Кодекс

— Он очень странный тип, Эдвард. Я бы с удовольствием избавился от такого клиента, но он уж больно богат, а нам нужны деньги. — Облако тревоги прошло по его свежему, без единой морщинки лицу. — Я пытаюсь поднять «Интех» с земли, а ничего, хоть убей, не подворачивается. Еще два месяца, и мне нечем будет платить зарплату. Но тебе-то он зачем? Ты у нас в полном шоколаде — и ввязываешься в дело, которое очень серьезно может повредить всей твоей карьере. Я просто смысла в этом не вижу.

— Да из-за чего шум? — увернулся Эдвард. — Подумаешь книги.

— Вот и я о том же. Ты подумай, так ли уж тебе нужна эта книга и не лучше ли с этим завязать.

— Я ужезавязал. Чего он еще от меня хочет? — В голосе Эдварда прорезалось раздражение. — Чтобы я завязал двойным узлом?

— Угу. Тройным. Ты просто подумай, и все. Больше я ни о чем не прошу.

Минуту Эдвард молчал, потирая подбородок и упрямо отказываясь думать. Предмет разговора отчаянно сопротивлялся всякой серьезной, трезвой, аналитической мысли. У него сложилось впечатление, что Фабриканта не настолько уж беспокоит его судьба. Просто сам факт того, что кто-то действует вопреки своим профессиональным интересам, оскорбляет его, кощунственно подрывая его финансистское кредо.

Проходивший мимо официант, правильно рассчитав момент, умыкнул их тарелки. Когда прибыл счет, невероятно большой, они поспорили, кто будет платить, и Эдвард, к своему удивлению, победил. Он оставил себе корешок с мыслью возместить убыток как-нибудь после, и они вместе вышли из ресторана.

Ряды завтракающих силовиков слегка поредели. Мимо, опустив головы, двигались представители младшего персонала (того, что с девяти до пяти) и покупатели, уже навьюченные пакетами от Барниса, Блумингдейла, Крейта и Баррела. Заурядная коммерция заурядных людей. Эдвард всерьез подумывал, не завалиться ли снова спать, когда придет домой. Они с Фабрикантом оценивающе посмотрели друг на друга при ярком свете — солнце отражалось от полированных ручек автомобилей и металлических оконных переплетов «Ресторейшн Хардвэр» и «Уильямс-Сонома».

— Ты правда не знаешь, в чем тут фишка? — спросил Фабрикант. — Чего он так бесится из-за этой книги?

— Она, возможно, больших денег стоит, — пожал плечами Эдвард.

— Ну да?

— А что?

— Тогда она должна стоить чертовски много, иначе трудно понять.

— Шесть цифр, а может, и больше.

Фабрикант презрительно фыркнул.

— Ты меня удивляешь. — Эдварду пришло в голову, что Фабрикант, возможно, в самом деле жалеет его. — Это действительно все, что тебе известно? Я думал, ты в этом деле профи, а ты просто любитель. Ты еще хуже, чем я.

Он печально покачал головой. Он сказал это без намерения оскорбить, и Эдвард в общем-то не обиделся.

— Будь поосторожнее, вот что. И в любом случае держись подальше от герцогини.

— Ты ж вроде говорил, что не знаешь ее.

— Да, не знаю. И знать не хочу. Тебе известно, какая у нее репутация?

— Какая? — Эдвард все больше проникался чувством, что он не узнал ничего путного, упустил нить и теперь движется вслепую.

— Парней вроде нас она ест живьем, — подмигнул Фабрикант. — На завтрак.

Он зашагал прочь, расправив широкие плечи и сунув руки в карманы, что делало его еще потряснее, если такое возможно.

14

На следующий день Эдвард и Маргарет отправились в путь.

Вест-Сайд-хайвэй, по которому они ехали, постепенно перешел в дорогу 9А, ведущую из Манхэттена на север, вдоль реки Гудзон. По мере их удаления от города машин становилось все меньше, а движение ускорялось. Они промчались мимо монументальных многоквартирных домов на Риверсайд-драйв и мимо мавзолея Гранта, миновав две клеверные развязки — на восток, в Гарлем, и на север, в Бронкс. Под мостом Джорджа Вашингтона покачивался красный буксирчик, очень похожий на пластмассовую игрушку для ванны.

Машину взяли напрокат — зеленый «форд-контур», дешевку с шикарными обводами, этакое стерео на колесах, — но Эдвард любил сидеть за рулем, а делать это ему доводилось не часто. Опустив окно, он жестами изъяснялся с другими водителями и ровно ни о чем не думал. Уехать из города было для него облегчением. Завтрак с Фабрикантом бестактно напомнил ему о не выполненных обязательствах и бросил тень на ближайшее будущее, но теперь ему удалось снова забыть обо всех этих неприятностях — или по крайней мере загнать их в карантин, откуда ни одна мысль не могла выйти без строжайшего досмотра.

Это был чудесный золотой летний день, сухой и жаркий. Дорога словно качели ныряла вниз и взлетала вверх вдоль высокой стороны долины Гудзона. Эдвард гнал, как на состязаниях, но Маргарет как будто не возражала. Они пролетели Ван-Кортленд-парк по трехполосному шоссе, скользкому и лоснящемуся от старости. Утреннее солнце просвечивало сквозь висящую в воздухе пыльцу и листья гигантских доисторических деревьев — те, сходя с холма к дороге, насыщались углекислотой, выдыхаемой миллионами живущих поблизости человеческих особей.

Маргарет молчала и смотрела в окно, погруженная в собственные мысли. После времени, проведенного в квартире Уэнтов, враждебности между ними поубавилось. Оба как будто поняли, что, хотя ничего общего у них нет, их временному партнерству это не помешает. Маргарет надела сегодня плиссированную юбку, зеленую с голубым, и голубые чулки. Ее длинные ноги плохо помещались под приборной доской.

— Кому это пришло в голову назвать город Фреш-Киллс ^[43]? — заметил Эдвард, проехав мимо дорожного указателя.

— «Килл» по-голландски «ручей». Чистые Ручьи.

— А зачем они загнали свой филиал в такую даль?

— Не знаю.

— Вы туда часто ездите?

Она потрясла головой.

— Там нет ничего, что меня бы интересовало, — никаких значительных средневековых фондов. В основном филиал служит хранилищем для статей Хэзлита ^[44]— там газет на несколько сотен футов в вышину — и для излишков комплектования. Я ездила туда пару раз по делу, когда работала в библиотеке.

Она снова отвернулась к окну. Эдвард думал, что теперь она замолчала надолго, но ошибся.

— Хочу вам что-то сказать. Я проделала кое-какую работу с индексами герцогской библиотеки.

— С индексами?

— Большинство частных библиотек не пользуется стандартной классификацией вроде десятичной системы Дьюи. У них свой порядок расстановки книг, более или менее произвольный. Библиотекари называют это полочными индексами. Каждый стеллаж или полка обозначается определенной буквой, или именем римского императора, или частью тела — что кому в голову придет. Иногда такое выдумывают… Вы читали «Имя Розы» ^[45]?