Кодекс Крови. Книга ХVI

— Ну кто так грузит? А если они сдетонируют в трюме? От моей ласточки даже пыли не останется! Рукожопые вы…

Дальше шёл абсолютно доступный и понятный любому русскому человеку ряд эпитетов нелицеприятного характера.

— Дорогая, а как тебе в голову пришла мысль обратиться к баронессе в нашем щекотливом мероприятии? — обратился я к Тэймэй. Предполагалось, что подобные дела необходимо было держать в тайне, а не рассказывать о них направо и налево.

Тех же Кречетов, Исьбернов и Гепардеви я приглашал лично и с понятными целями афиширования моих связей. Что касается Белухиной и Тигрова…

— Вообще, я просто хотела придать весомости нашему появлению. Одно дело, когда мы пройдём процессией через Мантую войдём в палаццо дель Те, и совсем иное, если в воздушном порту будут парить сразу три гиганта, принадлежащих нашему роду. Такого даже монархи себе позволить не могут, — принялась с энтузиазмом высказывать собственные соображения супруга. — Обычно у них один дирижабль для личного пользования, остальные принадлежат другим родам и привлекаются на службу в случае острой необходимости. Исключение у нас в империи. Здесь все воздушные гиганты под негласным крылом империи. Поэтому, когда я обратилась к баронессе с просьбой арендовать два дирижабля для конвоя в Мантую, та не просто согласилась, а тут же примчалась и начала принимать деятельное участие в подготовке, при этом приговаривая, что она ещё покажет макаронникам, как обижать её любимых комариков.

М-да, а в умении нагнать пафоса моей супруге не откажешь. И ведь не в родовом обучении дело, она в юном возрасте была вырвана из семьи. Нет. Это нечто внутреннее. Осознание собственного величия и проецирование его во вне. Я с этими вопросами не заморачивался, хотя, как оказалось, также имел далеко не простых предков. Однако же в части придворных церемониалов Тэймэй давала мне сто очков форы. Что ж, теперь хотя бы стал понятна цель привлечения Белухиной.

Оставив жен, я отправился в кабинет изучать папку, полученную от баронессы. Чем глубже я вчитывался, тем сильнее во мне крепло чувство восхищения бароном Комариным. Это же надо быть такой хитроумной сволочью? Но чего у него не отнять, действовал он всегда в интересах семьи, не гнушаясь любым инструментарием. Чего только стоила рабская привязка Агафьи, в то время как она выходила замуж по любви.

Итак, Михаил Юрьевич Комарин после путешествия по Европе в молодости отметил для себя несколько краеугольных проблем. Он знал, что там его дожидается наследство вместе с серпентарием врагов, уже успевшим уничтожить его предков. И тогда барон решил провернуть гениальную, на мой взгляд, финансовую аферу. Он создал банк, и не простой, а такой с которым сперва стали считаться в Российской империи, а после и во всей Европе.

Русско-Азиатский банк мало того, что кредитовал по сниженным ставкам очень многих дворян Европы, но и даже помог ссудами сразу в нескольких родовых войнах. И не только родовых. Прочитав следующее предложение, я присвистнул. О-хре-неть! Мы давали ссуду де Сен-Гиббонам на проведение Французской революции. Более того, их родовой артефакт до сих пор хранится у нас в залоге. И не где-то там… а в нашей родовой сокровищнице в отдельном схроне.

— М-да, деда! Не того называли кровопийцей Европы, ой, не того!

Ну да я отклонился от темы. Суть же махинаций была в том, что за последние полвека Русско-Азиатский банк выдал такое количество ссуд, что множество аристократических родов оказались у него в должниках. Однако же лояльное отношение, умеренные пени и совсем уж редкие показательные наказания зарвавшихся должников сделали своё дело.

А я ещё удивлялся, что список кровных клятв о ненападении на наш род был столь разнообразен и обширен. Ещё бы, количество знатных фамилий, погрязших в долгах и живущих благодаря нашей милости было в несколько раз большим. Отдельным списком шли фамилии итальянских дворян, ведущих дела с использованием наших транспортных и финансовых ресурсов. Была здесь и оливковая четвёрка, и сахарные бароны, да здесь даже те же дель Ува с делла Ровера отметились.

