Княжич Олекса. Сказ первый

Данила Заточник выбежал на крики во двор, но его охватил такой страх, что он не решился прийти на помощь Александру. Увидев Федора, Заточник схватил его за руки и поволок в дом, голося, что есть мочи.

Быстрая тень промелькнула над забором, ограждающим двор. Крепкие руки оторвали пса от израненного Александра, а затем хрустнул собачий хребет. Отбросив мертвого пса в сторону, спаситель склонился над мальчиком. Княжич, хоть и истекал кровью, но был в сознании и шепотом спросил:

— Кто тут?

— Это ж я, Мусуд, слуга княжий! Али не признал? — ответил татарин и поднял с земли княжича, бережно прижимая к груди. Он заспешил вернуться в стены монастыря, а навстречу уже бежали люди, привлеченные шумом и криками.

Князь Ярослав, которому доложили о том, что княжичей едва не загрыз сторожевой пес, впал в неописуемый гнев. Крепко досталось и Даниле Заточнику — за то, что не углядел за вверенными ему Александром и Федором; и настоятелю с монахами, не предупредивших о псе-людоеде и не заперевших как следует двери; а так же и кормильцу Федору Данилычу, не прибегшему борзо на крики о помощи. Все трепетали перед разъяренным князем, метавшим гром и молнии, и сорвавшимся на крик, походивший на рык медведя-сыроядца. Расправа была совершена немедля: Федор Данилыч получил оплеуху лично от князя и лишился при этом зуба, настоятеля высекли на дворе, Даниле Заточнику надавали тумаков и обрезали лелеемую им бороду.

Поздней ночью Ярослав пришел в келью, где лежал Александр — вокруг него суетился одетый в рванье дед-знахарь, которого приволокли из ближайшего селеньица. Александр весь горел и метался в жару. Дедок, скрипя костями, обтирал раны целебным настоем из коры и трав, и всё что-то бормотал себе под длинный горбатый нос.

— Прости меня, батюшка, — сказал Александр с натугой. — Моя вина.

Ярослав окинул сына пристальным взглядом: он видел, что, несмотря на боль и лихорадку, Александр крепится и не желает, чтобы суровый отец видел его слабость.

— Потрепали твою шкуру, — сказал князь Ярослав ровно. Помолчав, он обратился к деду: — Как отрок?

— Выправится, ничего с ним не станется. Денёк полежит, хворь сойдет, а через седьмицу и поминать не будет!

Александр встрепенулся:

— Батюшка, не хочу лежать в постели! Завтра поеду рядом с тобой и о хвори не упомяну!

Князь Ярослав покачал головой:

— Как же так? А если на лошади не удержишься, из седла выпадешь да под копыта упадешь? Пока хворый — не сидеть тебе в седле, а только на обозах позади ехать вместе с бабами.

— Усижу в седле! — ответил Александр запальчиво.

— Ты и на мягком месте сейчас не усидишь, после того как тебя псина расцеловала.

— Завтра докажу, что усижу!

— А если поплохеет? — князь нахмурил густые брови и отрезал: — Нет, не ехать тебе завтра со мною. Останешься здесь, Олекса, а дедок этот за тобой ходить будет. Оставлю я при тебе того удальца, что спас тебя, — теперь он приглядывать за тобой будет вместе с кормильцем, — да еще двух воев для пущей охраны. А как поправишься, то вослед мне с ними и отправишься.

Александр понурился и, смирившись с его волей, проговорил:

— Как скажешь, так и будет, отец.

Ярослав будто хотел еще что-то прибавить, но промолчал. Отвернувшись, он вышел прочь из кельи. Наутро князь вместе с дружиной покинул монастырь.

Оставленный в монастыре Александр бесконечно досадовал; мысль о том, что Фёдор едет с отцом в Новугород, где их будет хлебом-солью встречать вольный народ, жгла его сильнее, чем раны и лихорадка. Мусуд, проводивший время у изголовья Александрова, догадывался, что гневит княжича: Александр считал, что Фёдор повинен в напасти, случившейся с ним — и именно Фёдор должен лежать лёжнем и кусать локти от злости и бессилия!

— Не серчай, княже, — говорил Мусуд со своей обыкновенной мудростью, желая утешить мальчика. — Порой за одно мгновение случается больше, чего не случается и за целый год. Спешить нужно так, чтобы не пробежать мимо своего дома.

— Мусуд, не трави! — отмахивался Александр.

Татарин тем временем о своём вздыхал; жалел он о том, что князь Ярослав оторвал его, Мусуда, от себя и оставил в монастыре. Хотел он, как и Александр, въехать в Новугород в княжеской дружине, да вот не довелось! Впрочем, Мусуд утешал себя мыслями о том, что и из этого назначения можно извлечь выгоду. Знал татарин — приметил ведь — что Ярослав, хоть и холодно держит себя с сыновьями, в сердце своем отцовскую любовь таит. А к Александру, как виделось Мусуду, князь более тянулся душою, нежели к Фёдору. И, ежели Мусуд славно отслужит, приглядывая за княжичем, то и князь как следует отблагодарит его за то.

К четвертому дню Александр смог сесть в седло. Монастырь они покидали поздним утром. Княжич, уже сидя на коне, глядел через широко распахнутые ворота на берег реки Мета, где беспорядочно суетились люди. Они что-то сгружали с лодок и переносили на телеги. То были торгаши. Не диво, что монастырь стоит здесь как крепость, на возвышенности, окруженный крепкими стенами и рвом. Богатые здесь были земли и даже монахи здесь куплей-продажей не брезговали!

Во дворе было много пришлого народа — мелкие торгаши да служки сновали туда-сюда, и Александр не обращал на них внимания, занятый мыслями о том, чтобы скорее броситься вдогонку отцу. Его привлёк резкий окрик какого-то латиняна:

— Эй, ты есть сын коназь Ярослав? Коназь-принц? — крепкий, как бык, мужик приблизился к Александру.

Княжич повернулся к нему, с достоинством держась в седле. Богато смотревшийся, с песцовой шубой на плечах, мужик ткнул в княжича пальцем с золотым перстнем:

— Мой имя Хубэрт Невт!.. Я торговать много лет на этой земля! Все мой уважаль! А коназь Ярослав не уважаль торговый человек! Одно — грабиль русский человек, другое — грабиль немец купец! Я приезжать этим днём, а мой запас — нет, пропаль, грабиль!

Мусуд, стоявший рядом, схватился за рукоятку своего кривого татарского меча, зарычав:

— Уж больно длин язык у немца! Укоротить его нужно!

Александр остановил его движением руки, продолжая внимать речам латинянина. Мальчик видел также мужиков, столпившихся неподалёку и поглядывающих в их сторону — они явно были слугами немецкого купца

— Кто есть вернуть убыток? Кто вернуть мой добро? — немец сделал еще несколько шагов к Александру. — Вор есть вор! Как есть пес рвать вора, так и коназя-принц драл пёс! Есть вор!…

Не известно, что еще хотел сказать оскорблённый купец Хубэрт Невт, но его слова застряли в его глотке, а в следующий миг превратились в вопль. Княжич Александр, после слов «Есть вор!» выхватил витень, которым он погонял коня, и с размаху хлестнул им по лицу немецкого купца. Удар рассек глаз, и тот вместе с кровью вылился из глазницы. Ярославовы воины обнажили мечи, изготовившись броситься на купеческих слуг. Мусуд подскочил к немцу и пинком отшвырнул его назад. Хубэрт Невт упал в грязь, но никто из его служек не бросился к нему, чтобы помочь. Все люди, ставшие свидетелями этой стычки, в ужасе застыли.