Кодекс Крови. Книга III

— Арестовывать будут? — спросила по кровной связи вампирша, услышав недвусмысленное приглашение и рассмотрев неожиданный комитет по встрече.

— Нет, будут почти вежливо просить проследовать за ними для уточнения обстоятельств, — ответил я Агафье, просмотрев воспоминания через кровь, доставленную комарихами.

Здесь на юге сезон комаров ещё не завершился, а потому подручных разведчиц у меня было хоть отбавляй. Не забыл я разослать своих девочек и на территории базар-дворца, но там, к сожалению, часть насекомых погибла при взрыве и пожаре, а оставшиеся не успели передать мне кровь для полноценного просмотра памяти охраны и слуг.

Я надеялся хотя бы через обрывки воспоминаний отыскать место содержания и заточения Полозовой, но взрывы внесли коррективы в мои планы.

— На вежливую просьбу пока похоже не очень, — задумчиво отозвалась Агафья, — однако и нравы здесь другие. С неугодными или потенциальными врагами обычно обходятся совсем по-другому.

— Давай дождёмся аудиенции с местными хозяевами жизни, а после уже будем судить.

На этот раз нас принимали в загородной резиденции князей Маковых, судя по алым штандартам на флагштоках и узнаваемой цветочной ковке на воротах.

Я с удивлением взирал на вполне европейский вид резиденции. Обилие стекла, металла, камня. Лаконичность линий, живые изгороди, небольшой балкончик на уровне второго этажа с видом на побережье. Общее впечатление застыло где-то на границе между «безлико» и «неуместно, чужеродно». Ещё больше это ощущение усилилось, когда нас вышел встречать высокий подтянутый мужчина без обуви в чёрном приталенном пиджаке и белых свободных штанах. Его смуглая кожа, тёмные вьющиеся волосы, короткая бородка и усы, а также подобие чалмы на голове выдавали в нём иранца. На боку у него висел ятаган в чёрных ножнах с серебряной чеканкой по краям.

При виде незнакомца наши сопровождающие упали ниц, уткнув головы в землю. Мы с Агафьей остались стоять, как ни в чём ни бывало.

Цепкие глаза иранца прошлись по мне, особо задержавшись на серьге в ухе, а затем обратились на Агафью. Ей он уделил гораздо больше внимания. Я же продолжил боковым зрением оценивать встречающего. Лет сорок, однозначно хороший боец, в каждом движении сквозила хищная грация. Удивило практически полное отсутствие драгоценных камней в одежде и на оружии. А как же артефакты? Серебряная чеканка на его ножнах должна была создать впечатление среднего достатка, но осанка и взгляд выдавали с головой человека, привыкшего повелевать. Кроме того, от него просто-таки веяло опасностью.

— Шехзаде Абдул-Азиз Гепардеви, собственной персоной, — раскрыла инкогнито Агафья, — третий… а нет, уже второй сын шахиншаха Мозафериддина и лучший клинок империи.

— Я чувствую страх в твоём голосе? — непомерно удивился я, пытаясь распознать эмоции вампирши.

— Этот человек силён, быстр и опасен, как я. Он кожу с живого человека способен спустить настолько быстро, что тот не заметит, — огрызнулась Агафья.

— И?.. — я чувствовал, что здесь что-то личное, не просто страх или опасение. Агафья не успела ответить, ибо слово взял сам шехзаде:

— Самая сладкая из когда-либо вкушённых мною роз, что ты забыла в компании сего, несомненно, достойного мужа?

Абдул-Азиз прошёл мимо меня, видя перед собой только облачённую в паранджу вампиршу. То ли для полного пренебрежения, то ли из безразличия, но вопрос иранец задал на итальянском, провоцируя меня на ответные действия.

— И один из моих любовников, — сокрушённо призналась в очевидном баронесса.

— Как он тебя узнал?

— Запах. У Азиза звериный нюх, доставшийся от первопредка.

— Что же ты молчишь, моя роза? — ходил иранец вокруг Агафьи и чуть ли не облизывался. Глаза его затмевала похоть, а ноздри хищно раздувались, улавливая одному ему известные запахи. — Ты пахнешь страхом и вожделением, моя дорогая, — мурлыкал шехзаде, — а ещё ты пахнешь им…очень странно пахнешь…

— Именно так и должна пахнуть любимая женщина, — отозвался я, смещаясь к Агафье, — исключительно своим мужчиной.

Гепардеви моргнул, прогоняя наваждение, и уставился на меня, будто впервые увидел. Рука его бесконечно медленно тянулась к ятагану, но он сдержался. Более чем уверен, сейчас со стороны мы были похожи на бешеных псов с ощерившимися пастями, готовых вступить в бой за течную суку.

— Агафья, если почувствуешь опасность, без раздумий используй перстень-портал в школу в Карелию, — предупредил я вампиршу, заметив, что та смотрит на шехзаде как кролик на удава. — Агата! — гаркнул я мысленно, приводя в чувство девушку.

Та отмерла и отвела взгляд в землю. Даже мне было заметно, что её тело била крупная дрожь.

— Не говорите того, чего не знаете! — наконец, отреагировал на мои слова Гепардеви, — вы отрезаны от мира запахов и не имеете ни малейшего представления об их разнообразии. — Принц Ирана и Аравии подошёл ко мне вплотную и втянул воздух, практически касаясь моей шеи. — Вы пахнете болотом, полуночным костром, спелым виноградом, нагретым под лучами полуденного солнца, и… он запнулся, с удивлением уставившись мне в глаза, —… и реками крови.

Я полностью повторил его движения, демонстративно вдыхая запах принца. Комарихи ещё раньше принесли мне каплю его крови, поэтому теперь пришла пора удивляться Абдул-Азизу:

— Ты же пахнешь кровью, смывшей горечь разочарования от предательства вассала, торопливо удовлетворённой похотью в объятиях рабыни-гречанки и, наконец, предвкушением старой мести и нового приобретения.

С каждым сказанным словом зрачки Гепардеви расширялись и сейчас почти скрыли радужку. Он даже пропустил переход на «ты» с моей стороны.

— Кто ты? — теперь внимание Абдул-Азиза уже полностью было сосредоточено на мне.

Ещё бы, не каждый день ему попадались люди, способные столь точно описать тончайшие запахи, исходящие от него. На самом деле, получасового среза памяти мне хватило, чтобы восстановить картину дня шехзаде.

Тот прибыл на рассвете, намереваясь посмотреть, кому достанется ненавистный жеребец, не поддавшийся руке и плети Азиза. Кроме того, принц планировал участвовать в аукционе на Полозову. Ту даже ему показали сегодня, практически перед нашим приездом.

В этой части воспоминаний я особо удивился. Девушка пятнадцати лет не выглядела сколько-нибудь испуганной или опечаленной собственной судьбой. Она дерзила своим тюремщикам, а будущему владельцу вообще по-хулигански показала язык и пожелала научиться добиваться внимания женщин, а не покупать за деньги, как распоследний урод. За свои слова она тут же поплатилась, получив увесистую пощёчину. Гепардеви схватил девушку за толстую смоляную косу и пообещал навсегда укоротить нахалке язык, на что мелкая суицидница расхохоталась безумным смехом и ещё больше разъярила иранца, заявив ему в лицо: