Князь Системы 5

Я поворачивался следом, не давая зайти за спину. Но контроль был у него.

— Решил, что твоя жизнь важнее их жизней? Что без великого князя Василия они пропадут. Что только ты спасешь мир от несправедливости.

— Врешь!

— Да? — двойник наклонил голову — мой жест при раздумьях. — Тогда почему послал Забаву против работорговцев? Она могла сдохнуть.

— Она лучший воин…

— Потому что знал: если отправишь другого, а он погибнет, тебе будет невыносимо с этим жить. А Забава — жена. Ее смерть станет личной трагедией, а не просто потерей бойца. И ты сможешь сказать себе: «Я рискнул самым дорогим». Звучит красиво, правда?

Внутри будто что-то скрутило. Ну конечно, в этом была доля правды. Та самая, которую я старался не замечать.

— Заткнись, — выхватил меч.

Бросился на двойника с рубящим ударом. Такой силы хватило бы разрубить человека пополам. Но копия отбила атаку небрежным движением запястья.

— Предсказуемо, — сказал без напряжения. — Ты всегда ставишь себя в центр событий.

Атаковал снова. Серия ударов, финты, попытки зайти сбоку. Бесполезно. Копия парировала не напрягаясь, будто знала каждый мой ход заранее.

— Забава против работорговцев, — продолжал между ударами спокойным тоном. — Таисия за артефактами. Твои жены постоянно рискуют.

Удар в голову — блок. Выпад — уход. Подсечка — прыжок.

— И каждый раз говоришь: «Это необходимо». А думаешь: «Без меня все пропадут». Сколько раз извинился перед ними? Сколько раз сказал: «Прости, что втягиваю»?

Я отступил, тяжело дыша. Сердце колотилось как бешеное. А копия стояла расслабленно, даже не вспотев.

— Устал? — поинтересовался он с издевкой. — А мы только начали.

Раз прямой бой не катит… Что ж. Я достал магический камень, сжал в ладони.

— Инфернум!

Огненный шар полетел в копию, но тот поднял руку.

Пламя разбилось о невидимую стену.

— Преграда, — произнес он таким тоном, будто погоду комментировал. Затем уже из его ладони вырвались огненные шары — втрое мощнее моего.

Едва успел откатиться. Где стоял секунду назад, пол взорвался воронкой. Осколки полоснули по лицу.

Теперь в ход пошли и меч, и кинжал. Два клинка работали в связке, не давая противнику передышки. Но копия отбивала каждый удар — иногда одним движением, иногда работая сразу двумя клинками, словно он читал мои мысли.

— Но самое интересное, — говорил двойник, даже не сбиваясь с дыхания от интенсивного боя, — что все они искренне думают, что ты их любишь. И самое страшное — ты сам в это веришь.

В какой-то момент он перешел в атаку. Удар следовал за ударом с нечеловеческой скоростью и точностью. Я только отбивался, отступая к стене зала. Каждое движение копии было идеальным — ни одного лишнего жеста, ни грамма потраченной зря энергии.

— Ты наслаждаешься властью, князь, — говорил двойник, и в его голосе появились новые нотки. Не злость, не презрение — что-то похожее на жалость. — Когда они склоняют перед тобой головы. Когда висят на каждом твоем слове, словно это истина в последней инстанции. Когда готовы умереть по твоему приказу — в эти моменты ты чувствуешь себя богом.

Спина уперлась в холодную стену. Отступать некуда. Копия занесла меч для финального удара, и в его глазах я увидел то же выражение, что бывало в моих перед казнью врага.

— Ты недостоин нести титул защитника тот, кто защищает только собственное эго, — произнес двойник, готовясь нанести смертельный удар.

И в этот момент я понял.

Понял, почему он знал все мои ходы еще до того, как я их делал. Почему каждое его слово попадало точно в цель. Почему его техника была идентична моей, но превосходила ее.

Двойник не был сверхъестественно быстрым или сильным противником. Он был мной — той частью меня, которую я всегда старался не замечать, запереть в дальнем углу сознания, забыть. Копия состояла из всех моих худших качеств, всех подавленных сомнений, всей правды, от которой я бежал каждый день.

Но у него был один критический недостаток. Двойник не мог быть честным сам с собой — ведь он целиком состоял из самообмана и отрицания.

Я медленно опустил оружие.

— Ты прав, — сказал ему, и эти слова давались труднее, чем любой бой в моей жизни.

Копия замерла с занесенным над головой мечом, явно не ожидая такого поворота. В его глазах мелькнуло что-то похожее на растерянность.

— Ты прав, — повторил, и каждое следующее слово было как удар кинжалом по собственной гордости. — Частично.

Воздух в зале как будто сгустился. Двойник медленно опустил меч, изучая меня с недоумением, словно я внезапно заговорил на незнакомом для него языке.

— Да, я властолюбив, — продолжал, заставляя себя говорить не отводя от него взгляда. — Да, мне нравится, когда мне подчиняются. Когда люди смотрят на меня как на спасителя, как на героя — это кормит мое эго.

Голос дрожал, но я продолжал:

— Да, иногда я ставлю свои цели выше чужой безопасности. Да, я использую людей — даже тех, кого искренне люблю. И да, временами прикрываю это заботой о «высших целях» и «спасении мира».

Двойник стоял неподвижно, и в его лице читалась полная растерянность. Он был создан из моей лжи самому себе, из отрицания собственных недостатков. И теперь, когда я их признавал, он не знал, как реагировать на это.

— Да, я получаю удовольствие от власти, — мой голос становился увереннее и тверже. — От того, что люди доверяют мне свои жизни.

Сделал шаг вперед. Копия инстинктивно отступила.

— Знаешь, что я понял? — внутри что-то разгорается, будто костер, но это не злость и не гнев. Просто жар, какой-то новый. — Если я могу это признать, значит, могу и работать над собой. Каждый день. Становиться лучше.

Делаю еще шаг. Двойник пятится, а его глаза… В них уже нет презрения. Что-то другое, почти как страх.

— И знаешь что? — мой голос звучит тверже, увереннее. — Я буду их защищать. Не потому что я идеален. Не потому что я какой-то герой без изъянов. А потому что это правильно. Защищать тех, кто слабее. Даже если сам далеко не святой.

В тот момент, когда копия в растерянности моргнула, не понимая, как ответить на честность, я рванулся вперед.

Кинжал вошел ему под ребра до самой рукояти.

Двойник удивленно посмотрел на меня, потом на торчащую из груди рукоять клинка. Но в его глазах не было боли или гнева. Медленно, очень медленно на его лице расцвела улыбка — но теперь в ней не было насмешки. Только что-то похожее на уважение.

— Истинная сила воина, — прохрипел он, и его тело начало рассыпаться в мелкую голубоватую пыль, — не в безупречности, а в способности признавать свои недостатки и продолжать бороться. Ты достоин продолжить путь… князь.