Князь Святослав II

Ода внимательно выслушала Святослава. Затем дала ему совет:

–  Изяслав выстроил церковь в честь святых Бориса и Глеба в Вышгороде, а ты возведи Борисоглебский храм в Киеве. Да еще краше! В следующий раз Феодосию упрекать тебя будет труднее, ибо за тебя, свет мой, встанут дела твои праведные.

Святослав враз протрезвел: совет Оды ему понравился.

На другой день Святослав, сев на коня, принялся ездить по Киеву, выбирая место для будущего храма. Помогал ему в этом боярин Зерновит и воевода Перенег.

Зерновит предложил место на холме Щекавица. Перенег же предлагал, что лучше всего ставить храм святых Бориса и Глеба в Копырьеве конце. Но Святослав решил по-своему, ему приглянулось местечко на Подоле близ пристани на Почайне-реке. Пусть Борисоглебский храм видят не только русичи, но и заморские гости, корабли коих все лето стоят у берегов Почайны, сказал Святослав. Да и маловато храмов на Подоле по сравнению с Горой и Ярославовым Градом, а ведь на Подоле да в Гончарном конце живет больше половины населения Киева.

Митрополит Георгий как только проведал о замысле Святослава, сразу к нему пожаловал и давай упреками сыпать, мол, нарушает князь уговор, что храмы святым Борису и Глебу в Киеве строить не будут.

–  Где угодно, только не в Киеве, - молвил владыка Георгий.
– На том стоял и стоять буду! Изяслав мне крест целовал на этом.

–  Изяслав крест целовал, а я нет, - огрызнулся Святослав.
– И будет по-моему!

Крепко разругались Святослав с Георгием, таких слов наговорили друг другу, какие во хмелю не каждый скажет.

Владыка Георгий на другой же день взошел на торговый греческий корабль и отправился в Константинополь.

–  Жаловаться патриарху поехал, - процедил сквозь зубы Святослав, когда ему сообщили о внезапном отъезде митрополита.
– Не битьем, так катаньем хочет меня взять, песья душа!

* * *

В середине лета состоялось венчание Глеба и Янки, дочери Всеволода Ярославича.

Торжество происходило в Переяславле, где Глеб ныне держал свой княжеский стол. Янка несколько раз до этого порывавшаяся сбежать ко Глебу в Новгород, была безмерно счастлива, когда ее суженый супруг вдруг сам приехал к ней в Переяславль. Еще Янка была рада тому, что нелюбимая ею мачеха перебралась из Переяславля в Чернигов.

«Наконец-то ханская дочь не будет больше осквернять своим присутствием покоев, где некогда жила милая матушка», - с присущей ей прямотой заявила Янка Оде, приехавшей на свадьбу.

Из всех братьев Глеба к нему на свадьбу пожаловал только Олег, да и тот пребывал в печали, схоронив недавно жену.

Ода в душе радовалась, что Олег овдовел, ибо в ней с новой силой вспыхнула страстная любовь к пасынку, который в свои двадцать пять лет стал статным витязем с властным голосом и мужественным лицом. За время разлуки чувства Оды к Олегу не притупились, наоборот, она жила воспоминаниями о тех сладостных мгновениях и днях. Ода молила Господа о том, чтобы все это опять вернулось к ней, и даже о том, чтобы в конце концов Олег стал ее законным супругом.

После свадебных торжеств Олег вместе с отцом и мачехой приехал в Киев. Где задержался на неопределенный срок, вынужденный к тому Одой, которая делала все, чтобы вновь опутать его своими чарами. Не хотел и Святослав так скоро отпускать от себя любимого сына. Желая, чтобы Олег поскорее позабыл свое горе, Святослав, сам того не подозревая, толкал его в объятия Оды: велел жене неотлучно находиться при Олеге, развлекать его беседой, воспоминаниями о детстве, тешить музыкой и пением.

–  Покажи ему Киев, ведь Олегу сей град почти незнаком, - выставлял супругу Святослав.
– Свози его в Вышгород и Василев, покатайся в ладье по Днепру. Пусть новые впечатления вытеснят из Олегова сердца застарелую боль.

У самого Святослава забот было невпроворот. Перво-наперво им было отправлено посольство в Краков к Болеславу с богатыми дарами и напоминанием, что нынешний князь киевский более близкая родня польскому князю, чем изгнанник Изяслав. Если договориться с Болеславом не удастся, значит, придется готовиться к войне с поляками. А тут еще неугомонный Всеслав гремит оружием в своем Полоцке. Уж против этого соседа войско нужно всегда держать наготове! Другое посольство было отправлено Святославом в Царьград, дабы расстроить коварные замыслы митрополита Георгия, собравшегося мстить Святославу гневом патриарха и недовольством императора.

Ода тянулась к Олегу, желая пробудить в нем прежний любовный пыл. Но тот был до странного холоден и неприступен.

Ода была в отчаянии. Она видела и чувствовала, что желание будоражит и Олега, но во всех его поступках теперь было больше разума, нежели чувств. И разум этот, как видно, не позволял Олегу преступать запретную черту.

«Повзрослел младень, - с горечью думала Ода, - понабрался меры в речах своих и поступках. Я же, наоборот, с годами эту меру утратила. Мне и грех в сладость, лишь бы с милым!»

Однажды вечером, когда Олег и Ода остановились в Берестове по пути из Василева в Киев, между ними произошел неожиданно проникновенный разговор. Затеяла его Ода, которая не переставала подыскивать отмычку к Олегову сердцу.

Они сидели у открытого окна и слушали соловьиные трели, долетавшие из темного олынанника, разросшегося за частоколом, окружавшим княжескую усадьбу.

Впервые за много дней общения с Олегом Ода позволила себе расспросить его о Млаве. Как случилось, что она умерла в столь юные лета?

–  Началось все после первых неудачных родов, - нехотя отвечал Олег на расспросы мачехи.
– Первенец наш родился мертвый, а Млаву лекари и повитуха кое-как выходили. Поставили они на ноги мою ненаглядную, но прежней телесной крепости в ней уже не было. Чахла как сосенка на болоте, пока не угасла совсем.
– Голос Олега дрогнул.
– Схоронил я Млаву рядом с дочкой нашей мертворожденной, коей даже имя дать не успели. И нет теперь у меня ни дочери, ни жены. Видать, наказал меня Господь за грехи мои.

В этот миг Оде открылась вся глубина горя, пережитого Олегом. Пережитого и незабытого.

–  Это скорее козни дьявола, - промолвила Ода и нащупала в темноте руку Олега.
– Дьявол отнял у тебя одну дочь, зато Господь даровал тебе другую.

–  О чем ты?
– пробормотал изумленный Олег.
– Я не понимаю тебя.

–  Помнишь, ночь перед твоим отъездом в Ростов?
– продолжила Ода таинственным голосом.
– Помнишь, как мы любились с тобой в светелке у Регелинды? После той ночи забеременела я, Олег.