Князья Преисподней
Шрифт:
Впереди них, возвышаясь над толпой китайцев — лавочников, солдат, уличных музыкантов и торговцев мышеловками и шляпами — шествовала баронесса Дроздова. Она переходила от одного прилавка к другому, щупала отрезы шелка, кричала на продавцов на ломаном английском или русском и громко рассуждала о сортах ткани и предлагаемых расцветках. Меньшиков (или Коршиков?) все время держался рядом с ней, но китайцы лишь смотрели на них с любопытством, как на слона или похоронную процессию. Лидия прекрасно понимала, что за ней самой следует чуть ли не втрое большая толпа детишек, крестьянок и носильщиков; китайцы сторонились Коршикова (или все-таки Меньшикова?), зато охотно указывали на нее друг другу (подбородком,
— Вы говорите ужасные вещи! — воскликнула Лидия, хотя на самом деле даже не удивилась. — Но распутничать в обществе китайских… дам — это одно, убийство же…
Паола помотала головой:
— Речь не о простом распутстве, мадам, — судя по выражению лица, ей очень хотелось говорить тише, но стоящий вокруг гвалт не оставлял ни малейшей возможности для подобной скрытности. — Как я поняла… мне говорили… сэру Гранту нравится… нравится причинять боль женщинам, с которыми он… встречается. Иногда сильную боль. Знаете, бывают такие мужчины, — поспешила добавить она в уверенности, что порядочным женщинам вроде Лидии ни о чем подобном слышать не доводилось. — Любой может ударить жену, когда выпьет…
Лидия открыла было рот, собираясь возразить, что вовсе не любой мужчина способен на такое.
— … но это другой случай. Здесь, в Китае, есть люди, которые покупают женщин… девушек у их семей и продают мужчинам, которые… которым это доставляет удовольствие.
Скрытое вуалью лицо Паолы алело от смущения. Лидия припомнила соответствующие главы из «Половой психопатии» Крафта-Эбинга, которые она читала со смесью научного интереса и изумления в то время, когда посещала лекции по медицине и вскрытия в Рэдклиффском лазарете в Оксфорде, но воздержалась как от упоминания о своих познаниях, так и от дальнейших расспросов, а также размышлений над только что полученными сведениями о частной жизни не только сэра Гранта, но и помощника итальянского атташе.
Не стала она говорить и о том, что подобные услуги ее не удивили — в стране царила ужасающая нищета, а сами китайцы считали, что все продается и покупается. Такое замечание с ее стороны погрузило бы ее мачеху и тетушек в пучину меланхолии… чем бы ни являлась «меланхолия» на самом деле (доктор Шарко — или все-таки доктор Фрейд? — без сомнения, счел бы меланхолию признаком нервного расстройства… надо будет почитать об этом…).
Поэтому в ответ она лишь ахнула:
— Сэр Грант? Никогда бы не подумала!
Крафт-Эбинг полагал, что такое отклонение свойственно многим мужчинам, и далеко не все они проживают в Пекине. К тому же выявить подобные склонности по внешнему виду человека едва ли было возможно.
— Если бы мне об этом сказала мадам Дроздова или Аннетта Откёр, — речь шла о жене помощника французского торгового представителя, — я бы решила, что это просто сплетни… Вы себе представить не можете, мадам, какие ужасные сплетни тут распространяют! Но я услышала это от собственного мужа.
— У меня есть основания считать, — тактично вставила Лидия, — что мужчины в своем кругу сплетничают ничуть не меньше женщин.
Молодая итальянка снова покачала головой:
— Нет! Сплетничают только женщины, но даже если и мужчины тоже, Тонио… сеньор Джаннини не из таких.
Они остановились у самой большой лавки, перед входом в которую благообразный старик вымешивал в тазу тесто из белой мелкой пудры; он брал кусок теста, растягивал его меж разведенных ладоней, потом складывал вдвое получившиеся жгуты и снова
ронял их в таз, чтобы еще раз обкатать в муке.— Когда я только прибыла сюда, — продолжила Паола, — муж предупредил меня, чтобы я не сближалась с сэром Грантом, а когда я спросила, почему, рассказал о китаянках и доме госпожи Цзо в переулке Большого тигра, куда ходит сэр Грант. Моя матушка сказала бы, что мужу негоже говорить с женой о таких вещах, но поскольку здесь, в посольствах, нам приходится часто встречаться, я рада, что узнала об этом и не завязала с ним дружеских отношений. Позже я услышала от мадам Откёр, что там произошел большой скандал… говорят, в том доме умерла одна из девушек.
Старик уже разделил кусок теста на несколько жгутов, каждый не толще швейной нити, и теперь вокруг его тележки собралась целая толпа, почти перекрывшая улицу.
— Что это? — с интересом спросила Лидия, но Паола только помотала головой.
Лидия задала этот же вопрос стоявшему рядом мужчине, указав пальцем на старика, но полученный ответ «а, тан гоу [14] » мало что прояснил. Когда тесто превратилось в моток тонких мучнистых нитей, старик шлепнул его на ближайший прилавок, подняв белое облако, и нарезал на короткие куски бритвенно-острым ножом, который до этого торчал у него за поясом; на все вопросы Лидии о товаре и цене он отвечал лишь непонимающим взглядом. Когда она, отчаявшись, протянула ему медную монету, старик вручил ей четыре клейких куска, сложил таз в тележку и двинулся к следующему переулку, чтобы повторить там представление.
14
(кит.) конфеты
— Не вздумайте это есть! — мадам Дроздова вынырнула из лавки и тут же вырвала липкие кусочки у Лидии из рук. — А если там отрава?
— Вздор, люди покупали это своим детям, — возразила Лидия.
Несколько уличных сорванцов и в самом деле с удовольствием поглощали тан гоу. Но баронесса не собиралась ничего слушать. Она завернула тан гоу в бумагу и вышвырнула в канаву, откуда их тут же выудили проворные ребятишки.
— Что это такое?
— Господи, дитя мое, да откуда же мне знать? — баронесса решительно направилась в сторону дожидающихся их повозок. — Может быть, опиум.
Меньшиков (или Коршиков) тащил за ними целую груду бумажных свертков, приобретенных во всех встреченных лавочках, так что для возвращения в русское посольство им пришлось нанимать четвертого рикшу.
— Поэтому, как вы понимаете, — заключила Паола, устраиваясь на плетёном сиденье, — хотя Ричард Хобарт производит впечатление весьма воспитанного молодого человека и получает знаки внимания со стороны всех посольских дам, у которых есть дочери на выданье, когда в среду вечером, он заявился на прием к сэру Эллину с опозданием, да еще и пьяным, мне ни в коем случае нельзя было отпускать к нему Холли. Всё-таки он сын своего отца.
Лидия подумала, что ни один мужчина в здравом уме не попросил бы ее руки, сочти он, что в своем поведении она будет походить на отца. Она уже поставила ногу на ступеньку повозки, когда за спиной раздался шепот:
— Мисси…
Старый рикша с заговорщицкой ухмылкой протянул ей завернутый в бумагу белый квадратик тан гоу.
Белое сладкое лакомство напомнило ей рахат-лукум. Повозки, подпрыгивая на ухабах, катились по затянутым вечерним сумраком улицам назад в посольство, а они с Паолой все никак не могли отряхнуть руки от выдававшей их маленький секрет сахарной пудры.