Княжич, князь
Шрифт:
— Что-то вроде того, — согласился отец Варнава. — Теперь же займемся нашим дивным витязем. Он отчего-то решил, что призваны вы мною сугубо для общего совета по определению его дальнейшей судьбы. Разубеждать не вижу смысла, меня такое объяснение весьма устраивает. Спящим вы его видели мельком, мастер Георгий осмотрел более внимательно. А сейчас все познакомитесь, так сказать, вживую. Приглядитесь.
— Приценитесь! — опять не удержался отец Власий.
— Вполне допустимое толкование, — снова не стал возражать настоятель. — Брат Илия! — позвал он, повысив голос. Когда рослая фигура келейника неслышно возникла
Кирилл сделал вид, что дочитал до какого-то места и только потом с недовольством поднял глаза.
— Что, княже, — поинтересовался брат Иов, — славное чтение?
— Да вот увлекся, знаешь ли.
Повернув книгу к себе, инок открыл титульный лист: «Рачительный Огородник. Как надлежит сушить, закладывать и хранить навоз, а такоже Иные Доброполезные Наставления по оному делу, собранные смиренным монахом Клеопою к вящей пользе единомысленных братий».
— Еще бы не увлечься. Огорчительно отрывать тебя, но нам пора.
— К гостям на смотрины, я так разумею?
— Да. Книгу с собою можешь забрать — ведь жаль будет недочитанного.
Кирилл переступил с ноги на ногу. Прежде, в ожидании этой встречи, он частенько прикидывал на разные лады: что должен будет почувствовать в присутствии загадочных «давних добрых друзей» отца Варнавы, как желательно выглядеть при этом ему самому, как лучше отвечать на возможные вопросы и тому подобное. На самом же деле в душе да и просто внутри — в мыслях, ощущениях — вдруг не обнаружилось ровным счетом ничего. Ничегошеньки. Он просто стоял и смотрел на тех, кто сидел и смотрел на него.
«Забавно…» — отстраненно и равнодушно проплыло в голове.
Кирилл опять переменил опорную ногу и перевел взгляд за окно. Огромная еловая лапа приветливо помахала ему снаружи.
Отец Власий прокашлялся — протяжно и как-то вопросительно. Белый Ворон подался в сторону отца Варнавы, что-то неслышно проговорил. Кивнув ему, настоятель попросил:
— Димитрие, начинай ты, яви милость.
Тот угукнул, задвигался мешкотно. Повозил ногами, то ли желая их вытянуть, то ли подобрать под себя, но все-таки оставил в прежнем положении. Типичным голосом строгого, но справедливого дедушки спросил:
— Дальше-то как жизнь свою мыслишь, княже?
Кирилл привычно пожал плечами:
— Сюда меня отец отправил незадолго до смерти. Значит, первым делом я некую волю его исполнить должен непременно. Как последнюю. Она, предполагаю, хотя бы отчасти оглашена в том самом письме, что было со мною. И это, и то, что сверх того — о том уже от вас надеялся услышать, отцы всечестные. Ну, как-то так для начала.
— Мгм… Ответ внятен, изложен складно и разумно. Такоже и у меня для начала — покамест всё. Теперь других послушаем.
— До совершеннолетия твоего Великий Князь опекунство учинить должен, — подал голос отец Варнава. — Пожелаешь ли назвать кого по имени?
— На волю Государеву положусь.
— До выхода указа его за вотчиною приглядывать дал согласие князь Единец, сосед ваш с восходной стороны.
— Ага, знаю о нем. Да пусть он и будет.
— На княжение собираешься вступать или иную службу Великому Князю нашему изберешь? —
спросил Димитрий.— Ну… По всему, надобно бы на княжение. Боле ведь некому, один я остался. Да и вотчина-то родовая, считая меня — шесть поколений уже. Но сейчас… Сейчас сказать не могу, чего мне на самом деле хочется.
— Разумею.
— А в любом случае как мыслишь сие? — прищурив глаза и будто бы ввинтив в Кирилла узловатый указательный палец, подключился отец Власий. — Ведь ни опыта у тебя ни в чем нет, ни умения. Стало быть, чужим разумом да советом поначалу жить придется. И может статься так, что не только поначалу, а много подольше. Хватит ли терпения? Характерец твой я разглядел уж, неплох он в основе своей. Но найдешь ли узду крепкую на гневливость да гордыню свою?
Кириллу вспомнились некоторые беседы с отцом. Вернее, не столько беседы, сколько вразумляющие монологи, иногда очень долгие и вызывающие чувство невероятной тоски. С давно отработанным навыком он послушливо опустил голову и принялся внимательно изучать отличительные особенности половиц под ногами.
— Княжье служение великого терпения и смирения требует, — продолжал каверзно многословить отец Власий. Палец его при этом совершал сложные движения, долженствующие подчеркивать особую значимость некоторых слов. — О смирении же сугубо памятовать следует, ибо оное есть первейшая заповедь не токмо для князя, а для всякого доброго христианина, в каком бы звании он не пребывал.
Неожиданно для себя Кирилл вдруг зевнул, быстро и смущенно прикрывшись ладонью.
— Простите, отцы всечестные — как-то нечаянно получилось. Честное слово, нечаянно!
Маленький архимандрит растерянно опустил палец и пожевал губами.
— Значит так, княже, — поспешно сказал отец Варнава. — Для начала школа тебя ждет. Не обычная монастырская, а несколько иная. Впрочем, увидишь сам. Занятия в ней осенью начнутся. Всё остальное — своим чередом.
— Понятно, отче. Но ежели так, то можно ли мне будет съездить в Гуров? Успею же запросто.
Настоятель слегка изменился в лице:
— Княже, мы ведь уже говорили о том. Новых известий оттуда пока нет, а будут — осведомлю непременно. Как я разумею, ты там некое дознание свое мыслишь учинить.
Отец Власий тем временем опустил веки и замер.
— Да нет, отче, — искренне уверил Кирилл. — Правда. Могилам хочу поклониться да службу поминальную отстоять. Ну а просто с людьми побеседовать, расспросить о том о сем разве не вправе я?
— В полном праве, — с едва приметной неохотой согласился отец Варнава. — Добро, отправишься с братом Иовом. В свой срок.
— А когда именно?
— Пока затрудняюсь сказать точно, иных насущных забот поднакопилось. Немного потерпи, княже.
Маленький архимандрит открыл глаза и снова оживился:
— Да уж! Молодость терпения не взыскует, ей — чтобы вдруг да побыстрее. Поэтому стоит она сейчас у врат обители в девичьем обличии да привратника едва за бороду не хватает: дескать, а подать мне сюда князя Ягдара! Сей же час! Хе-хе…
— Отец Власий, — неодобрительно отозвался Димитрий. — За сообщение спасибо, но меру-то знай.
Половицы как будто покачнулись под ногами Кирилла.
— Отцы всечестные… — начал он, стараясь обуздать голос и унять заметавшееся в непривычно тесной груди сердце.