Княжич Олекса. Сказ первый
Шрифт:
Александр, подождав немного, взглянул на Мусуда:
— Довольно. Поспешаем!
Дружинники убрали оружие и оседлали коней. Не оглянувшись, Александр выехал за ворота монастыря. Мусуд же, искоса поглядывая на княжича, размышлял меж тем: «Как кровь гуще воды, так и Олекса сутью больше сын Ярослава, чем Фёдор. Кровь княжеская в нём чище, рука у него тяжелее, а воля — как камень. Кому ж быть десницей Ярослава, как не ему?…»
Впереди был путь в Новугород, на Волхов, к куполам Золотой Софии.
2. БЕГСТВО
Прошел месяц с того времени, как Александр въехал по следам своего отца в богатый и славный Новугород на Волхве.
Дни он проводил в княжеской вотчине — Рюриковом городище в версте от новугородских стен, где со старшим братом учился
— Разумен не по годам княжич Александр, — сказал однажды Заточник, когда Ярослав спросил с него о сыновьях и их успехах. — Он никогда не опозорит твоего имени, княже.
Ярослав, услышав такие слова, нахмурился:
— Что же Фёдор? Али не он старшой и не о нём подобает говорить сперва?
— Прости меня, пресветлый князь, холопа неразумного! — воскликнул Данила. — Что я, смоковница проклятая, не имеющая плодов, могу сказать? Ум мой, что ночной ворон, бодрствующий на горной вершине, а сердце — что лицо, лишенное очей! Первенец твой, Феодор, надёжа княжеская, многоуспешен в мудрости и растёт богатырем над богатырями! Обилен Феодор разумом и мыслию над науками парит аки орел над землями!
Но Ярослав продолжал хмуриться, хотя ничего и не возразил пламенным словам старого книжника. Когда же Данила Заточник, отпущенный князем, вышел из терема, то, поглядев по сторонам и не увидев рядом никого, дал волю своим мыслям:
— Ох, глупость людская! Разве надобно давать мудрому мужу, посланному с поручением, длинных объяснений? Но ежели послать глупого, то необходимо и самому вослед отправляться. Мудрый желает блага, а глупый — пира в доме. Глупых не сеют, не жнут, ни в житницу не собирают, но сами собою рождаются! Бесполезно учить глупца, это как лить воду в дырявые меха или мёртвого смешить. Глупый сможет научиться уму, ежели камень поплывёт по воде, синица сожрёт орла, а свинья залает на собаку!.. Князь же с добротным, умным советником, с надёжной опорой, не впадёт в ошибку! — так он говорил, ковыляя к себе в светелку.
Меж тем дела князя Ярослава, обстояли нелегко: отправленные в Псков послы вернулись в Новугород с плохими новостями. Вольные псковитяне, которых Ярослав призывал в поход на Ригу, отвергли и его послов и самого Ярослава, заявив, что отныне дружат они и с Ригой и с орденом рыцарей-крестоносцев, распространяющих веру латинскую. То они написали в грамоте, доставленной послами:
«Вольный град Псков, зная крутой нрав Ярославов и сведая о несметном ополчении, что привел с собою князь переславский в Новугород, не верит словам о союзе и страшится его тайных помышлений. Ибо длань у князя Ярослава тяжела да прижимиста, мощна туго завязана, и никогда Ярослав не упустит злата, своего али чужого! И потому мы, бояре псковские уважаемые, призвали нам в подмогу рижских рыцарей, ибо издавна мы с ними торговлю ведём, честно знаемся, и не привезут они нам оковы рабские и разорение, а торговлю ладную и прибыль добрую!»
Получив такой ответ, осерчал князь на предательство Пскова, сказав:
— Не желал я зла псковитянам! Но раз они породнились с латинскими собаками, то так тому и быть! Пусть сосут это поганое вымя, пока утроба у них не прогниёт. Не приду я им на выручку, когда беда над ними разверзнется, сколько б не голосили о помощи!
