Кодекс Крови. Книга ХVI

— Да там чего только не было, будто со всех концов насобирали. И флорины, и скудо, и лиры… Местные монеты.

— А что с грузовиками?

— Вспомнили их. На них ленты были и гербы. Со свадьбы прямиком они приехали. Бароны расплатились приданным своих невесток из рода д’Эстутвилей.

— И ведь никого же из них не смутило, что за молодых, красивых девок не просто так дают приданное такого размера, — размышлял я вслух. — Нам кровь из носу нужны невесты… Кажется мне, они смогут пролить свет на всё происходящее.

А дальше новости повалили сплошным потоком. И первой сорокой, принёсшей вести стала Ольга:

«У меня для нас плохие новости. Девиц д’Эстутвиль не существовало в природе, — принялась она коротко вводить меня в курс полученной информации. — У последних живых представителей этого семейства было три сына и две дочери. Почти весь род казнён во времена революции, остался в живых лишь один сын Марсель, и тот живёт под домашним арестом в родовом особняке в Париже».

«Это всё тебе рассказал хранитель архива?» — удивился я. Уж он точно не должен был быть в курсе последних парижских раскладов.

«Не-е-ет! Это нам сообщил его коллега из Франции, досрочно отправленный на почётную пенсию в связи с упразднением аристократического сословия в республике и, как следствие, отсутствием необходимости содержать Геральдическую службу»

«Прелестно! Девиц не существовало, золото в их приданном оказалось ненастоящее, но кто и за что тогда на нас покушался?».

«А вот это самый интересный вопрос. Если дословно разобрать слова провидицы Борромео, то роднёй д’Эстутвилей с соответствующим гербом являлись Талейраны, которые позже стали называться де Талейран-Перигоры. Но если кто-то использовал фамилию почти уничтоженного рода как прикрытие, то нас с Борромео кто-то мастерски пытается стравить с французами».

«Или сами французы задолжали столько, что решились уничтожить акционеров банка. Правда, в таком случае их родовые артефакты в залоге так и остались бы в наших закромах».

«Нужны девицы. Без них собрать воедино этот пазл будет сложно», — признала очевидное Ольга.

Мне же пришла на ум ещё одна идея.

«Поинтересуйся у хранителей, кто из родов имел способность к трансмутации или преобразованию веществ, — задумался я и после добавил, — возможно ещё и к овеществлению иллюзий. У нас золото перестало быть таковым».

'Постараюсь узнать! — пообещала жена и тоже оборвала связь.

* * *

Пётр Алексеевич Кречет просматривал очередной отчёт по международной повестке. Когда дело дошло до Италии, где сутки назад чудом не взлетели на воздух три русских дирижабля, у императора глаза на лоб позли.

— Дмитрий Фёдорович, — обратился он к безопаснику, — скажите, что это лишь фигура речи «преподнесли в дар головы трёх баронов на остриях пик».

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — Медведев, самолично получивший последнюю информацию и включивший её в доклад, не стал лукавить. — Вот такие подарки у местных.

— И это нас ещё называют варварами?! — тяжело вздохнул Пётр Алексеевич.

Последний возглас остался без ответа.

— Вообще, Комарина хоть не отпускай заграницу, то монархи сменяются, то перевороты отменяются, то дирижабли уничтожаются, а уж про выживаемость местной аристократии в процессе я вообще молчу. Неприятности так к нему и липнут.

— Ну и пусть липнут за пределами, нам всё равно прибыль! — возразил Медведев, подходя к карте, висящей на стене у императора: — Иранцы на юге присмирели? Присмирели. Гепардеви дальше Дербента не полез, хоть и мог бы. Османы тоже пока переваривают визит княгини Виноградовой с женихом. С японцами вполне нормально разошлись. На Рюгене приросли базой логистической, а от французов узнали про ёлку кремлёвскую, накопительную для Гиббона. Так что пусть ездит. В нашем деле он оказался исключительно полезен для страны.

— Всё я понимаю, Дмитрий Фёдорович, — покачал головой император, — просто переживаю, что когда-то лимит везения графа может закончиться.

— Значит, будем помогать, как в случае с Шен дю Лиимузенами, — пожал плечами безопасник. — Хорошо хоть ещё в известность принца Андрея ставит.

— Что есть, то есть. Радует, что хоть с одним из моих детей ему удалось достигнуть взаимопонимания. — Император еще раз взглянул на сводку и переспросил: — Ему точно за три трупа ничего не будет?

— Ничего, — с уверенностью ответил Медведев. — Руки его чисты, тем более, он местный герой после теракта и устранения его последствий.

— Ну что ж, держи руку на пульсе. В этом мире мы должны всегда успеть прийти ему на помощь.

* * *

Пока принцесса Елена млела под сильными ладонями азиатских массажисток, благоухая маслами и проваливаясь в сон от истомы, мозг Луизы-Антуанетты Барбарис напряжённо работал.

Утренний звонок графа Комарина не шёл у неё из головы. Всё в этом разговоре было неправильно: начиная с предлога и заканчивая намёком на безопасность дочери.

Луиза-Антуанетта ни словом не соврала графу. д’Эстутвили сидели с ней в соседней камере в Бастилии. И если бывшей маркизе удалось выйти оттуда, то её соседям — нет. Родство с Талейранами они тоже имели, но не настолько близкое, чтобы французский дипломат мог предоставлять приданное грузовиками за чужих девиц. Из-за нехватки информации из этого разговора выходила бессмыслица, но предчувствие подсказывало Луизе-Антуанетте не забывать этот разговор. Он имел значение.

Поэтому ведомая неким шестым чувством, что у женщин считается интуицией, Луиза-Антуанетта сбежала в дамскую комнату и вынув из кармана халата мобилет, набрала номер человека, которого искренне не любила, но с которым вынуждена была работать.

— В заповедном лесу должен был сдохнуть последний варан, чтобы ты сама мне позвонила, — услышала она в аппарате насмешливый голос Гийома де Талейрана-Перигора, главного дипломата Французской республики. — Что стряслось?

— Вы проводите какую-то операцию по внедрению агентов в Пьемонте? — наконец, сформулировал она свой вопрос издалека.

— Мы много что проводим, — отрезал дипломат, — но тебя это не касается. Ты работаешь на своём направлении.

— Кто бы спорил, — буркнула себе под нос шпионка, а затем громче добавила: — Не ожидала от вас такой топорной работы. Использовать фамилию собственных родных, не покинувших стен Бастилии, ещё куда ни шло, но представлять агентов для внедрения как тройняшек? Не выдерживает критики. Таких берут на учёт с рождения.

Талейран молчал, обдумывая информацию, но меньше, чем через минуту вопросы из него посыпались горохом:

— Имя рода?

— д’Эстутвиль.

— Город внедрения?

— Мантуя и окрестности.

— Информатор?

— Граф Комарин.

— Кто? — не поверил своим ушам французский дипломат.

— Вам не послышалось, — четко и раздельно произнесла Луиза— Антуанетта. — Граф Комарин.

— А этот почему вдруг решил с тобой беседы вести по собственной инициативе? — тут же насторожился Гийом.

— Он позвонил узнать, какие подарки можно было бы подарить на свадьбу девицам д’Эстутвиль. А единственные девицы д’Эстутвиль, которых я знала, не вышли из Бастилии, — шептала шпионка в мобилет. — Отсюда вывод, кто-то нагло притворялся вашими родственниками. Уж простите, что решила оповестить о подобном.