Кобзарь

заедино, вместе!

Где Валах наш? Запевай-ка

веселую песню!

Не про дедов — сами шляхту

караем не хуже!

Не про горе, потому что

живем, а не тужим.

Грянь веселую такую,

чтоб земля ломилась!

Про вдовицу-молодицу,

как она журилась!»

Кобзарь (играет и припевает):

«От села до села

праздник, пир великий.

Я курицу продала,

ношу черевики.

От села до села

танцевать пойду я.

Ни коровы, ни вола, —

в хате ветер дует.

Я отдам, я продам

куму свою хатку.

На виду, на ходу

поставлю палатку.

Стану я торговать

горилкою горькой

да гулять, танцевать

с молодыми только!

Ох вы, детки мои,

я вас пожалею.

Поглядите, как танцую, —

станет веселее.

Я в батрачки пойду,

деток в школу отдам,

своим новым черевичкам

таки дам, таки дам!»

«Славно! Славно! Плясовую!

Поддай жару в ноги!»

Заиграл кобзарь, пустились

посреди дороги.

Ходит площадь. «Ну-ка, Гонта

тряхнем стариною,

пока живы — погуляем,

притопнем ногою!»

«Не смотрите вы, девчата,

что я обтрепался...

Родной батько делал гладко, —

я в него удался».

«Добре, братец! Ей-же-Богу!»

«Дорогу Максиму!»

«Погодите ж!»

«Даром, что ли, так поется:

люблю дочку, чью придется, —

хоть попову, хоть дьячкову,

хоть и просто мужикову».

Все танцуют, а Галайда

на гулянье плачет.

У стола сидит печальный,

слез своих не прячет.

А с чего бы ему плакать?

Сидит себе паном:

есть и деньги, есть и слава,

да нету Оксаны;

Не с кем долей поделиться,

не с кем веселиться,

сиротою довелося

на свете томиться.

И не знает, не гадает,

что его Оксана

за рекой, в плену у ляхов,

у панов тех самых,

что отца ее убили.

Над нею глумились,

хвост поджали — убежали,

в страхе притаились.

Только слушаете, сидя

за стеной надежной,

стоны братьев! А Оксана

в окошко тревожно

смотрит, смотрит на пожары.

«Где-то ты, мой сокол?»

А того она не знает,

Что он недалеко,

здесь, в Лысянке, да не в прежней

старой свитке рваной.

В жупане сидит, горюет:

«где моя Оксана?

Где она, моя голубка,

томится да плачет?..»

А в потемках вдоль заборов,

в кирее казачьей

идет кто-то...

«Что за люди?» —

казак окликает.

«Я посыльный пана Гонты,

пускай он гуляет,

подожду я».

«Ловок, Лейба,

ловок, жид, однако!»

«Спаси, Боже, — не был жидом.

Видишь — гайдамака.

Вот копейка — знак имею».

«Да напрасно ищешь...»

И свяченый вынимает

из-за голенища.

«Признавайся, пес лукавый,

ты привел в Ольшану

в дом ктитора ляхов пьяных?

Я шутить не стану.

Я батрак твой. Я Ярема.

Узнаешь, поганый?

Говори же, признавайся:

где моя Оксана?»

Замахнулся.

«Спаси, Боже...

За рекой... у пана...»

«Выручай же, а иначе —

протянешь ты ноги».

«Добре, добре... Ах, какой вы,

пан Ярема, строгий!...

Тотчас все исполню. Деньги

и стену ломают.

Скажу ляхам: вместо Паца...»

«Ладно. Понимаю.

Лети духом».

«Добре, пане,

вы себе гуляйте,

да часок-другой... покамест

Гонту забавляйте.

А куда везти Оксану?»

«В Лебедин... к монашкам».

С Гонтой весело танцует.

Жупан нараспашку.

Зализняк же берет кобзу:

«Потанцуй-ка, старый! Я сыграю!»

И вприсядку слепец средь базара

чешет рваными лаптями,

говорит словами:

«В огороде пастернак, пастернак;

чем я тебе не казак, не казак?

Иль я тебя не люблю, не люблю?

Иль я тебе черевичков не куплю?

Куплю, куплю, черноброва,

куплю, куплю пару новых.

Буду часто ходить,

Буду крепко любить».

Ой, гоп-гопака!

Полюбила казака,

некрасивого, рябого

да седого старика.

Иди, доля, за бедою,

а ты, старый, за водою,

а я сбегаю в шинок.

Выпью чарку да другую,

выпью пятую, шестую,

да и хватит мне, ей-ей!

Пляшет баба, а за ней

выбегает воробей,

так и чешет — людей тешит.

Веселей, воробей!

Рябой, старый бабу кличет,

а та ему дулю тычет:

«Оженился, сатана,

нет ни хлеба, ни пшена!

Надо деток воспитать,

обувать, одевать.

А я буду добывать,

а ты, старый, не греши,

а ты зыбку колыши,

да замри — не дыши!»

«Как была я молодою, жила весело я,

По-над ставней новый фартучек повесила я.

Кто идет — не минет,

то кивнет, то моргнет,

а я шелком вышиваю

и в окошечко киваю.

Надевайте, хлопцы, свитки,

ожидаю у калитки.

Погуляем, хлопцы, вместе,

заиграем, хлопцы, песни».

«Загоняйте квочку в бочку,

а цыпляток в вершу!..

И... Гу!..

Взялся батька за дугу,

а старая — за гужи.

Дочка, повод подвяжи!»

«Хватит, что ли?»

«Еще! Еще!

Сами ноги носят!»

«В миску хлеба накроши

да побольше квасу.

Дед да баба — оба рады,—

тюрька задалася!

Квасу, квасу подливай