Ярослав, однако, понимал, что не только Псков настроен против него, но и Новугород. Глядя на псковитян, граждане новугородские тоже загорались страхом перед Ярославом. Богатые боялись, что Ярослав спустит на них свою дружину — отнимет нажитое добро да обложит подушным налогом. Бедные роптали — как появился князь Ярослав в Новугороде, так и хлеб так подорожал, что иные семьи стали голодать, как в неурожайные времена. Сторонники немецких
купцов, торгующих с Новугородом, тайно ходили по боярам и нашептывали им слова против Ярослава. «Что вам этот надменный князь? — наущали они зловредно. — Али не вольный вы народ? Али не стоял Новугород издревле господином земель этих и ни перед кем не держал ответа? Наши господа многие годы ведут с вами торговлю, и было ли когда, чтобы они обманули вас, бояр да купцов новугородских? Что же нам воевать меж собою, когда можно сто лет жить-поживать, мирно торговать да добра наживать?» Соглядатаи Ярослава сказывали князю о настроениях, царящих в городе: люди тряслись и роптали на князя, грозясь выступить на городском вече.Именно на народном вече должен был решиться вопрос — пойдёт ли новугородский народ за Ярославом на Ригу?
И вот собрались жители Новугорода на городское вече. Туда, на Торговую сторону к Никольскому собору, пришла и чернь, и ремесленники, и богатые купцы да бояре и архиепископ церковный Арсений. Ярослав явился на вече в сопровождении двух своих сыновей.
— Учит птенцов своих летать, — тут же зашептались в толпе.
На вечевом помосте находились выдвиженцы новугородские: глава ополчения — тысяцкий Кузьма Кулик, несколько видных бояр, избранных для того, чтобы говорить с князем и народом. Все они степенно обнажили головы, перекрестились в сторону Софийского собора, чьи купола возвышались на противоположном берегу Волхова, и отвесили князю земной поклон. Первым заговорил архиепископ Арсений, обратившись к Ярославу:
— Ты, князь, защита и опора великого Новугорода! Призвало тебя на княжение вече града вольного — ибо слава имени твоего витает над землями русскими! Принимая же княжение, дал ты обещание, что не будешь вмешиваться в дела торговые и житейские; клялся ты, что сохранишь свободы народные и не будешь утеснять земли здешние!… Но вот пришел ты к нам с ополчением, с ратниками, с ног до глав вооруженных оружием и страшных для народа вольного! Зовёшь ты нас выступить войною на соседей наших, на тех, с кем ведёт Новугород торговлю ладную да мирную.
По примолкшей толпе побежал гул после последних слов архиепископа — люди соглашались с Арсением и роптали на князя. Ярослав поднял руку, и народ вновь притих.
— Что же вы, народ вольный новугородский, — заговорил он громко, — позабыли о своих прошлым несчастиях? Позабыли вы о том, как собаки латинские три года назад ворвались в землю новгородскую? Позабыли вы, как они жгли и грабили ваши житницы?.. Призвали вы тогда меня, моля о помощи! Горе тогда сделало вас послушными! Псковичи передо мною на колени падали, моля избавить их от меча латинского! А как прогнал я их с земли вольной вашей, как зажили вы преспокойно, так загордились и позабыли о благодарности!
Вече заволновалось в ответ на слова Ярослава.
— Когда же, — продолжал князь, — ходил я в земли Карельские, Новугороду принадлежащие, то смирил я тамошних жителей с вашим владычеством. Не смеют они вам с тех пор противиться и усердно отдают вам дань! Но и это вы позабыли и сейчас не вспомнили!
— Нет! Помним! Помним, княже! — зашумело вече, преисполняясь внезапною любовью к сильному и властному Ярославу, возвышающемуся над ними.
Бояре, недовольные таким поворотом дела, меж собою начали переглядываться. Взяв слово, бояре обратились к народу с такими словами:
— Что было — то было, братья и други! Латиняне жгли наши земли, грабили наши житницы, но что было — быльем поросло! Разве мы сами не ходили на земли соседние и не полонили их, не забирали добро ихнее? Зачем же сейчас — во время мирное, — отнимать отцов и сыновей от семей их? Скольких ремесленников мы лишимся, пастухов, пахарей! А ведь труд их высоко ценится! А ежели сложат они головы на чужбине? Нет, не супротив Ярослава выступаем мы! Коли вторгнуться латиняне в земли наши, так тотчас народ поднимется! Тотчас они под знамя твои, пресветлый князь, встанут и на ворога пойдут без страха! А сейчас у тебя, Ярослав, дружина боле, чем видная — к чему тебя наши, новугородские ратники?