Княжий отрок

Никому из своих товарищей, ни даже самому князю не открывал Григорий своей привязанности. Девушка нравилась ему все больше и больше. Ее разумные речи, ее красота поражали юношу, никогда не задумывался он так, как теперь. Ему все стало немило: и веселье на княжем дворе, и ловчая потеха, он только и думал о своей Оксинье. Ярослав не раз подмечал, что с его любимцем что-то будто неладное творится, и нередко его об этом спрашивал. Но Григорий уходил от прямого ответа шуткою либо отговоркою какою. Решил наконец княжий отрок открыться во всем Оксинье, а там честным пирком да и за свадебку. Весело скакал Григорий в Едимоново, он решил во что бы то ни стало сегодня добиться ответа: согласна ли девушка пойти за него. Он не заметил, как промелькнула дорога от последней остановки, где кормил коня.

Подскакав к знакомому дому, он торопливо привязал коня к воротам и вбежал на крыльцо. В избе не было ни души. Он снова вышел на улицу. Проходившая мимо старуха окликнула его:

— Али Афанасия ищешь? В церкви он, паренек.

— А пономариха где?

— Да они вместе с дочкой на огороды ушли, ишь времечко-то какое Господь даровал, тепло.

Григорий вздохнул свободнее. Он уже подумал было, что стряслось какое-нибудь несчастье. Тут он еще яснее понял, как дорога была ему пономарская дочь. Григорию шел двадцать первый год. Статный юноша с темно-русыми кудрями, с тонкими чертами лица выглядел красавцем. Мягкий, задумчивый взгляд его темно-карих очей невольно привлекал к себе каждого. Не особенно громкий голос юноши, его скромность, необычная близким любимцам князя, его всегдашняя ко всем доброта дополняли очарование. Григория мало влекла ратная удаль, ловецкая охота, ему нравился тихий семейный угол, мирный труд. Княжий отрок хорошо по тому времени знал грамоту, умел читать и даже писать.

Зоркий Матура давно уже присматривался к нему, при случае пытливо спрашивал его то о том, то о другом и мысленно подготовлял из княжеского любимца близкого помощника для себя.

Из всех своих приближенных князь никого так не любил, как Григория.

Он заменил ему убитого в Переяславле Юрия.

Томясь ожиданием, молодой княжий отрок отправился в церковь, рассчитывая там встретить Афанасия одного, чтобы открыть ему о своей любви к его дочери и просить его благословения. Сердце юноши забилось еще сильнее, когда он подходил к святому храму. Но какое-то тягостное чувство сжало его сердце.

— А, вот и ты, гость дорогой! — приветствовал его Афанасий, хлопотавший около иконостаса в церкви. — Помолись угодникам.

Григорий сделал несколько земных поклонов, приложился к иконам и тихо сказал:

— Дело у меня есть к тебе, Афанасий Савельич.

— Дело? Не место здесь, в храме, кажись, о деле толковать, пойдем домой, там и потолкуем.

Оба вышли из церкви.

XXII

— А ну, толкуй, парень, что с тобой попритчилось? — весело спрашивал пономарь спутника.

Григорий невольно смутился.

— Что ж молчишь, сказывай!

Наконец собрался с духом княжий отрок и еле слышно проговорил:

— Полюбилась мне твоя дочь, Оксинья Афанасьевна, выдай ее ты за меня замуж…

— Что-то будто неладное ты задумал!.. Статочное ли дело тебе, княжему любимцу, жениться на пономарской дочери?

— Дороже она мне всего на свете, — вот что я скажу тебе, Афанасий Савельич!

— Ой, негоже тебе, отрок, говорить мне такие речи! Ты большой человек, всегда пред князем, пред лицом его, а мы что, худородные! Да и князь разгневается, — продолжал пономарь, — когда узнает, что у любимого княжего отрока будет тестем простой пономарь! Брось ты все это дело!

Григорий стоял на своем.

— Хочешь, я для Оксиньи всю свою службу у князя брошу, за другое дело примусь.

