Князь Святослав II
Шрифт:
«А этот малый неутомим, куда до него Изяславу!» - думала Гертруда, погружаясь в блаженство.
Розовые, фиолетовые, красные, голубые пятна, кружась, сомкнулись над ней, откуда-то сверху в этот круговорот врывалась музыка дождя. Гертруда была на верху блаженства в сплетении сладчайших ощущений, утратив чувство времени и пространства, от страсти потеряв всякий контроль над собой…
Неожиданно из темноты выступил князь Всеволод в кольчуге и шлеме.
«Ах, княгиня, княгиня!
– скорбно качая головой, произнес он.
– Так ты желаешь моей смерти?»
Гертруда вздрогнула всем телом и очнулась от сна.
Светильник
Гертруда дотянулась до одеяла, чувствуя во всем теле необыкновенную легкость, как будто ей было семнадцать лет. Она укрыла одеялом себя и Людека, прижалась к его теплому сильному телу и, сладко зевнув, вновь погрузилась в сон, - счастливая и умиротворенная!
* * *
Пробуждение Гертруды было не менее сладостным. Ее разбудила Эльжбета, тихонько и нежно, как умела только она. Проснувшись от поцелуя служанки, княгиня потянулась с игривой грацией пантеры и с улыбкой посмотрела на девушку. До чего же она хороша! Как повезло Святополку!
Эльжбета, видя, что в постели явно двое и настроение у ее госпожи самое прекрасное, сделала довольно неуклюжий намек:
– Что-то Людек сегодня позднехонько встал. Гертруда знала, что вполне может доверять Эльжбете, поэтому призналась:
– Мы с ним всю ночь занимались тем же, чем и вы со Святополком, коханя моя.
Княгиня испытывала чувство полнейшего удовлетворения. Осознание того, что отныне она обладает ключом к наслаждениям, привнесло в ее жизнь спокойную гармонию. Теперь все казалось ей полным очарования. Она уже не испытывала прежней неприязни к Изяславу и позабыла на какое-то время свои ночные замыслы.
– Святополк и не думал ласкать меня этой ночью, - с неудовольствием молвила Эльжбета, - лег, как бревно, и захрапел. А я так его ждала!
Служанка задумчиво обняла один из столбиков, поддерживающих над кроватью парчовый балдахин; наблюдение за Гертрудой, такой красивой и радостной, услаждало ей взор.
– Расчеши мне волосы, - попросила княгиня.
– И не дуйся, дитя мое. Святополк по-прежнему любит тебя.
Пока Эльжбета орудовала костяным гребнем, Гертруда не спеша умылась и попросила подать ей полотенце и зеркало.
Присев на постель, Гертруда принялась разглядывать себя в зеркало, а девичьи руки в это время заплетали ей косу.
– Как у вас это было?
– вдруг спросила Эльжбета.
– О! По-всякому!
– засмеялась Гертруда.
– И даже так, как запрещают священники?
– Но я не знаю, что именно они запрещают.
– Неправда.
– Клянусь тебе…
– Не верю, тетечка.
Эльжбета даже слегка дернула княгиню за косу.
– Перестань, негодница!
– голос Гертруды стал строг.
– Мне известно, что церковь запрещает отношения в постели между двумя мужчинами и двумя женщинами, но мы-то с Людеком разнополые.
– Церковь так же не допускает таких отношений женщины с мужчиной, какие изображены на старинной греческой вазе, что стоит в зале с грифонами, - сказала Эльжбета, укладывая венцом косу
госпожи.– Подай мне заколку, тетечка, а то я не дотянусь.
– Интересно, что же там изображено?
– спросила Гертруда, подавая служанке через плечо серебряную заколку, взятую со стола.
– Мне неудобно об этом рассказывать, - замялась Эльжбета.
– Какие могут быть тайны между двумя близкими женщинами?
– смеясь, спросила Гертруда.
– Ну так и быть, - решилась Эльжбета и принялась описывать увиденные ею интимные сцены на древней вазе.
Гертруда изредка вставляла удивленное «о!» или «ах!»
– Говорят, что греки и в нынешние времена допускают подобное между супругами, а между любовниками и подавно, - заметила в заключение Эльжбета.
На вопрос служанки, о чем думает ее госпожа, Гертруда нетерпеливо ответила:
– Помоги мне одеться, голубушка. И довольно об этом! За обедом княгиня с пренебрежительным равнодушием выслушала реплику Изяслава по поводу того, что она «вырядилась как павлин, в то время как жены многих дружинников облеклись в траур».
– Но ведь мой супруг не погиб в сражении, - возразила княгиня.
– Да, я не погиб, - мрачно заявил Изяслав, - но поражение довлеет над всеми нами.
Князь опять много пил и ругался, поминая скверными словами братьев, половецких ханов, печерскую братию и свою больную ногу.
Устав от мужской брани, Гертруда раньше времени поднялась из-за стола. Ей очень хотелось увидеться с Людеком, которого она почему-то не встретила в трапезной и для которого столь красиво оделась. Блуждая по дворцу, княгиня наконец очутилась в зале, где пол был выложен разноцветными камешками, а стены расписаны чудовищными животными - грифонами. Вдоль стен стояли каменные сиденья, по углам на мраморных подставках возвышались большие греческие вазы, привезенные Владимиром Святым из таврического Херсонеса.
Гертруда отыскала ту вазу, о которой ей рассказывала утром Эльжбета, и стала внимательно изучать украшавшие ее рисунки. Еще несколько дней назад сюжет откровенно греховного содержания возмутил бы добропорядочную христианку Гертруду, но после бурной ночи, проведенной с Людеком, княгиня смотрела на это уже другими глазами и ее нисколько не коробила подобная откровенность в отношениях мужчин и женщин.
«Русичи правы, говоря: кто отведает овса, тот не захочет мякины», - с усмешкой подумала Гертруда.
К честолюбивым замыслам княгиню вновь вернул Коснячко, который пришел во дворец к Изяславу, но застал того пьяным и потому обратился за советом к Гертруде. Она изобразила радость от встречи с воеводой: демонстративно отложила в сторону шитье, каким была занята, и выставила за дверь служанок, оставшись с Коснячко с глазу на глаз.
Княгиня была в длинном зеленом платье из мухояра [106] , зауженном в талии, с облегающими рукавами, что еще больше подчеркивало соблазнительную выпуклость ее груди. На голове у нее была шелковая накидка с блестками и тонкий обруч, удерживающий ее. Гертруда сидела в широком кресле, поставив ноги в изящных кожаных башмачках на низенькую скамеечку, немного вполоборота к гостю.
[106] М у х о я р - бухарская ткань из хлопка с шерстью.