Княжна
Шрифт:
– Нет. А зачем?
– Чудна ты, княжна Ольха! Одно слово – ненашенская… Как зачем? Вот скажи, что ты хочешь от ковача [7] , тогда и смогу пояснить.
– Оружие, не лук, но похоже.
– Нож, меч не подходят? Чем лук тебе не угодил? Слыхала: ты метка. Умение не сразу приходит.
– Не всегда могу я лук с одинаковой силой натягивать, весь колчан, нет у меня такой силы. Меткая, говоришь? Но не в одной меткости проблема. Этому долго учиться нужно.
7
Ковач –
– Мясо на костях нарастает долго. Ладно. Что ты за оружие хочешь?
– Самострел называется, лучше на пару стрел.
– Не понимаю, – Калинка поднялась, подошла к печи и снизу достала уголек, – Малюй, – положила его перед гостьей, – На полу, – и опустилась вниз. Ольга покрутила импровизированный карандаш и послушно села рядом.
Девушка кое-как набросала эскиз, поясняя:
– Он короче обычного лука, стрелы тоже, особые, но о них после. Понимаешь, вложил стрелу и все – натяжение отрегулировано, пускай хоть двадцать штук – с одинаковой силой летят. И потом, с луком только стоя стреляешь, весь открыт, а здесь – лежа, сидя. И любой стрелок в цель попадет, не только поляница, даже ребенок или старик! Только беда: не знаю я, из каких деталей его делать, не стреляла с него ни разу.
– Не стреляла? – переспросила Калинка, наблюдая, как краснеет ее гостья и, смущаясь, крутит уголек, пальцы в сажу вымазывая.
– Ни разу. Даже в руках не держала, знаю, что такой можно сделать, – и добавила, – Нужно. Помоги? – робко попросила Ольга, с удивлением глядя на Калинку. Та, вместо ожидаемой хмурости или сердитости – ведь девушка просила не пойми чего, улыбалась!
"Что за чудеса?"
– Напоминает точно самострел, что на лосей или кабана ставят, но тот большим делают, а тут махонький, под тебя или ребенка, – сказала Калинка, усевшись рядом с Ольгой, рассматривая рисунок, – Такое сами мужики мастерят. Ничего сложного. Только там одно копье. Один раз летит. Смастерили. Поставили. Зверя завалили. Разобрали. А у тебя на весь колчан хватать должно… Мудрено. Говоришь: не стреляла с такого?
– Ни разу.
– Знаешь, верю. Теперь помогу. Ты издалека к нам приехала, многие обычаи не понимаешь. Пошла к Буреволу, в кузнецу зашла, а для мастера, который готовился железо ковать, нет хуже беды, чем женщина за порог ступит! Он ведь, бедняга, как обычай требует, и к жене ночью не притронулся, чтоб силу свою не расплескать, а тут ты: "Здрав будь!", вот же болотная лихоманка! И как он тебя не пришиб-то? Он же опять всю ночь на сеновале одинокий куковать будет! – задорно расхохоталась Калинка.
– Правда что ль? – Ольга хлопала глазами, но не выдержала, прыснула и поддержала хозяйку звонким смехом.
– Кривда! Кузнец день начинает с омовения, в чистое обряжается, от жены ночью воздерживается, с духами говорит, молится. А в кузницу женщине тоже нельзя входить, когда железо ковать начинают – закон это.
– А как же ты?
– А что я? Женщина-кузнец, внучка кузнеца, в моем роду только это дело и знали. Буревол с севера к нам пришел, батюшка еще жив был. Хворал. Хотел нас с ним оженить. Но не пошла я. Буревол и сговорился с Лаской. Родители ее подсуетились.
– Почему не пошла? Не люб?
– Люб, да так, что в глазах огонь плясать начинает, когда вижу его. Только двум кузнецам в кузне тесно. Сразу сказал: твое дело дети и дом, в кузню ни шагу. Я и дала от ворот поворот. Волчицей выла, когда Буревол
Ласку брал в жены. Эх… Давнее дело. С твоим надо разбираться!– Печалька…
– Забудь. Сейчас пойдем к старицам. А почему помогу, так тоже разъясню тебе, чтоб глазами не хлопала: оружие твое тебе наша Мать нашептала, когда ты с ней встречалась. Только потому оно тебе и привиделось…
– Да нет же… – попыталась возразить Ольга, но осеклась вовремя, – "Не смогу ж иначе пояснить, выдумывать, что за морем-океаном такое есть, а почему никто не делал до сих пор? Купцы ж в разных странах бывают. Пусть считают, как хотят. Мать, так Мать"
– Хочешь сказать, что сама придумала? – озорно прищурилась Калинка, – Все в нашей жизни происходит с позволения Великой Матери, а что разговора с нею не помнишь, так никто не помнит – главное идти по дорожке, что она указывает, и дарами ее правильно распоряжаться: в себе не держать, говорить, делиться. Вот тогда и будет всему люду польза.
Глава 13
Для начала девушки пошли к Любаве. Та была занята приготовлениями к очередному походу, но не отшила их, а внимательно выслушала. Говорила в основном Калинка. Она быстро объяснила, что Ольге привиделось новое оружие, почти как лук или самострел, что ставят в лесу на крупного зверя. В основном мастерица делала упор – это видение от Великой Матери, ведь поляница никогда такое в руках не держала и не видела раньше – значит, ничем, кроме дара богини это быть не может.
Любава отнеслась к новости серьезно, и уже втроем отправились к старицам-поляницам.
Разговор произошел в небольшой комнате, под основным храмовым сооружением. В середине ее горел очаг, свет давали смоляные факелы. У дальней стены располагались каменные выступы, на них были наброшены шкуры белого цвета и восседали три уважаемые старицы-поляницы.
Здесь Ольга увидела и услышала привычные и в ее мире споры – новое всегда с трудом пробивается. Если бы не Калинка, она не смогла бы уговорить женщин дать разрешение на изготовление самострела – не те слова бы произносила, не на то бы указывала. А уж приплести Великую Мать – Макоши и убеждать всех, что это она послала ей видение оружия, которое в ее мире свободно продается в спортивных магазинах, до такого бы она не додумалась.
Никогда.
И ни при каких обстоятельствах.
– Ты понимаешь, что старые луки освящены временем и богами, Калинка?.. – произнесла первая, поднявшись со своего места. Белые одежды полностью окутывали тело, высохшее до размеров тонкой молодой березки, а накинутый плат сливался с седыми волосами. Такими же белесыми казались и выцветшие от лет глаза. Женщина говорила тихо, едва разжимая тонкие губы.
Ольга почувствовала, как мороз побежал по коже, настолько впечатлила ее эта старица, чьи древние годы терялись во времени.
– Все, что может лук в умелых руках стрелка, мы знаем. Мы знаем, как им пользоваться. Нам известно, как стреляет заговоренные луки… А как поведет себя новое оружие?.. Можно ли его иначе, чем на зверя использовать?.. А если мы прогневим кого-то из наших богов?.. – вторила другая, невысокая. Очевидно, она была самой молодой, если сравнивать по почтенной седине – у нее еще мелькали в распущенных прядях темные скрученные завитки.
– Откуда вы знаете, как оно поведет себя? И что станет с людьми, вздумавшими им пользоваться?.. – шелестом опавшей листвы пронесся голос третьей, самой дряхлой, которая продолжала сидеть.