Князьки мира сего

— Специально ради тебя попробуем достать! Слушай, если убедить Кукушкина, что, в случае нашей расправы над пришельцами, они навсегда перестанут преследовать его, за мотивацию это не сойдёт?

— Боюсь, что нет. Мы, евреи, любим гарантии. Откуда ему знать, что чертей столько, сколько мы говорим, или, что не появятся новые?

— А майор ФСБ его не убедит?

— Нет, Петя, в борьбе со страхом нельзя использовать страх. Это я тебе как психотерапевт говорю.

— Тогда ему нужно поговорить с отцом Иларионом.

— Навряд ли это что-то изменит. Но попытка — не пытка, как говаривал товарищ Берия… Эх, Петька! Где наша молодость, куда ушли былые годы?

— «Где будет труп, там соберутся и орлы…» — задумчиво сказал Иваненко, вспоминая «кровавую пирушку». — Труп у нас есть, даже два. И ещё один воскресший.

— Воскресший уже два тысячелетия восседает на престоле с Отцом, притом в человеческом теле! По секрету тебе говорю, как один сумасшедший иудей другому. А орлы, извиняюсь, — это мы!

— Так что, потащим Кукушкина к отцу Илариону?

— Куда деваться, потащим! Только не сегодня. Никто не верит, но я действительно пекусь о здоровье своих пациентов.

* * *

Заходить в храм Семён Израилевич наотрез отказался, и отцу Илариону пришлось беседовать с ним в избушке. Перед беседой священник выставил всех, включая Ольгу, на улицу и запер дверь изнутри на ключ.

Пётр с Владимиром гуляли по опушке леса под моросящим дождём и вспоминали школьные годы. Вова зябко ёжился и думал, какая сейчас погода в Израиле.

— Всё-таки я не до конца понимаю, что со всеми нами происходит, — говорил Иваненко. — Объясни мне, как ты видишь ситуацию в целом?

— Новый виток, Петя, определённо, это новый виток. Ты понимаешь, что такое научно-технический прогресс? Сначала прорыв, НТР, затем зависание на новом уровне, привыкание, воплощение изобретений в быт, совершенствование устройств. Потом новый прорыв. Вот и в Церкви то же самое.

— Ты говоришь об ортодоксальной православной Церкви, я правильно понял? О Церкви, которую называют архаичной, ретроградной, реакционной, консервативной, дремучей, средневековой?

— Да, я говорю о православной Церкви — самой продвинутой и модернистской из всех возможных Церквей, которая является таковой по одной простой причине — её единственную возглавляет Живой Бог, а не зарвавшийся человечишка. Въезжаешь, Петь? Представляешь, что такое «Живой Бог»? Лучше и не пытайся представить! Просто поверь: Он откликается на всё, что происходит на Земле, на всё, что происходит в миллиардах человеческих душ. И Он постоянно формирует новый уникальный путь, по которому направляет человечество. Убирает препятствия, помогает обходить непреодолимые преграды, возводит мосты через пропасти, расчищает и удобряет дорогу, по которой мы движемся. Мы зарываемся, Он нас выкапывает, мы приближаемся к обрыву, Он нас отводит. Он заботится о каждом человеке в отдельности и обо всех людях вместе взятых. Но только православные Ему сознательно поклоняются, и Он печётся о Церкви, которую основал, больше всего. Большинство людей на планете и большая часть наших с тобой соплеменников поклоняются мёртвым богам, а наша Церковь — Живому Богу. Отсюда и черти у нас в дому завелись! Понял?

— Не до конца. Это антиномия?

— Какая, на фиг, антиномия! Тормоз ты всё-таки, Петька! Для чего Господь устроил никоновский раскол? Чтобы Церковь свою спасти, направить на правильный путь, не допустить её захвата католиками при Петре. Так же и тут. Мы не видим, что грядёт, а Он видит и предотвращает. Сейчас здесь вылезет, потом там засунется! Как геморрой у коллективного бессознательного. Что тут понимать? Про ретроградство выдумали как раз настоящие ретрограды, чтобы перевернуть всё с ног на голову. Вот они, да, стремятся к древнему, выдумщики долбанные. Православие средневеково! До средневековья рукой подать, а эти г…нюки мечтают об античном язычестве! То, что они ставят вперёд, давным-давно осталось позади и издохло. Нет, давай реанимировать, пидоров «сэрами» величать. «Уважаемый сэр пидор Элтон»! Ладно, проехали, а то я щас материться начну. Больная тема…

— Вова, а ты давно стал членом своей общины?

— Нельзя сказать, что я вот так вдруг раз — и стал. Это был долгий и мучительный процесс, который и сейчас не завершён.

— И что тебя подвигло на сближение?

— То же, что и всех — поиск смысла. Ну, ещё жена любимая умерла. Ну, ещё благодатный огонь мою одежду воспламенил и целые сутки не гас. Ну, ещё кое-что было. А недавно школьный друг, как живой, нарисовался рядом с Голгофой, а потом исчез… Да, русский бы уже давно монахом заделался, а нас, иудеев, тяжело пронять. Вот и тебя до конца не проняло, хотя ты вчера собственноручно чертягу пришил и с воскрешённым тусуешься. Так или нет?

— Мне бы побольше доказательств. Факты можно истолковывать по-разному.

— Да толкуй, как хочешь, только веруй! Соплеменничек-то наш, Мень, такого натолковал, от кого только можно было по шее получил, а мученического венца сподобился! Будь хоть агностиком, хоть атеистом, лишь бы православным!

— А тебе-то, Вов, за такие слова шею ещё не мылили?

— Да я по жизни юморист, мне всё спускается. А вот если мы сейчас в тепло не попадём, я дуба дам, и ваша община в этом будет повинна!

* * *

Когда они подходили к штаб-квартире, им навстречу выскочил Кукушкин. Вовино лицо приобрело озабоченное и сострадательное выражение, рука запустилась в густые кудрявые волосы своего хозяина.

Дело в том, что Семён Израилевич смеялся! Как потом выяснилось, смеялся впервые за несколько лет.

— Исполнилось мужества сердце моё, и не преткнётся нога моя! — кричал Кукушкин между приступами смеха. — Велия брань нас ожидает, да не смущаются души наши! Мнози восставали на меня, и именем Господним противляхся им!

Кукушкин принялся исполнять дикий аборигенский танец под холодным дождём.

— Вся работа моя насмарку! — заявил Вова, посмотрев на своего пациента, и шваркнул перчатками о доски крыльца. — Повышали самооценку, учились самогипнозу, рефреймингу… Зачем его псалтирью-то было накачивать?

Отец Иларион вышел из избушки, улыбаясь в бороду, положил свою тяжёлую руку на плечо Курляндского и сказал:

— Радуйтесь, рабы Божьи-иудеи! Вам выпала великая миссия — уничтожить третьего гуманоида! Господь хочет, чтобы в ликвидации интервентов поучаствовало как можно больше людей. Зачем — не знаю, но благословляю!

* * *

Никто так и не узнал, что произошло тем днём в избушке отца Илариона, но на Семёна Израилевича оно подействовало очень сильно.

Следующей ночью «команда иудейских охотников» отправилась на задание. Учитывая обстоятельства, начальник штаба отпустил-таки Иваненко на вторую облаву, хотя и нехотя. Пётр вёл автомобиль Вадима, отрабатывающего свою епитимью известным только ему и отцу Илариону способом. Вова сидел рядом и отмалчивался, сжимая под полой плаща выданный майором «Узи» (и где только Степанов исхитрился его достать?). Кукушкин устроился сзади и что-то напевал — он по-прежнему пребывал в приподнятом настроении духа.