых глаз изучал толпу, длиннополый халат стелился по начищенной до блеска мостовой — ни пятнышко не должно было замарать одеяний азиатской исполнительницы.

Мальчишки, подобранные по росту так, чтобы быть ниже нее, в четыре руки тащили футляр с покоящейся, будто вампир в гробу, скрипкой.

Красная ковровая дорожка, свет уличных ламп, улыбки знати — счастье, о котором мне самому когда-то мечталось в детстве.

Что? Скажите, что сами не хотели в голопузом детстве оказаться на месте Джонни Деппа.

Она засияла звездой и в тот же миг стала стократ краше, когда ее взгляд коснулся меня. Улыбнулся в ответ — что поделать, для девчонок я неотразим!

Но в этот раз ее любовь шла мимо меня — с плохо скрываемым обожанием маленькая гостья смотрела на Дельвига.

Ого, кто бы мог подумать, а Леня-то оказался не так уж и непопулярен у девчонок. Словно мне на зависть, ей на раздражение, к сыну книгоиздателя заспешили представительницы благородных домов.

Мне почему-то казалось, что окажись рядом Биска или Славя, они обязательно бы испортили все ядом цинизма. Сказали бы, что в мыслях вертихвосток не резвость и платонический дух любви от романтичного пухляша, а именно что корыстный интерес.

С любовью на него смотрела разве что азиатка. Как там, Женька говорил, ее зовут? Юдзу?

Ясночтение запомнило лучше моего, а может, попросту знало девчонку с тех же самых младых ногтей, что и Дельвиг.

Мисудзу придерживалась традиционной скромности. Она рада была видеть Дельвига, готова была растолкать окруживших ее со всех сторон фотографов из газет и броситься к Дельвигу. Распихать конкуренток, погрозить им кулаком и повиснуть на его необъятной туше. Но строгость правил запрещала ей идти в этом направлении, хоть и видят боги — она жутко хотела.

Класс — скрипачка. Никакущая сила, незначительная ловкость. Интеллект болтался на отметке где-то чуть ниже среднего. Ясночтение было в ее отношении жутко скептично — я бы, наверно, даже из большой жалости не пожелал брать ее в свои прислужники.

— Она правда так хорошо играет? — спросил я у растаявшего от непрошенного женского внимания толстяка.

Он не сразу, но ответил.

— Ты разве не помнишь, что она показывала уже тогда, в детстве? Сейчас... ты же сам видишь, даже от семьи Императора явились взглянуть!

Мне не хотелось его расстраивать, вливая стылую воду реализма в его бурлящий поток восторга. Не уверен, что он сможет здраво оценить заметку, что сильные мира сего в одной корзине собираются очень редко. И будь ты хоть семи пядей во лбу...

Намечалось что-то крупное, почти за гранью моего понимания.

Подошедших к нам девиц я сначала и не признал. Дельвиг, едва бросивший на них взгляд, залился краской смущения.

Майка была само великолепие. Ослепительное платье, наверняка еще по утру сидевшее в ателье на манекене. Тугой корсет изукрашен цветами, подчеркивая хорошую, правильной формы грудь. Девчонка носила на себе маску легкого смущения, ясночтение же было убеждено, что румянец вызван двумя бокалами вина.