Кофе готов, милорд

Отойдя от овощного прилавка, я оглядела стройные деревянные ряды. К кинзе обязательно найти бруснику, а заодно забежать в бакалею за бурым рисом и специями. Готовка простых блюд отходила на второй план, очень уж нравилось нашей кулинарной фее возвращаться к прежним стандартам графского дома.

Я одобряла повышение качества и изысканности блюд, а сама втайне сыпала голову пеплом за то, что не отучилась на маркетолога – реклама требовалась качественная, так как людям со среднем достатком плевать, кинза в салате или петрушка, а стоимость у них ого-го как отличается. Платить же больше за блюдо только потому, что в нем немного другие специи или иной сорт ингредиентов могут себе позволить исключительно богачи, которые к нам пока что не заглядывали.

Приветствуя знакомых и вежливо улыбаясь незнакомцам, но потенциальным клиентам, я протискивалась к бакалейному ряду навстречу известному всему рынку представителю горного народа.

– Вай, красавица моя хорошая пришла, вы только гляньте повнимательнее! – восхитился от всей души торговец Джах, оглаживая черную, как смоль, бородку. Я была совершенно права, когда предположила, что местные горцы похожи на наших кавказцев. Более того, они, по сути, ими и были, только здесь это преподносилось гордо и без выдумок – горный смелый народ, щедрый к друзьям и беспощадный к врагам. И это только самопрезентация, а какие о них ходили слухи – уши стереть можно.

Не смотря на то, что последние несколько месяцев государства считались врагами, дядя Джах проявлял истинно философскую позицию своим непередаваемым акцентом:

– Смерть – это всегда плохо, особенно когда внезапно. Какая разница, кто умер – гордый орёл или красивый лебедь, да? Всё равно больно. Даже когда молодой баран умирает, тоже больно, хоть и вкусно. Еще одну порцию шашлыка, моя хорошая.

Именно поэтому я не постеснялась сделать ему крупный заказ на бакалейные товары, которые у нас потихоньку подходили к концу. Горец справился с присущей ему быстротой и аккуратностью, снабдив коробку с покупками горстью конфет «для красывой дэвушки».

– Какой аромат, слушай, а? Не кинза – амброзия. Где такую только берешь? Мне для хинкали надо, хороших людей угощать. Вино есть, шоти-пури есть, пеламуши есть, хинкали нету.

– У тёти Лины купила, ей внук выращивает. А что, в город прибывают ценители горной кухни?

– А как же. Война закончится, все по домам разойдутся, ко мне бэбиа приедет, дейда приедет, все приедут, праздновать будем.

– Война закончится? – сердце забилось часто-часто.

– Как иначе? Конечно кончится, обязательно. Сегодня они домой приедут, завтра встретятся поговорят, выпьют чачу, закусят пхали, в баню сходят и снова мир-лад настанет.

– Кто… приедет? – во рту внезапно пересохло.

Отец вернется? Они обо всем договорились и делегацию выпустят из страны?

– Министры наши приедут домой. Не слышала, не? Выпустят их из крепости, вместе со слугами выпустят. Я всегда говорил, щедры мы от природы, милосердны, даже эти шакалы. Разве кто говорил про воевать? Молодые, наверное, попугать вздумали, кровь горная кипит. Ничего, домой вернутся, им деды уши оборвут за такие гнусности.

– Откуда вы знаете?

– Так весь рынок знает! С утра гудит, что улей с горным мёдом. А мне не веришь, у Каси спроси. Касиян!

На восклицание колоритного торговца обернулся лавочник-самогонщик, выставивший свою продукцию на рыночный прилавок. На самом деле, называть его самогонщиком некорректно – мужик гнал качественные настойки на фруктах и травах с небольшим, но увесистым градусом, незаметно дающим в голову. Я не оценила, а вот дед Яким мигом вычислил самого полезного человека на ближайшие три улицы и сходу завел с ним интеллигентное знакомство.

– Что про беду скажешь?

– Да порубать всех врагов в капусту и дело с концом.

– Погоди порубать, – возразил рассудительный горец, – про сегодня говори.

– А что сегодня?

– Да что с ним толковать, он всё утро сахар мерял для своих бутылей, всё прослушал, пьянь. Я так скажу, вернутся наши соколики невредимые во дворец, а оттуда мы усем покажем, где раки зимуют. Я жизнь прожила, мне виднее.

Эту склочную бабку не любил на базаре никто. Совершенно потрясающий талант баб-Мики слышать все разговоры и везде влезать со своим жутко авторитетным мнением стал притчей во языцех города. Я поспешила рассчитаться за покупку с бакалейщиком и убраться подальше от базарной склочницы, не стесняющейся проехаться по больному всех мало-мальски известных людей. Почти успешно.

– Уважь старость, вертихвостка. Бабушка тут надрывается, дурью башку эту на своем горбу прёт, а она расстоялась тут, аки барыня. Держи, чай не переломишься, – сказала она и вручила мне башку. Свиную.

– Баб Мик, а зачем вам голова бедной хрюшки?

– А вот что бы ты у меня спросила да мучилась без ответа, – ехидно ответила старушенция и энергично поковыляла к хлебобулочным изделиям. – Небось скучно тебе за стойкой целыми днями стоять, вот и подумала я, дай башку свинье отчекрыжу, пусть погадает Ритка, для чого оно мне потребно.

– Поняла, не спрашиваю, – ничего себе, килограмм десять-то эта хрюша себе на плечах отрастила, не меньше, а то и все двенадцать. – Мне б домой по-быстрому, у меня кинза вянет.

– Домой, домой. Сначала ко мне, а потом так и быть, к себе воротайся. Нешто я нелюдь какой злобный?

– Вот повянет, нечем будем новое блюдо посыпать, тётя меня потом выпорет, как сидорову козу, – руки болели от непривычного веса, а окружающие люди не спешили расступиться, толкая меня в товарищеском потоке.

– Вот кто нелюдь, а люди про меня бают, что я карга зловредная.

– Да нет, тётя Берта добрая, просто не любит, когда её наказы плохо выполняют.

– Так нешто я о ней толкую? Сидор твой нелюдь, коз порет почем зря. А Берта на вас правильно розог не жалеет, молодежь только орешником по заднице учить и учить.

– Чему меня учить-то? – едва протиснувшись сквозь особенно плотную толпу и умудрившись не упустить тяжеленную голову, которую приходилось держать на вытянутых руках, я исхитрилась и убрала локтем со лба мокрую светлую прядь.

– Например, тому, как на базаре кошель не обронить. Проворонила, ворона?

Какого черта?! Старый потертый кошелек, еще минуту назад крепко привязанный к поясу и убранный в потайной карман полушубка, бесследно исчез!

– Проворонила, – довольно резюмировала бабка, счастливым взглядом окидывая людской поток. – Кто ж через толпу с весом ходит? За кошель держаться все время надобно, ни на минуту из рук не выпускать.

– Да вы же сами…

– Ага, ага, сама. Так… Вот я сейчас и… – узловатая клюка взметнулась вверх и с силой рухнула на мимо проходящего бомжа. – Попался, козлик!