Князь Владимир
Шрифт:
А Тавр сказал уже серьезнее:
– Не один ты бился головой в эту же стену. Кто кидался в излишества, как Сарданапал, кто стихи под лиру вроде Нерона, а другие шли вовсе воевать весь мир: Александр, Цезарь, Оттон…
Владимир отмахнулся:
– А что толку? Разлетелись империи, как одуванчики… Оттон только что такую глыбу сотворил, а уже пошла трескаться! Нет, и это не то.
– Гм… А что то?
– Если бы знал. Для того и позвал тебя. Ты что-нибудь сморозишь, я возражу, глядишь, и придумается что-то дельное. Так что говори, чем занимались великие правители.
Тавр не обиделся, пожал плечами:
– Кто не спивался,
Владимир нетерпеливо стукнул в гонг. Резкий звук пронесся по комнате, выплыл в коридор и надолго повис там, словно огромный шмель с медными крыльями.
Явился заспанный Сувор, с ним вошел запах горячей кавы с цветочным медом.
– Это все рост вширь, – сказал Владимир напряженно. – А бывает рост вглубь?
– Это как? Чтобы бабы плодили без остановки? Если не будет усобиц, мора, бескормицы… Но тогда земля от тесноты переполнится!
– Не то… Я могу набрать в дружину еще сто тысяч человек, а могу и эту обучить и вооружить лучше. Понял? Так и страна моя. Что толку огнем и кровью строить империю, ежели все одно развалится? А вот как для своей отчизны сделать что-то такое, чтобы не исчезла, как другие народы. Напротив, чтобы возвысилась?
Не глядя, он поймал чашу с кавой. Тавр вздохнул и взял другую. Хорошо, успел пару часов соснуть. Трудно быть правой рукой князя!
Владимир рывком отодвинул стопку книг, встал, потянулся. Суставы захрустели, голова закружилась от долгого сидения за столом. В глазах на миг стало темно, застоявшаяся кровь отхлынула чересчур резко, даже в ушах тонко-тонко запели невидимые комары.
Он опустился в подвал, поморщился от запаха разложившейся крови, мочи, нечистот. Из стены торчало кольцо, за него была прикована голая женщина. Ее некогда дородное тело исхудало, груди висели, как тряпки с грязными концами. Лохматые длинные волосы закрывали лицо. У стены напротив свисало окровавленное тело, по нему ползали толстые зеленые мухи.
Владимир притворил за собой толстую дверь, сказал весело:
– Здорово живешь, Прайдана!
Женщина вздрогнула, подняла изувеченное шрамами и глубокими старческими морщинами лицо. В глазах отразился безумный страх. Худое тело затряслось в плаче.
– Когда же… ты… убьешь… молю… молю о смерти…
Ее беззубый рот кривился в жуткой гримасе. Владимир снял со стены железные щипцы, задумчиво посмотрел на бывшую ключницу княгини Ольги. Неужто он уже повыдергивал ей все зубы? А ведь собирался по одному в день… Или у нее их и было мало? Глаз всего два, это недолго тешиться. Теперь пальцы по одному рубить… или сперва ногти посдирать?
Он повернулся к туше с содранной кожей, с силой ударил щипцами наотмашь. Хрустнула кость, туша издала невнятный стон. Владимир удовлетворенно улыбнулся:
– Живой! Крепкий мужик! Ни глаз, ни зубов, пальцы обрубил, шкуру снял, все кости перебил… а он еще что-то чувствует… Что бы еще с ним сделать?
Прайдана захлебывалась в плаче, упала на пол, насколько ей позволяла железная цепь, целовала заплеванные и загаженные камни:
– Убей… убей… ты уже сполна натешился!
– Не знаю, не знаю, – ответил
Владимир задумчиво.Он неспешно помочился ей на голову, стараясь попадать в лицо, вытаращенные в страхе глаза, поддернул пояс, крикнул зычно:
– Филин! Ко мне!
Дверь распахнулась, с готовностью вбежал гридень. Глаза преданно смотрели на великого князя. Владимир повел дланью:
– Разожги жаровню… И положи туда вон ту заготовку для меча. Да не ту, вон слева толстый прут в окалине.
Филин засуетился, а Владимир хмуро рассматривал Прайдану и окровавленную тушу другого старого обидчика. На этот раз злости осталось совсем на донышке, и, как ни старался разжечь воспоминаниями, сердце по-прежнему билось ровно, злости уже не было.
Когда железо накалилось докрасна, велел:
– Отцепи ее от стены. Она просит смерти. Я насытил сердце местью, сегодня она ее получит.
Прайдана прошепелявила:
– Благодарствую…
Филин кликнул Ломоту, вдвоем расклепали звено цепи. Прайдана, еще молодая женщина, едва за тридцать, выглядела древней старухой. Не удержавшись, ибо была прикована в согнутом положении, упала на пол, с трудом приподнялась на четвереньки. Высохшие груди касались залитого грязью пола.
Владимир, оскалив зубы, кивнул гридням, а сам надел толстые рукавицы и выхватил из огня длинный толстый прут железа. Гридни придавили Прайдану к земле, с силой раздвинули ее ягодицы. Владимир, примерившись, с силой воткнул в задницу раскаленный докрасна конец прута, засадил поглубже, проворачивая из стороны в сторону.
Сильно зашипело, взвился дымок. Подвал наполнило сладковатым запахом горелого мяса. Гридни отпрыгнули от голой женщины. Страшный звериный крик вырвался из беззубого рта. Она побежала на четвереньках, волоча за собой дребезжащее на камнях, сразу пристывшее к живой плоти железо, вскочила на ноги и ударилась о стену, слепо метнулась в другую сторону, а железо глухо звенело о каменные плиты.
Владимир, хохоча, задом поднимался по ступенькам, смотрел на обезумевшую от боли и страданий женщину.
– Кормить хорошо! – велел он. – Ежели она жаждет быстрой смерти… то пусть ест до отвала! Ха-ха!
Уже закрыв за собой дверь, подумал было, что стоило прикончить и вторую жертву. То ли местью насытился, то ли еще что, но больше в этот подвал не зайдет. Это уже вчерашний день.
В горнице сенная девка стелила ему постель. Как и велел он: полногрудая, со вздернутым задом, распущенными волосами. Они сменялись каждую ночь. Золотоволоски, рыжие, темно-русые, чернявки, но все лишь для плоти, что властно требует свое.
– Стели-стели, – велел он и пошел к скромной дверке потайной комнатки. – Потом ложись, жди.
Она покорно кивнула, и не успел затворить за собой дверь, как уже юркнула под цветастое одеяло и свернулась клубочком.
Очутившись в своем убежище, он снова придвинул книги, но не раскрыл, сидел, глядя на эти труды по истории великих народов и великих людей. На ком он остановился? Ах да, на человеке по имени Сулла. Шестьсот лет существовала Римская республика, уже всем миром владела, а Сулла решился на немыслимое – решил завладеть самой республикой! Долго и упорно шел к цели, наконец захватил власть, стал пожизненным диктатором, казнил без суда и следствия всех противников и просто тех, кто ему не понравился. Утвердился так, что и муха не смела прожужжать в его стране, если он не желал, чтобы жужжала…