— Ай, да, деда, ай, да, молодец! — вырвалось у меня. — А на манеже ведь всё те же!

И главной вишенкой на торте было официальное отсутствие нашей фамилии в числе акционеров банка. Были Тигровы и Белухины, а мы оставались в тени.

Чем мне это могло помочь в восстановлении прав? В общем-то, дед взял в финансовые тиски яйца большинства врагов рода Занзара. Стоило кому-либо дёрнуться в нашу сторону, и они запросто могли оказаться банкротами, более того, некоторые лишились бы своих дворцов, земель и предприятий. И это не говоря о том, что их политическим и деловым врагам могли быть отправлены прелюбопытнейшие письма анонимного содержания, в которых бы вскрылись многие их прошлые прегрешения. Добить слабого в таком случае удалось бы чужими руками.

В завершении этой прекрасной схемы говорилось о том, что Русско-Азиатский банк ежегодно устраивал в каждой стране по приёму, на котором кулуарно и выбирался козёл отпущения из особо злостных неплательщиков. Неявка должников была равносильна подписи в собственной несостоятельности. Поэтому приём становился местом подкупов и торгов суммами такого размера, что могли бы отчасти и уменьшить долги некоторых родов.

Вот подобный приём и планировали провести в этом году в Италии лично баронесса Белухина и Аристарх Тигров, заодно прижав моих врагов, и при необходимости помочь обезвредить кого-либо из них. Местом проведения приёма баронесса предлагала сделать палаццо дель Те возрождённого рода Занзара.

Я же пока не видел для этого причин, предпочитая посмотреть на реакцию высшего света в связи с восстанием из небытия рода Занзара, а уж после начинать давить на доступные рычаги влияния.

Сложив бумаги, я всё же поразился дальновидности барона Комарина. Это же какие мозги и какая предусмотрительность.

* * *

Пока дирижабли отправились в солнечную Италию, я в компании Ольги решил навестить сестру с Ксандром на её изнанке. Нужно было заранее договориться об экспедиции в рыболюдям и установлении контакта. Погода здесь уже явно соответствовала жаркому июлю, а не нашему весеннему слякотному апрелю. Нам даже пришлось скинуть куртки, чтобы не сжариться на летнем солнышке.

Изнанка сестры встречала нас совершенно освоенным и пасторальным видом. Разрухи как не бывало. Восстановленные дороги, складские помещения, административные корпуса, даже небольшая собственная больница. И всё это за несколько месяцев. Настроение людей вокруг тоже разительно изменилось. Не было обречённости и озлобленности. Слышны были разговоры, изредка разбавляемые шутками.

— Не переживай ты так, — шепнула мне Ольга. — Её здесь любят и уважают.

— Так заметно? — я ждал сестру, пока она завершит разговор с руководителем грузового конвоя, недавно прибывшего на изнанку, и отмечал для себя мельчайшие детали обстановки.

— Им — нет, мне — да! — улыбнулась Ольга. — Переживаешь, что вырвал из привычного мира и семьи, а взамен дал ворох проблем.

Так и было на самом деле. С учётом всех событий, что происходили с нами, я удивлялся, как Кирана ещё не послала меня куда подальше со всеми войнами, покушениями, политическими интригами и божественными катаклизмами. Всё перечисленное мало походило на лёгкую, сытую и довольную жизнь в достатке, которую я ей когда-то обещал.

— Ты ей дал семью, любимого мужчину и уверенность, что её стая никогда не предаст и не оставит в беде. Кстати, о стае…

Из-за поворота выбежала арктическая волчица сестры, облепленная бельками. Её преследовала целая лавина маленьких пушистиков, способных обглодать мамотуса до голых костей за полчаса.

Волчица спешила к Киране с выражением вселенской печали и мольбой в глазах избавить её от этих странных созданий.

— А ну-ка! Кыш! Дайте Арве спокойно погулять, — едва сдерживая смех, скомандовала сестра белькам, и те бросились в рассыпную. Последнего пушистика волчица буквально выплюнула изо рта, где тот уже принялся устраивать себе лежбище.