Князь Рысев 4

Наверно, ей было еще что вспомнить, но она замолкла. Я вновь придвинулся к ней поближе, вспомнил, как она оголодавшим до ласки котенком вздрогнула, когда вместо побоев я решил погладить ее по голове, угостил сладостью. Она просто все это время была слишком одинока и беспомощна перед реалиями жестокого мира. Не боролась, лишь принимала очередной удар за другим, сжавшись в уголке.

Так, не время разводить сопли. Я прогнал человеческую, понятную жалость в пинки. Дуру эту, конечно, жалко, но ведь из-за нее мы, по сути, с Кондратьичем оказались здесь. Что ей мешало рассказать нам эту побасенку там, при первой встрече, когда проснулась? Чего сразу было хвататься за чужой кортик, угрожать и бежать?

— Это… эта полоумная бабка надоумила тебя спуститься сюда?

— Нет, я сама. На улицах мальчишки болтали, что через канализацию можно попасть в старые туннели, где кто только не обитает! И драконы, и тавры, и даже эники с бениками!

— Все еще ничего не объясняет, — буркнул в ответ, подгоняя собеседницу к сути. Она кивнула, соглашаясь, что наш разговор излишне затянулся.

— Она сказала только то, что мне может помочь другой кукловод. Что кукла — это особое создание. И если душу человека от проклятия может очистить инквизаторий, то вот куклам только кукловод и может помочь. Я сначала пошла к Евсеевым — ты, наверное, слышал про таких?

О, я не только слышал, а еще даже общался! И так случилось, что оказался с ними в родстве. Правда, честно говоря, не думал, что их класс настолько прямолинеен. Тут впору было бы почесать подбородок и задуматься: а не поспешил ли я тогда с выводами? Может, Майя ошиблась, а кто-то попросту подделал почерк моей названой сестры?

В этом доме Облонских все не просто смешалось, а ухнуло сначала в блендер, обратившись в мелкий фарш, а потом уж взбилось миксером.

Три раза.

Девчонка решила вернуть меня из мира размышлений в реальность, продолжила рассказ.

— Они мне отказали. Приняли за полоумную. Но я слышала, что в заброшенных туннелях живет великий кукловод. Вита. Я не думала, что в самом деле ее найду, а вот… нашла.

Она разом погрустнела. Мне стало грустно от наивности ее измышлений. Девчонка будто видела сложившуюся перед ней ситуацию что дивную сказку. Герой пускается в долгое, затяжное приключение. Во имя бобра и сыра, конечно же, а как еще? Достигает поставленной цели, а дальше оно как-нибудь складывается само.

Мне, конечно, не стоило смотреть на нее свысока — я и сам частенько спешил оседлать авось с шашкой наголо, вопрошая у мира — план? Какой тут к черту план, когда есть чудо импровизации?

И ведь всякий раз срабатывало.

Здесь же был иной случай.

Плевать она хотела на авось, плевать хотела на удачу. Словно осла морковкой, вперед ее тащили несбыточные мечты и фантазии.

С другой стороны, ей без подготовки удалось забраться так далеко — может быть, ясночтение и не дрожит в желании распознать ложь, но это еще не значит, что следует верить всему услышанному.

Бесхитростность подчас оказывается стократ коварней своей сестрицы…

Сарказм хмыкнул — тебя-то вон заставили в магазинчике приключений закупаться. А она тут едва ли не с неба взялась. Через канализацию да прямо к черепашкам-ниндзя!

— Она Муню у меня отобрала. И сюда вот… посадила.

— Знать бы еще зачем, — отозвался я.

Новая знакомица не спешила с расспросами: мне-то думалось, что исповедавшись, она потребует того же от меня. В ней же сейчас царствовала пассивность. Я оглядел ее еще раз — пусть телом она давным-давно выросла из коротких штанишек, но где-то внутри по-прежнему осталась дитем. Нужен был кто-то, кто в обязательном порядке придет, подскажет, в чем проблема — а она уж выдумает решение.

С чужих слов, конечно же.

— Меня зовут Федор. Федор Рысев. — На манер Джеймса Бонда представился я и зачем-то протянул ей руку. Девчонка уставилась на нее, как на нечто невообразимое. Во мне она спешила увидеть и рыцаря в белых одеждах, и закутанное в темную мантию зло. Где-то в глубине души все еще тлели угли сомнений.

Аккуратно, в две попытки, она вложила в мою ладонь свою маленькую девичью ручонку.

— А меня Лиллит. Меня так мама назвала, папенька хотел Ефраксией обозвать. А мне та знахарка сказала, что имя у меня недоброе, нехорошее. Вот потому и проклятия ко мне липнут, потому что нехорошее. Вот…

Ей словно требовалось хоть чем-то, а заполнить неловкость повисшей паузы. Такую, как она, хотелось стиснуть в объятиях. Не потому, что девчонка, а потому что беззащитней воробья в лапах кошки. Боится, стесняется, ищет стену для крепкой опоры — наверное, как и все мы…

Стена, к которой я прислонился, вдруг пришла в движение, заставив отскочить прочь. Руки привычно полезли под куртку, не желая признавать очевидного — пистолета при нас нет. И клинка тоже нет.

И что-то подсказывало, что против возносящейся над нами громады противника это будет совершенно бесполезно. Каменный голем, один из тех, что готов был размозжить мне голову, вышел из ниши, в которой спал до сего момента. Стекляшки неровных глаз нелепо блестели во мгле, казались чужими.

Лиллит вскрикнула, схватившись за голову — девчонку обуял ужас. Паника теплым молоком спешила разлиться по всему ее телу, заставила быть мягкой, податливой и послушной. Деревенская девчонка была на грани обморока и лишь чудом держалась на ногах.

Глаза ее были прикованы ко мне: она ожидала того, что я сейчас, успокоив ее жестом, кивну и героически воздам этой погани по заслугам. Размажу одним лишь взглядом.

Я, честно сказать, попытался в сей перформанс — стоит ли говорить, что внутри не пробудилось новых сил, а каменюка не очень-то боялась смерти? Способности Жнеца, доставшиеся мне с таким трудом, пока что не очень-то облегчали мне жизнь. А может быть, и мир, посмеиваясь и наслаждаясь иронией, раз за разом подсовывал случаи, где негде было применить мою абилку.

Ожившая глыба не собиралась играть со мной в гляделки: если бы у этой образины была морда, он бы ее нахмурил. Вместо этого каменная лапища схватила меня за шкирку — я ощутил себя до некомфортного беспомощным и неловким.

Ага, да-да, прямо как упоминаемый мной воробей в лапищах кошки…

Глава 14

Лицо мне обожгло жаром костра. Я быстро открыл глаза, пробуждаясь от липкого, вязкого наваждения. Сидел на коленях, передо мной выплясывало зеленое, сдобренное грибами, пламя. Словно подражая ему, в диком танце извивалась Вита.

Взгляд слепых глаз был устремлен в пустоту, на лице лежала сакральная улыбка. Разгоряченное тело блестело от масла и пота. Босые пятки отбивали ритм, словно в желании забрать у камня под ногами его силу и крепость. Костер разгорался сильнее — отчаянно, словно в последний раз, кукловод подкидывала одну сухую головешку гриба за другой. Огонь жадно пожирал и требовал добавки.

На языке вертелась уйма вопросом, в голове — гудело. Та каменная образина хорошо меня приложила, когда я попытался заслонить собой Лиллит.