Княжич
Шрифт:
— Снова будут просить включить их в состав бригад золотодобытчиков, — скривился он и обречённо пошел к ожидающей его толпе.
Оставлять без внимания места, где незаконно мыли золотишко — я не собирался, а потому сразу как мы вернулись, велел организовать добычу силами бригад из бывших каторжников и других желающих. От добровольцев отбоя не было, ведь я пообещал им процент от добычи, вот они и надоедают Жуку, который решил ограничиться всего пятью бригадами, чтобы не распылять силы по всему лесу. И так придётся отрядить на их охрану не меньше пары сотен моих боевых холопов.
— О! Маша, Света, — заметил я гуляющих по посёлку девушек, когда
— Для тебя, Светлана Евгеньевна, — задрала носик дочка боярина Московитого, поравнявшись со мной. Маша же, пообтесавшаяся почти за год жизни здесь, просто кивнула и улыбнулась, ожидая, когда мы в очередной раз начнём переругиваться с её подругой.
— Какая ты красивая сегодня, Маша, — похвалил я девушку и, сделав вид, что только заметил Свету, изобразил наиболее глупое выражение лица, добавив, — и ты ничего, Свет. Хлебом и пирожками уже не пахнет, — раздул я ноздри, втянув воздух. — Перестала печь?
— Ты не изменился, — прошипела змеёй Светлана. — Как был неотёсанным деревенщиной, так и остался, — раскраснелась, она, моментально вскипев. — Дурак!
— А что я такого сказал? — Сделал я большие глаза, на что Света в порыве чувств ухватила меня за грудки и опасно зашипела мне прямо в ухо:
— Не строй из себя идиота, больше чем ты есть!
Сказала, а потом больнюче укусила меня за шею.
— Ай! — Вскрикнул я от неожиданности, с удивлением на неё посмотрев. — Ты чего?
Глянув на меня как на таракана и чему-то, ухмыльнувшись, она махнула рукой Маше, и они пропали в лавке, звонко тренькнул звоночек над дверью, оповещая продавца об их приходе.
Да, товары у нас стоят прилично, но благодаря связям жены в Москве и выбор у нас достойный. Даже в Сибирске такого нет, всё ещё продолжал я стоять как вкопанный, гадая, что это было, и зачем она меня укусила?
— Бешенная, — восхищённо покачал я головой и наконец, направился домой. Меня ждала «любимая» жена и названная дочка.
— Я так спешила, так спешила, — вбежала в дом личная холопка хозяйки дома, привезённая ею вместе с дочкой в этот суровый край.
— Что такое, Ефросинья? — Недовольно посмотрела на свою служанку Алиса Смирнова, бывшая Тараканова, помогающая дочке с домашним заданием из школы. Девочка же была только рада перерыву и отодвинула тетрадь в сторону.
— Беда, — картинно заломила руки холопка. — Муж то ваш, Семён Андреевич, прямо у магазина с девчонкой целуется! — Выпалила она на одном дыхании.
— Сама видела?! — Встала со стула Алиса, рассвирепев как дикая кошка.
— Вот те крест! — перекрестилась холопка, приклонившись под взглядом хозяйки. — Она его прямо в шею засосала! Своими глазами как на яву! — Горячилась холопка.
Как на беду, в этот момент к дому подошёл Семён.
Глава 23
— Ты что, с дуба рухнула?! Что за глупости?! — Перекрикивались мы с женой уже минут десять, стоило мне зайти в дом и увернуться от метко брошенной чашки, разбившейся о входную дверь.
— Ефросинья всё видела, сластолюбец ты этакий, — скривилась она. — А ещё меня попрекал. Гад! — Кинула в меня тарелку со стола жена, раскрасневшись от бешенства.
Юлиана, стоило маме начать кричать, испугалась и убежала к себе. Правильно сделала, разозлился я на Алису не на шутку. На неё и на её неадекватное поведение.
Всё
припомнил.— Ефросинья, вон! — Зло указал я греющей уши холопке на выход. — А ты, а ты! — Не мог я найти подходящих слов, кипя как чайник, потому просто подошел к ней, ухватился за талию, поднатужился и перекинул через плечо, понеся в нашу комнату.
— Ай! — Вскричала она в растерянности. — Ты что делаешь? Отпусти! Отпусти! — Стучала она меня кулачками по спине, придя в себя и свисая головой вниз.
Донеся её до нашей кровати и скинув туда, я медленно, давая ей понять, что буду делать, стал расстёгивать ремень на штанах.
— Не надо… — Испугалась она как маленькая девочка, попытавшись отползти от меня, но я ухватился за её ножку, подтянул к себе, перевернув на живот и поставив на четвереньки, замахнулся ремнём.
— АЙ! — Прозвучал первый крик в комнате молодоженов.
Юлиана, переждавшая бурю у себя в комнате — не выдержала и любопытно приоткрыла дверь, выглянув в коридор словно лисичка, в поисках сыра.
— Нету, — растерянно осмотрела она коридор и кухню. — Наверно они помирились! Как хорошо, — сказала она своей кукле в руке, после чего боязливо осмотрелась и, надев яркую курточку и ботинки, выскочила на улицу. Домашняя работа подождёт, а вот горка нет.
Жители посёлка и парочки, что в этот день прогуливались неподалёку от дома Семёна — ещё долго будут вспоминать, как проходя под его окнами, слышали стоны Алисы Ростиславовны, лихо крутили усы мужчины и смущались женщины, уводя своих кавалеров подальше.
— Ох, срамота, — поджимали губы старушки, перешептываясь.
Услышав слухи, которые курсировали по ферме на следующий день, мне как обухом по голове ударило. Нет, Алиса, конечно, стонала, когда я бил её ремнём, но додуматься до такого? Люди ещё те кукушки. Навыдумывают, а потом верят в своё враньё, приходилось мне сгорать со стыда, пока бегал за водой на колодец и отстоял очередь, хотя меня и пускали вперёд, уступая место.
— Нет, нет, я постою, — вновь отказался я пройти перед женщиной и двумя девушками, что старались не хихикать при мне, но получалось у них плохо. Улыбки то и дело проскальзывали, отводил я взгляд, в смущении.
Выдержав эту каторгу и наполнив полных два ведра, я поспешил по утренней прохладце домой. Да дал такого стрекоча, что пролил часть колодезной воды прямо на ботинки. Брррр… Холодно, заскочил я в дом, быстренько разлил воду по кастрюлям и в чайник, да поспешал сменить насквозь мокрые, склизкие носки.
Эх! Вот вечно со мной что-то не так. То родственники, то бандиты. Сейчас вот слухи нелепые. Словно рок, какой завис, постоянно испытывает меня жизнь на прогиб.
На часах было шесть тридцать утра, значит, пора заниматься, постарался я выкинуть посторонние мысли из головы и присел на пол, оперевшись спиной на тёплую бревенчатую стену с запахом смолы и её потёками по всей длине брёвен. Сел напротив окна, в которое начинало светить по-утреннему ласковое солнце, и отрешился, начиная прогонять силу через средоточие. Наполняя его, пока не почувствую жжение во всём теле и оно, средоточие, словно раздувшийся пузырь не начнёт трещать от нагрузок. Было больно. Очень, очень, больно, не щадил я себя, тренируясь до изнеможения и кровавого пота. Вот ещё одна причина, почему многие члены известных семейства бояр — застревают на своей ступени, не спеша идти дальше. Больно. Банально, но это так.