Пономарь развел руками.

— Ой, вижу, не переговорить мне тебя. Уезжай с Богом до греха, — прибавил он решительно.

— Нет, Афанасий Савельич, не гони, не уеду, пока не решишь, здесь останусь.

— Ишь, блажной какой! — с досадой проговорил Афанасий и задумался. — Уж коли так забрала тебя за ретивое моя Аксютка, слушай, что я тебе скажу. Езжай ты домой в Тверь да дня через три сюда вертайся, я тою порою все обдумаю, со старухой переговорю, тогда и решим.

Лицо Григория расцвело радостью.

— Что ж, Афанасий Савельич, я на это согласен. Прости меня, Христа ради, и не стань поперек моему счастью!

Дойдя до дому, княжий отрок вскочил на коня, низко поклонился хозяину и помчался в Тверь.

Долго смотрел старик пономарь вслед удалявшемуся всаднику. Он еще не мог прийти в себя. Все сватанье Григория ему казалось странным сновиденьем. Статочное ли дело, чтобы любимый княжий отрок мог посвататься к его дочери.

Задумчиво пошел Афанасий в избу и стал дожидаться возвращения своих домашних. За пригорком запела жалейка пастуха, вернулся с пастбища скот. Вечерело. Солнышко медленно уходило на покой. Скоро на пригорке показались жена и дочь пономаря, возвращавшиеся с работ. Афанасий встретил их у ворот, расспросил о работах, а затем проговорил:

— А за тебя, доченька, жених сватался!

Ярким румянцем вспыхнуло лицо Оксиньи, вспыхнуло и тотчас же побледнело. Испуганно взглянула на мужа и старуха.

В те поры ни мать, ни дочь не смели противиться воле мужа и отца: что он решил, так тому и быть. Тем не менее молодая девушка взволнованным голосом спросила отца:

— Дозволь спросить, батюшка, кто к тебе меня сватать приходил?

Чуть заметная улыбка промелькнула по лицу пономаря.

— Сказывать, что ли? Ой, не поверишь!

— Не томи ты девку, говори, Афанасий!

— Да Григорий, княжий отрок.

Снова зарделась, как маков цвет, Оксинья.

— Люб он, что ли, тебе? Задумалась девушка.

— Люб не люб, а такова, видно, воля Божья.

— Высоко ты задумала, дочка, — заметила мать, — не по себе дерево клонишь.

Спокойно взглянула девушка на мать и промолвила:

— Не ведаем мы, матушка, про волю-то Божью. Изумленно смотрел Афанасий на свою дочь.

— Гордыня тебя обуяла, дочка: подумай, что ты говоришь!

— Нет, родитель, не гордыня, а если Богу так угодно, пусть так и будет. Сделай ты все, о чем тебя просит княжий отрок…

— Да ведь князь ему воспротивит жениться на тебе?

— Положись в том на волю Божью, — спокойно ответила девушка. — Коли воспротивится, значит, не судьба.

Долго не соглашался Афанасий на брак дочери с Григорием.

— Возьми святое Евангелие, батюшка, и прочитай, где откроется. Ты сам учил меня верить воле Божьей.

Послушался старик, достал с божницы святую книгу, открыл ее, поставил наугад палец и медленно прочитал: «Имейте веру Божью».

Старик дрожащими руками закрыл Евангелие.

Пораженная стояла и старуха мать.

— Вижу, доченька, что тут воля Божия, иди замуж за княжего отрока, Бог да благословит тебя.

Оксинья пошла готовить ужин, точно ничего и не произошло. Оба старика пали на колени перед иконой и долго молились.

Через три дня вернулся из Твери Григорий. Несмело вошел он в избу пономаря, не зная, какое решение его ожидает. Как и в прошлый раз, в избе никого не было, но Григорий решился ждать здесь возвращения хозяев и погрузился в свои заветные думы. Но вот у ворот раздалось ржание его коня. Встрепенулся Григорий и поспешно вышел из избы. У ворот он столкнулся с Оксиньей.